Автор: Андрей Владимирович Рудой, историк, блогер, профсоюзный и левый активист, педагог. Создатель и автор марксистского Youtube-канала «Вестник бури». E-mail: laminorjambula@gmail.com
Corresponding author: Andrey Rudoy, historian, blogger, trade union and left-wing activist, educator. Creator and author of the Marxist Youtube channel “Vestnik buri”. E-mail: laminorjambula@gmail.com
И. Э.: В последние годы принято говорить, что левые силы пребывают в кризисе. Аксель Хоннет отметил парадоксальное явление – кризис левых наблюдается на фоне разочарования в капитализме. Согласны ли вы с этим утверждением? Каковы причины этого кризиса?
А. Р.: Безусловно, затяжной кризис левых сил – это объективная реальность. Причём, он затрагивает более-менее все части левого спектра – от умеренных социал-демократов до анархистов.
К этому привёл, на мой взгляд, целый комплекс причин. Чаще всего здесь указывают на крушение Советского Союза и социалистического блока в целом. С одной стороны, исчезла и была дискредитирована та модель, которая немалой частью левых воспринималась как ролевая. С другой стороны, отсутствие фактора СССР дало возможность буржуазным силам перейти в наступление на завоевания трудящихся ХХ века и демонтаж так называемого «социального государства» даже в странах с развитым левым движением. С третьей стороны, исчезла та сила, которая помогала, а порой и буквально содержала компартии в разных странах мира. И всё это отразилось в конечном итоге не только на лояльных Москве компартиях, но и на тех левых силах, которые традиционно с разной степенью критичности относились к советской системе – на социал-демократах, троцкистах и т.д.
Вместе с тем, мне видится, что это ещё не полный перечень причин кризиса левого движения. Возможно, ещё большую роль в нынешнем кризисе играет отсутствие внятного образа будущего и алгоритмов его воплощения. Советский Союз в своё время предлагал сверхактуальный для ХХ века модернизационный проект. Сегодня, в связи с прогрессом, сменой экономического уклада, этот проект больше не видится для многих стран мира привлекательным. Это вчерашний день. А вот каким будет день завтрашний и что могут левые предложить обществу – это большой вопрос. Правые социал-демократы в массе случаев влились в неолиберальный мейнстрим, не предлагая альтернатив. Левые социал-демократы нередко пытаются реанимировать социальное государство середины ХХ века в абсолютно иных условиях. Те, кто называют себя коммунистами, часто смотрят на всё менее актуальную советскую модель. Различные левые течения уходят в защиту меньшинств и гендерную повестку, порой доводя борьбу до карикатуры. Анархисты порой пытаются продемонстрировать новые проекты вроде Рожавы, но эффективность и притягательность их также под большим сомнением.
Но если амбициозные и, в то же время, реалистичные и притягательные для масс трудящихся проекты будущего с выходом за рамки капитализма (или хотя бы его неолиберальной вариации) будут появляться и воплощаться, это может многое поменять.
«Для многих левых защита советской истории превратилась в “священную корову”»
И. Э.: «Реальный социализм» ХХ века привел к дискредитации левого движения. После «Архипелага ГУЛАГа» многие убеждены, что реализация любого проекта, стремящегося к созданию общества, основанного на принципах социальной справедливости, неизбежно приведет к новому ГУЛАГу. Как левые должны относиться к трагическому опыту СССР, «лагеря социализма» в целом, и вашей страны в частности? Как убедить людей, что разговор о социализме – это разговор о будущем, а не об истории Советского Союза? Как коренные американцы не различали коня и конкистадора, так и сегодня многие не разделяют неолиберальную рыночную экономику и демократию, а потому видят в социализме угрозу демократии. Возможен ли социализм, основанный на демократических принципах?
А. Р.: Эта тема лично для меня очень больная. И она лежит в центре тех дискуссий, которые я, быть может, несколько резковато развернул в последнее время в российском левом медиапространстве.
Мне видится, что очень большая ошибка левых (в первую очередь – марксистов и меня в частности) в РФ и на постсоветском пространстве в том, что мы на протяжении лет не просто разоблачали либеральные и правые мифы о советской истории, но и излишне идеализировали советский опыт. Для многих левых защита советской истории превратилась в «священную корову». И в рамках подобного подхода, что самое страшное, происходила и происходит идеализация и тривиализация действительно ужасных явлений советской истории – будь то террор, сворачивание демократических практик или депортация народов.
Это неправильно и, на мой взгляд, это путь в никуда. На этом пути левые, конечно, могут словить хайп, но, в то же время, практика показывает, что отрицая ошибки и преступления «реального социализма», мы отторгаем думающую и стихийно или потенциально левую аудиторию, привлекая на свою сторону откровенных реакционеров.
Единственный путь здесь – это спокойно признать ошибки, провалы, позорные страницы советской истории. Советский Союз от этого хуже не станет – благо, прогрессивного и прорывного там хватало с избытком. Но с политической точки зрения это может вывести новых левых на более высокий политический уровень, обезоружив наших критиков. И да, демократия – радикальная, народная – должна стать центральным понятием в нашем дискурсе. Как я писал в одной из своих статей, мы должны быть бóльшими демократами, чем либералы. И тогда у нас будет возможность переступить через расхожие шаблоны.
