Аннотация: В рецензии рассматривается новая книга российского социолога и левого публициста Бориса Кагарлицкого, посвящённая анализу недавнего прошлого и текущего состояния мировой левой мысли. В книге уделяется внимание наиболее спорным и актуальным вопросам марксистской теории, разбираются исторические сюжеты, связанные с марксистской практикой, попытками антикапиталистических революций и построения некапиталистического общества. Кагарлицкий пытается проанализировать причины нынешнего упадка мирового левого движения, его «долгого отступления» и дать рецепты выхода из кризиса. Он также отвечает на либеральную критику марксизма. Автор рецензии, в свою очередь, даёт левую критику позиций самого Кагарлицкого, вскрывает противоречия его аргументации, оспаривает продуктивность его подхода.
Ключевые слова: марксизм, антикапитализм, социализм, левая критика, современная левая мысль, мир-системный анализ, теория зависимого развития, левое движение.
Автор: Косяков Дмитрий Николаевич, критик, искусствовед, публицист, руководитель Красноярского регионального отделения Совета молодых литераторов при Союзе писателей России, член Союза писателей России.
Dmitry Kosyakov
Old mistakes and new data:
Reflections on Boris Kagarlitsky's The Long Retreat
Review.: Boris Kagarlitsky. The Long Retreat. Moscow; Berlin: Direktmedia Publishing, 2023. 336 p. (in Russian)
Abstract: The review examines a new book by Russian sociologist and left-wing publicist Boris Kagarlitsky, devoted to the analysis of the recent past and current state of world leftist thought. The book focuses on the most controversial and topical issues of Marxist theory, examines historical subjects related to Marxist practice, attempts at anti-capitalist revolutions and the construction of a non-capitalist society. Kagarlitsky tries to analyze the reasons for the current decline of the world leftist movement, its "long retreat" and give recipes for a way out of the crisis. He also gives an answer to the liberal criticism of Marxism. The author of the review, in turn, gives a leftist criticism of Kagarlitsky's own positions, reveals the contradictions in his argumentation, and challenges the productivity of his approach.
Keywords: Marxism, anti-capitalism, socialism, leftist criticism, modern leftist thought, world-systems analysis, theory of dependent development, leftist movement
Corresponding author: Kosyakov Dmitry Nikolaevich, critic, art historian, publicist, Head of the Krasnoyarsk regional branch of the Council of Young Writers under the Union of Writers of Russia, Member of the Union of Writers of Russia.
Левым пора осознать свои ошибки
Книга «Долгое отступление» социолога Бориса Кагарлицкого, объявленного российским правосудием иноагентом, вышла в 2023 году. В том же году Борис Юльевич оказался за решёткой по политическим причинам. Сам этот факт свидетельствует об искренности и принципиальности автора книги, но всё же ещё не доказывает правоту его позиции.
Так что возьмём в руки книгу и прочтём её.
Книга посвящена положению левых в современном мире, анализу причин их политических неудач, длящегося, как минимум, со второй половины ХХ века «долгого отступления». Безусловно, задача эта важная. Нашим левым давно пора осознать причины своих политических провалов, кардинально пересмотреть свою стратегию. Поможет ли им книга Кагарлицкого?
Прежде всего, он констатирует и объясняет любопытный парадокс: упадок политического влияния левых идей совпал с самым тяжёлым кризисом капиталистической системы. Казалось бы, должно быть наоборот: системный кризис капитализма должен возрождать интерес к социалистической альтернативе. Но Кагарлицкий изображает тут следующую связь: без разгрома левых сил и идей капиталистическая система не смогла бы дойти до своего логического финала.
В сложившейся ситуации перед раздавленными и дезориентированными левыми вырисовывается три возможных стратегии поведения:
– переход на леволиберальное поле и игра по тем правилам, которые выдвигает для левых капиталистическая система (защита меньшинств, игра в идентичности и прочие «культурно-марксистские» штучки);
– догматизация, самоизоляция в секточках и кружках изучения «Анти-Дюринга» (Кагарлицкий сравнивает эту деятельность с ролевыми играми, я бы подобрал для таких марксистов определение «субкультура»);
– презрительный уход в чисто теоретическую деятельность (преимущественно культурного или абстрактно-философского характера), отказ от общественной деятельности.