«Гораздо более продуктивным будет рассмотрение текущих конфликтов и альянсов через призму империалистических противоречий и с привлечением методологии мир-системного анализа»
И. Э.: Зигмунт Бауман писал, что современное общество не способно вообразить мир лучше того, в котором сегодня живет. Правильно ли считать, что падение популярности левых связано с отсутствием у них привлекательного видения будущего? Каким должен быть социализм ХХІ века? Как вы относитесь к идее безусловного базового дохода?
А. Р.: Да, всё именно так – образ будущего у левых либо отсутствует, либо он туманен, либо это образ не будущего, а прошлого.
Социализм XXI века, очевидно, с одной стороны, должен учитывать явления социально-экономического прогресса. Это должен быть социализм цифровизации, социализм, интегрированный с платформенной экономикой. С другой стороны, эта модель должна учитывать страшные провалы ХХ века. Естественно, не должно идти и речи об однопартийной диктатуре, отчуждении народа от власти.
Что касается безусловного базового дохода, то если в рамках капитализма он рискует стать уловкой правящего класса для демонтажа остатков социального государства и манипулирования рынком труда, то в рамках социалистической экономики такой доход может стать важным инструментом освобождения человека от труда и создания новой общественной модели, прообраз которой видели ещё Маркс и Энгельс.
И. Э.: ХХ век прошел под знаком противостояния капитализма и социализма, в ходе которого на Западе произошла «конвергенция» и в результате родилось «государство всеобщего благоденствия». Сегодня ключевой конфликт проходит между странами неолиберальной демократии (условным Западом) и сторонниками так называемых «традиционных ценностей». Что может родиться по итогам этого противостояния? Какую позицию в этом конфликте должны занять левые?
А. Р.: Как мы видим, линии разлома не являются здесь чёткими. Если полгода назад действительно могло показаться, что есть некий конфликт неолиберального Запада и «традиционалистов», то повторное «воцарение» Трампа и последующие шаги его администрации показали, насколько эфемерными и наивными были такие представления. Теперь уже в пору говорить едва ли не об альянсе Путина и Трампа с полной сменой прежней конфигурации. Именно поэтому мне видится, что гораздо более продуктивным будет рассмотрение текущих конфликтов и альянсов через призму империалистических противоречий и с привлечением методологии мир-системного анализа. Идеологемы вроде «традиционных ценностей» в этой борьбе скорее играют роль ширмы, занавешивающей интересы власть имущих. Причём, это касается отнюдь не только России, но и того же Ирана, где КСИР из боевого подразделения превратился в крупнейшую неформальную транснациональную корпорацию страны и т. д.
Очевидно, что в такой ситуации антиимпериалистические, прогрессивные левые не могут занимать позиции в поддержку какой-либо из сторон. В том и дело, что мы должны представлять собой третью независимую силу.
«Социальные революции ещё далеко не исчерпали свой потенциал»
И.Э.: Почему левые силы не играют ключевой роли в современных сменах режимов, по привычке именуемых «революциями»? Свидетельствует ли это об отказе левых от революционных форм борьбы? Или классические революции – это достояние эпохи индустриального общества (Модерна), и они уже не соответствуют потребностям формирующейся информационной цивилизации?
А.Р.: Мне видится, что социальные революции ещё далеко не исчерпали свой потенциал. Более того, мы видим, что старые производственные отношения по вполне марксистской формуле всё больше и больше вступают в противоречия с уровнем производительных сил.
Но в том числе ввиду причин, перечисленных выше, левым крайне сложно предложить народам вменяемую работающую альтернативу. Более того, десятилетия «реконструкторства», споров вокруг советской истории, догматизм, оборачивающийся не следованием революционным канонам, а напротив – латентной контрреволюционностью, прикрытой марксистской фразой – всё это изрядно подточило революционный потенциал левых.
«Ценности россиян преимущественно левые»
И.Э.: Популярны ли левые идеи в вашей стране? С какими специфическими трудностями сталкиваются левые?
А.Р.: О, это очень объёмная тема, по которой я недавно выпускал видео.
Да, конечно, даже судя по соцопросам ценности россиян преимущественно левые, среди политизированной молодёжи левые направления суммарно гораздо популярнее либеральных.
Между тем, в РФ сейчас имеются очевидные трудности с развитием левого политического проекта.
Во-первых, на дворе война и диктатура. Оппозиционные силы разгромлены, системные партии утратили последние атрибуты оппозиционности. В таких условиях левая антисистемная и антивоенная альтернатива неизбежно оказывается в подполье.
Во-вторых, в связи с экономической стагнацией и уходом западных корпораций из России практически застопорилась профсоюзная деятельность, на которую делали ставку многие левые ещё до войны.
В-третьих, специфика российской левой медиасреды предопределила то, что ядерная левая аудитория оказалась в гораздо большей степени склонной к историческим спорам, нежели к участию в реальной политике.