Мы видим, что большинство левых действительно пошли по одному из этих трёх путей. Жаль только, что автор не пытается объяснить, почему всё произошло именно так? Связано ли это с чисто субъективными причинами (левые оказались не те, как любил говаривать А.Н. Тарасов) или вызвано объективными обстоятельствами? Борис Юльевич осуждает левых за самоустранение с политического поля. Забегая наперёд, можно догадаться, что взамен он призовёт их активнее участвовать в текущей политической повестке, какой бы она ни была, и обвинит нежелающих в чистоплюйстве.
Битва социализма с капитализмом
Книга состоит из шести частей, в каждой из которых — по две-четыре главы. Первая часть посвящена «социализму как проблеме», разные её главы доказывают, что социализм не устарел, и распутывают определённые исторические дилеммы, которые до сих пор служат камнями преткновения для защитников и критиков социалистических идей.
Борис Юльевич со ссылкой на немецкого экономиста Вернера Зомбарта утверждает, что социализм не умирает, поскольку является «необходимой обратной стороной капитализма». Ту же мысль обосновывал в середине ХХ века Сартр. Но, отмечает Кагарлицкий, социализм болен с 1970-х гг. Именно в этот период на Западе стал побеждать неолиберализм, а в СССР победил экономический и культурный «застой», так что можно было констатировать снижение политической и интеллектуальной культуры по обе стороны железного занавеса.
Кагарлицкий ругает современных социалистов за утопизм, за минимализм их требований, стремление лишь очеловечить капитализм. И вот тут всплывает первая серьёзная проблема книги: к кому она обращена, кто её адресат? Судя по разбираемым и опровергаемым в книге тезисам, это не отечественные, а преимущественно западные левые. Конечно, у российских левых есть масса серьёзнейших проблем, но совсем не тех, которые анализирует автор «Долгого отступления».
Очевидно, Кагарлицкий полемизирует с евролевыми, которые бьются за политкорректный язык и грошовые изменения законодательства, и на фоне которых (евролевых) он (Кагарлицкий), наверное, действительно смотрится леваком и даже хулиганом. Но ведь и сам Борис Юльевич отнюдь не радикал, никогда не призывал к насильственному сопротивлению системе и в тюрьме оказался по смехотворному и притянутому за уши обвинению.
А ведь он прав, только сильные эмоции и радикальные проекты могут воодушевить людей. Битва с капитализмом неизбежно будет жестокой и кровавой. А чтобы люди оказались готовы пойти на смерть, они должны достигнуть края, эмоционального пика, испытать ярость, ненависть, презрение. Увы, этими эмоциями, качествами пламенного трибуна автор «Долгого отступления» не обладает.
Борис Юльевич — неплохой полемист, «дама, приятная во всех отношениях». Он хорошо раскрывается в уютной и комфортной беседе и тогда оказывается способен опровергнуть многие ходячие представления о капитализме и социализме.
В частности, он показывает, что «тенденция к массовой революции» заложена в капитализме не потому, что рабочие бедны или безработны (это решаемо в рамках капитализма), а потому, что массовые интересы и потребности находятся в противоречии с капиталом. Люди вроде бы живут лучше, а всё равно недовольны системой. Дело не в перераспределении материальных благ, а в правах и свободах. Буржуазному представлению о свободе, свободе потребления и свободе от прямого насилия, здесь уместно противопоставляется «позитивная свобода» – свобода принятия решений, контроль за собственным трудом и творчеством.
Также Кагарлицкий касается важнейшего вопроса о революционном классе. Он констатирует нереволюционность и политическую слабость западных рабочих в связи с переносом производства в Китай, Индию, страны Восточной Азии. И тут снова даёт себя знать установка Кагарлицкого (установка не столько даже политическая, сколько психологическая): он всегда мысленно находится где-то в капиталистическом центре мир-системы. «Левые», с которыми он полемизирует, чью позицию он анализирует, это преимущественно западноевропейские и североамериканские левые или близкие им по взглядам отечественные леволибералы, рабочие — это преимущественно западноевропейские и североамериканские рабочие. Как только глобальный рабочий класс мигрировал в Азию, он не то чтобы перестал интересовать автора, но оказался вне пределов его зрения. Что там, в этих пролетаризованных странах? Бог весть.
Касается Кагарлицкий и вопроса о прекариате. «Организация труда этих работников такова, что крайне затрудняет возможность самоорганизации и борьбы за свои интересы на рабочем месте, что означает необходимость политического решения вопросов, связанных с защитой их прав» [с. 24]. Главная проблема прекариата — это не низкая зарплата или низкий уровень потребления, а прежде всего нестабильность и незащищенность. Численный рост прекариата стал результатом неолиберальной политики, уничтожившей социальные гарантии.
Оба эти пункта — миграция и прекаризация труда — приводят автора к заключению о том, что классы изменились и нужен новый классовый анализ. Даёт ли его Борис Юльевич? Конечно, нет. Лучшие представители наших левых, такие как Кагарлицкий и Тарасов, вот уже несколько десятилетий кряду говорят о необходимости развивать теорию и представление о классовом составе современного общества. Сделали они что-либо в этом отношении? Почти ничего.
Сам Кагарлицкий написал на эту тему довольно беспомощную книгу «Восстание среднего класса»[1], в которой роль революционного агента отводил, соответственно, среднему классу, то есть буржуазии. А от левых требовал «найти способ политического объединения рабочего движения и среднего класса».
Эту позицию справедливо критиковал Роман Водченко: «Кагарлицкий, при всех его насмешках в адрес "догматических левых" с их верой в пролетариат, признает, опять же, хотя бы в этом месте, что "средний класс" какой-то своей особой революционностью не обладает. Однако, с точки зрения зрелости политического сознания, все эти три субъекта сейчас одинаково безграмотны и непродуктивны. Стоит ли гадать (а уж тем более, как делает Кагарлицкий, назначать), кто из этих слепых поведет двоих других к обрыву?
Таким образом, несколько верных положений полностью обесцениваются туманностью формулировок и огромным количеством нестыковок, доходящих до самоотрицания. Наверное, все это потому, что "средний класс" "соткан из противоречий"...»[2]
Отмечу, «туманных формулировок», а точнее, отвлечённых рассуждений и общих слов, имеется в достатке и в новой книге Кагарлицкого.
Приятная беседа с либералами
Неплохо удаются Борису Юльевичу исторические экскурсы. Он упрекает современных левых в том, что они погружены в прошлое, не замечают современность и не видят перспективы. История действительно тяготеет над коммунистическим движением, мешает ему двигаться вперёд, но справедливости ради стоит сказать, что и сам Борис Юльевич чувствует себя увереннее и свободнее в прошлом.
После сталинизма социалисты и коммунисты вынуждены были постоянно публично оправдываться перед либералами, доказывая, что не являются противниками демократии. И здесь также Борись Юльевич вступает в спор с либералами. Вообще в дискуссии с ними он чувствует себя в своей стихии: умно и иронично опровергает их аргументы, выводит социализм из-под огня их критики, вскрывает противоречия их идеологии.
Главная свобода для либералов – свобода рынка. В её отсутствии они видят главный грех социализма. Проблема социалистического государства, как она представлена была в марксизме начала ХХ столетия, состояла отнюдь не в отсутствии демократической программы, а, наоборот, в её преждевременном радикализме, то есть в избытке демократии, отмечает Кагарлицкий. Ленин потом скорректировал эту позицию тезисом о диктатуре пролетариата, но и тут автор находит, что сказать в защиту ленинской позиции. Тем более, что опыт 1920–1930-х годов показал: если левые в условиях кризиса капитализма будут ограничиваться лишь защитой либеральных институтов и буржуазной свободы, то в итоге они не добьются ни социализма, ни сохранения той самой буржуазной свободы.
Далее он делает актуальное замечание о том, что капитализм «на определенном этапе своего развития» сам подрывает собственные демократические институты, поскольку в условиях кризиса диктатура работает эффективнее.
Всё это хорошо. Но есть ли Борису Юльевичу, что сказать нашим левым и нашим массам? Наши левые и наши обыватели вовсе не являются поборниками либеральной демократии. Напротив, они поклоняются государству и «сильной руке» (Сталина, Путина, батюшки царя). Что им до ссылок на Хоннета и Хабермаса? Складывается ощущение, что мысленно автор книги живёт где-то в Западной Европе и ведёт беседы с её леволиберальными деятелями. Не есть ли это точно такое же замыкание в башне из слоновой кости, в котором автор упрекал современных левых?
Защищать буржуазную демократию
Далее Кагарлицкий интересно анализирует историю самого марксизма и отмечает, что Маркс был, безусловно, прав, когда отмечал, как в индустриальной цивилизации формируются предпосылки социализма и потребность в нем, однако он поторопился с выводом о возможности перехода к социализму, ибо она «окончательно созревает именно в условиях, когда человечество технологически получает возможность вырваться за пределы классического индустриализма» [c. 73]. Поэтому антикапиталистические революции ХХ века были изначально обречены на поражение. Они лишь (излюбленный тезис Кагарлицкого) помогли демократизировать капитализм, сформировали в нём «определённые демократические практики». Теперь же капитализм намерен эти «практики» уничтожить.
И в этом опять же видна программа речи для какого-нибудь либерального митинга: смотрите, коммунизм — это не страшно, он готов защищать ваши демократические институты. Конечно, в другом месте Кагарлицкий оговаривается, что только защищать буржуазную демократию — этого мало, надо призывать к «выходу за рамки капитализма». Вот и выходит программа для левых: шествовать на либеральные протесты, но отдельной колонной. Так уже было. И каждый раз усиливало позиции либералов, а левым не давало ничего.
Стремление Кагарлицкого не отпугнуть либерально настроенного обывателя можно понять, но завоёвывать трусливых и колеблющихся имеет смысл, когда у тебя есть авангард. Где же он? На трусливой публике, которую нужно всё время успокаивать и от которой приходится прятать красные флаги, далеко не уедешь. Кто будет на амбразуру бросаться?
Интересным является замечание, что социализм будет завоёван не с одной попытки, как это представляли себе коммунисты в начале ХХ века, и не «эволюционным» реформистским путём, как утверждали социал-демократы. «Социалистическое преобразование своей собственной страны и мира в целом становится реальностью лишь как исторический итог многих попыток, реформ, революций, реставраций и новых революций, конфликтов, позволяющих накапливать необратимые изменения в долгосрочной перспективе, корректировать совершаемые ошибки, выбираться из тупиков. И именно последовательность таких попыток и составляет суть революционного процесса» [c. 77]. В этом смысле поражение (например, провал советского эксперимента) не является признаком принципиальной неправоты, поскольку оно может быть результатом чисто тактических ошибок или несозревших условий.
И всё же в плане тезисов (но не в плане примеров) книга производит впечатление уже многократно сказанного самим Борисом Юльевичем. Я имею в виду тезисы о том, что «события, произошедшие в советской России, оказали огромное влияние на остальной мир, а главное — способствовали социальным и политическим изменениям во многих других странах», что отступление большевиков от демократизации было вынужденным, что провал советского эксперимента не бросает тень на саму идею социализма, что социализм вполне совместим с завоеваниями западной демократии и т. д.
Таким образом, книга «Долгое отступление» интересна именно своими частностями, а не своими магистральными идеями.
Преимущества свободного рынка
Наверное, наиболее интересной для российских левых, которые сплошь пропахли табаком из сталинской трубки и заросли брежневскими бровями, будет первая глава второй части, именуемая «От номенклатуры — к буржуазии». В ней описывается, как именно деградировала советская система и как она блокировала всякие попытки дебюрократизации, хотя бы эти попытки и были нацелены на повышение эффективности того же управления.
Но с точки зрения современных задач интересен не дотошный экскурс в советское прошлое, способный породить лишь очередной виток яростных споров об оттепели, застое и перестройке, а анализ природы и поведения бюрократии, тем более, что автор справедливо замечает, что «по сути, траектория развития, по которой Россия идет вплоть до конца эпохи правления Владимира Путина, уже вполне оформилась в поздние советские годы» [c. 95].
Бюрократизм пожрал советский строй, кастрировал западную демократию, превратил её в ширму для власти корпораций. В итоге конвергенция Запада и Восточного блока привела к уничтожению демократии в «первом» и «втором мире». У нас приватизации подверглись «не только собственность и власть, но в значительной мере и само государство» [c. 98], старая бюрократия дополнилась новой буржуазией и попала в зависимость от корпоративного управления, силовики также сделались подобием бизнес-корпораций.
«Но самое главное изменение, которое произошло с отечественной элитой в результате превращения номенклатуры в буржуазию, состоит в том, что она полностью утратила заинтересованность в развитии и модернизации общества» [С. 99], поскольку капитализм к нам пришёл в своей деградирующей форме — в виде неолиберализма. Более того, капитализм уже давно миновал фазу «свободной рыночной конкуренции», основные сегменты рынка захвачены гигантскими монополиями или картелями, так что мантры о преимуществах свободного рынка на деле охраняют власть монополий, оберегают их «от государственного регулирования и социальной нагрузки» [c. 101].
В следующих главах описывается, как неолиберальные трансформации, постигшие экономику и государство, катастрофически сказались и на обществе. «Уровень разобщенности между людьми оказался настолько велик, что даже говорить об "обществе" можно лишь условно. Горизонтальные связи между индивидами, солидарность, взаимодействие и доверие оказались сведены к минимуму. Возникающие сообщества не только формировались по достаточно случайным признакам, но и оказывались крайне нестабильными. Более или менее прочные связи существовали только внутри семьи, да и та переживала кризис» [c. 103].
И всё же, стоит заметить, что, несмотря на постоянное усугубление всех этих процессов, общество всё ещё не распалось окончательно. Сегодня мы видим даже судорожные попытки со стороны различных государств повернуть процесс распада вспять, навязать обществу хоть какие-то «традиционные ценности», но пока они, скорее, дестабилизируют систему и ускоряют центробежные тенденции.
Свой идеал Кагарлицкий, конечно, видит в кейнсианстве, то есть в капитализме с частично национализированной экономикой и социально ответственным государством. Он не устаёт повторять, что идеи Кейнса «привели человечество к беспрецедентному прогрессу и благополучию», к ограничению власти капитала. Но неолиберализм положил этому конец. При этом неолиберализм (у нас и у них) не привёл к сокращению бюрократии или сокращению государственного принуждения (как похвалялся). Приватизация и демонтаж социального государства проводились насильственно, принудительно, под нажимом сверху.
Свободное перемещение капиталов привело к перекачке денег из реального сектора экономики в финансовый и из периферии в центр. Краткосрочные задачи возобладали над долгосрочными (прибыль быстро, любой ценой). В итоге рыночные реформы стали фактором хронической дестабилизации рынков. Так капитализм пожирает сам себя. И Китай, конечно, никакой альтернативой западному капитализму не является.
Креативные импотенты
От главы «Калейдоскоп проблем и возможностей» мы ожидаем каких-то идей относительно возможных направлений работы, уязвимых мест системы, в которые можно бить. Но автор не даёт никакой конкретики, лишь показывает ещё один свой идеологический фетиш – «креативный класс». С «креативным классом» евролевые заигрывают уже давно. Так давно, что можно было бы неоднократно убедиться в политической импотенции этого слоя, но Кагарлицкий всё ещё продолжает настаивать, что именно здесь, в сфере удалённой работы и производства «уникального продукта» (а не, скажем, на индустриальных гигантах третьего мира) происходит главное столкновение труда и капитала.
Креативщики, производящие «уникальный продукт», как выясняется, это важный деятель современной экономики. И главная ошибка левых — в том, что они этого не замечают, и не умеют с «креативным классом» работать. Я отнюдь не высокого мнения о современных левых, но тут выскажусь в их защиту. Не потому ли левые не обращают внимания на этот «класс», что он политически бесполезен и никак политически себя не проявляет? Политически бесполезен он потому, что экономически ничтожен и важным деятелем современной экономики не является.
Девочки, собирающие бусики у себя дома, или мальчики, варящие крафтовое пиво, являются типичными мелкими предпринимателями. А мелкий бизнес, вопреки громогласным заявлениям идеологов, важной роли в экономике не играет. Его задача лишь смягчать проблему безработицы. В добавление к своей экономической незначительности все эти люди разобщены и обладают индивидуалистическим сознанием (именно в качестве частных производителей «уникального продукта»).
Следом Кагарлицкий заявляет, что «современные технологические условия и растущий уровень образования населения позволяют подорвать управленческую монополию правящих классов». Но позвольте, уровень образования растёт лишь в плане количества выданных дипломов, в то время как качество образования неуклонно снижается, особенно в гуманитарной сфере, которая, казалось бы, и должна формировать политическую культуру. Высшее образование, предоставляемое массам, профанируется, превращается в фикцию, а дети правящей верхушки получают образование в недоступных другим закрытых учебных заведениях.
Жёлтый жилет для российского интеллектуала
Теперь, пожалуй, мы можем назвать самую главную теоретическую проблему автора «Долгого отступления». Дело в том, что Кагарлицкий, на словах отдающий дань мир-системному анализу, этим самым мир-системным анализом не владеет, а точнее, не пользуется.
Например, он достаточно долго и подробно рассказывает российскому читателю про забастовку водителей грузовиков в Канаде. Кагарлицкий не скрывает своего восторга, мол, вот, как надо делать! Какова может быть реакция на это у рядового россиянина, хотя бы и водителя грузовика? У нас, простите, за репосты сажают. Сам Кагарлицкий оказался в тюрьме за неудачную формулировку в заголовке видеоролика, а до того вынужден был таскать табличку об иноагентстве.
Наше правительство сажает людей в тюрьму за брошенный пластиковый стаканчик, а Кагарлицкий ставит нам в пример восстание «жёлтых жилетов» во Франции. Он совершенно не учитывает разницы правовых норм, разницы институтов и поведения классов в различных частях мир-системы.
Релевантны ли для России канадские, французские или американские протесты? Ведь примеры Кагарлицкий берёт из центра мир-системы, тогда как Россия относится к полупериферии. Кагарлицкому отлично известно, что в центре правящий класс может себе позволить выделять средства на подкуп своих трудящихся, на обеспечение либеральных институтов и поддержание демократического декора. На это тратятся деньги, выкачанные из периферии и полупериферии, что, кстати, делает трудящихся центра соучастниками и интересантами ограбления бедных стран и препятствует международной солидарности трудящихся.
В то время как на периферии и полупериферии правящие классы видят единственный способ накопления капитала в сверхэксплуатации собственных трудящихся, потому им нужно абсолютно бесправное население и абсолютно живодёрское законодательство. У нас бы водителей грузовиков мигом мобилизовали, а против «жёлтых жилетов» применили войска.
И даже рабская психология, разобщённость и цинизм российского общества, на которые (справедливо) любит ссылаться Кагарлицкий, происходят от той же полупериферийности.
Эта теоретическая проблема даёт себя знать и когда Кагарлицкий берётся анализировать конфликт на Украине. Кагарлицкий настаивает: «Причину военного столкновения следует искать отнюдь не в двусторонних российско украинских отношениях и даже не в отношениях России с пресловутым "коллективным Западом". Всё это было спровоцировано стремительно углублявшимся в России внутренним кризисом» [c. 176].
И далее: «Агрессивность кремлевского руководства была предопределена, с одной стороны, отчаянными и безуспешными попытками найти выход из нараставшего в стране внутриполитического кризиса, а с другой стороны, не будет преувеличением сказать, что конфликт 2022 года был следствием и одним из проявлений глобального социально экономического кризиса, порожденного исчерпанием возможностей неолиберальной модели капитализма» [c. 177].
Безусловно, определённую внутриполитическую выгоду из разразившегося конфликта правящие классы России, Украины, США, стран Евросоюза извлекли: они смогли завинтить гайки, накачать общество патриотизмом. Но как бы важно это всё ни было, главной причиной всё же стали противоречия между частями мир-системы, которые Кагарлицкий снова «не замечает».
А эти противоречия и являются динамической силой внутри мир-системы, толкающей её к развитию и к неизбежному краху. Именно полупериферийный статус России, её субимпериалистические амбиции вынудили Кремль отважиться на военное разрешение конфликта.
В ситуации кризиса американской гегемонии, наиболее очевидными претендентами на статус новой метрополии стали Евросоюз и Китай. Важнейшим же ресурсом Евросоюза, его ценнейшей периферией была Россия, как в качестве ресурсного придатка, так и в качестве военного союзника. США успешно разрушили наметившийся альянс, раскачав ситуацию в Украине. Правда, взамен получили усиление Китая всё с той же Россией в качестве младшего и зависимого партнёра.
В ситуации кризиса мир-системы обостряются противоречия между её составляющими частями, буксуют механизмы перекачки капиталов из периферии в центр. Особенно болезненно этот переживает полупериферия, поскольку у её правящих классов, интеллектуалов и даже у части широких масс существует иллюзия того, что они являются частью центра, что они такие же «белые люди» (на периферии этой иллюзии нет, а в центре это как бы и не иллюзия). И вот именно в ситуации кризиса им приходится расставаться с этой иллюзией собственной принадлежности к центру, с ними начинают обращаться как с людьми второго сорта. Что может вызвать жестокий «когнитивный диссонанс», доходящий до истерики.
Ведь, казалось бы, российский правящий класс старался всё делать по «западным рецептам», копировал на Западе институты, практики и риторику. Даже ультранационализм Кремля является лишь отражением растущего национализма западных держав. Даже установку на «традиционные ценности» они позаимствовали у рейгановской Америки.
Однако «в наш общий европейский дом» нас брать не собираются и за общим столом мы нужны им только в качестве обслуги или забавных аборигенов.
Стоит отметить, что примером этих полупериферийных иллюзий является и автор «Долгого отступления». Ведь это он ставит в один ряд протесты канадских водителей, восстание «жёлтых жилетов» и казахстанские события 2022 года. Ведь разграничить их означало бы отделить себя от своих европейских коллег. Отделить хотя бы чисто психологически.
Рецепты и выводы
В книге ещё немало интересных, полезных и спорных страниц. Есть верные замечания о фашизме, об интеграции западных левых в систему неолиберального капитализма, есть умная критика современных либеральных концепций.
Чего в книге нет? Нет идей по поводу преодоления кризиса левого движения (общие слова о преодолении догматизма и о верности идеалам не в счёт); нет анализа российских реалий и специфического состояния отечественных левых; нет предложения стратегии.
Кагарлицкий настаивает на преодолении изоляции, на работе с теми силами и лозунгами, которые имеются. Мол, надо не повторять старые лозунги, а откликаться на «повседневные заботы большинства» и «стихийно формирующуюся политическую повестку». Но как на практике осуществлял сам Борис Юльевич собственные рецепты и к каким результатам пришёл?
Он ходил и водил своих последователей на либеральные митинги, он ходил на каналы к либералам (например, к Михаилу Светову) и приглашал их на свой (например, Ксению Собчак), он сотрудничал с КПРФ, пытался зарегистрировать свою партию и ради этого пойти на компромисс с Кремлём, призывал левых то участвовать, то не участвовать в выборах.
Каков эффект? Да никакого. Количество его сторонников заметно не выросло. Удалось ли Кагарлицкому обратить в свою веру либералов? Тоже нет. Они остались при своих взглядах, ибо большинство людей руководствуется не идеями, а интересами. Удалось ли радикализовать КПРФ и подтолкнуть её на борьбу за преобразование российского общества? Прогрессивные и активные элементы в КПРФ (как тот же иркутский губернатор Сергей Левченко, с которым дружил Кагарлицкий) были зачищены руководством партии или российскими властями. Участие левых в экологических протестах не привели к росту влияния левых и остались сугубо локальными событиями. Рабочее движение так и не смогло перерасти стадию тред-юнионизма. Выборы успешно фальсифицируются, хоть с протестами, хоть без протестов.
Это результат нескольких десятилетий борьбы и работы российских левых. И защитники этого пути могут ответить лишь фразой из анекдота: «А чего тут думать? Тут прыгать надо!» Или всё-таки подумать, оценить текущий момент, классовую расстановку сил и выработать адекватную стратегию? Кто знает, может быть, сейчас время одиночек и небольших сообществ в духе Герцена и Огарёва или кружка Петрашевцев?
Отметим, что наибольший успех, наибольшую известность Борису Юльевичу, увы, принесла его индивидуальная деятельность в качестве ютюб-блогера.
Означает ли всё вышесказанное, что я не рекомендую книгу к прочтению? Вовсе не означает. Да, эта книга не обладает революционным запалом, но кому он нужен, этот запал? Уж точно не российским марксистам. Пожалуй, полезнее всего эта книга будет для наших леволибералов. Она сделает их чуточку левее. Но достаточно ли этого для качественных изменений в российском обществе? Как говорится, вопрос риторический.
[1] Кагарлицкий Б. Восстание среднего класса. М., 2012.
[2] Водченко Р. Восстань тот, не знаю кто. Кагарлицкий как зеркало «среднего класса». URL: https://saint-juste.narod.ru/rebellion.html#_ftn1.
"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.