Наконец, налицо масса расколов. Часть «левых» оказалась прислужниками путинского режима, встав на откровенные социал-шовинистические позиции. Ещё часть, даже заняв антивоенную позу, оказалась откровенным трусами, не только не способными на борьбу, но и всячески ей противодействующими. И третья часть что-то пробует делать в РФ и за рубежом.
В связи с этим мы опять попадаем в парадоксальную, казалось бы, ситуацию, в которой, с одной стороны, есть запрос на левую политику, а с другой – стоит вопрос о том, будет ли существовать организованное и влиятельное левое движение в России в принципе или же оно будет низведено до кружков реконструкторов и литературных клубов.
И.Э.: В последние годы в Европе наблюдается рост поддержки ультраправых. В ряде стран пал так называемый «санитарный кордон», и правые радикалы вошли в правительства ряда государств. Выборы в Европейский парламент заставили вновь говорить о фашистской угрозе. Хотя ультраправые лишь незначительно увеличат свое представительство в Европарламенте, их успехи во Франции и Германии вызвали шок. Существует ли угроза установления правых диктатур в Европе? Можно ли сравнивать современных ультраправых с фашистами? Что должны сделать левые, чтобы противостоять ультраправой угрозе?
А.Р.: Рост и успех правого популизма в Европе и США – это эффект от тех процессов, о которых я говорил ранее. В частности, от кризиса левых и отсутствия вменяемой антикапиталистической альтернативы.
Пока что рано, на мой взгляд, говорить о полноценных правых диктатурах, но мы видим эрозию политических институтов в Европе, видим, как тот же либеральный Макрон действует абсолютно диктаторскими методами. Поэтому да, вектор движения вполне понятен.
Можно ли лепеновцев или VOX или AfD называть фашистами – вопрос диалектический. Вроде, если мы посмотрим на их программы, то сложно назвать их фашистскими. Но мы должны помнить, каковы идейные и кадровые истоки этих партий и то, что получая всё большую власть, они легко могут рецидивировать и развернуться в неофашистские проекты.
Левые в этом случае должны главным образом показывать вменяемую и притягательную для трудового народа альтернативу. И по возможности объединяться. Успех Нового Народного Фронта во Франции показал, что тактический союз может противостоять гегемонии ультраправых.
И.Э.: В начале ХХІ века воодушевление вызывал «левый поворот» в Латинской Америке, который ассоциировался с Уго Чавесом. Однако сегодняшнюю Венесуэлу трудно назвать успешной страной: экономический кризис, инфляция, проблемы с демократией. Потерпел ли крах «левый поворот»? Имеют ли потенциал для его возрождения правительства Бразилии, Чили, Колумбии, Мексики?
А.Р.: Я думаю, да – «левый поворот» в Латинской Америке во многом себя не оправдал. Хотя, тут, конечно, нужно отдельно разбирать каждый конкретный случай. Венесуэла, в которой сложился авторитарный режим на поводке у Москвы, который запрещает левые силы и в принципе имеет мало общего с социализмом – это одно. Бразилия, в которой Партия трудящихся в былые времена реализовала широкую программу социальных реформ, а теперь нормализовала жизнь в стране после безумного правления Болсонару, это совсем другое.
Здесь мы также сталкиваемся, с одной стороны, с проблемой поиска альтернативы. Потому что новые левые проекты не спасут ни косплей СССР, ни косплей старой доброй европейской социал-демократии.
С другой стороны, драма Латинской Америки в бедности, недостаточном развитии производительных сил, мощным влиянием США и необходимости лавировать между империалистическими блоками.
«Я не разделяю фатализма некоторых марксистов о якобы неизбежности войн»
И.Э.: Сегодня много говорят о деколонизации и неоколониализме. Какие угрозы представляет для мира неоколониализм?
А.Р.: Да, действительно, антиколониальная тема давно уже стала полем для манипуляций. Забавно наблюдать, как, например, в Центральной Азии НКО, финансируемые из западных фондов, агрессивно продвигают нарративы об имперском СССР и метрополии в виде РСФСР.
Здесь нужно смотреть предметно, выявлять социально-экономические и политические зависимости, отношения неравноценного обмена и т. д. И тогда всё встанет на свои места. Например, окажется, что СССР был этакой «империей наоборот», активно жертвовавшей средствами «метрополии» во имя развития «колоний». С другой стороны, сегодняшняя ситуация, сегодняшние отношения между РФ и некоторыми странами Центральной Азии гораздо больше напоминают неоколониальные.
В то же время, полупериферийное положение России (положение регионального империалиста) ведёт к тому, что у неё самой формируются отношения неравноценного обмена с более крупными игроками – например, Китаем. Да, вся горькая ирония российско-украинской войны кроется в том, что обе стороны конфликта разыгрывали «деколонизаторскую» карту, но обе попали в ещё большую зависимость по итогу конфликта – Россия от Китая, Украина – от Евросоюза и США. И смягчить ситуацию поможет лишь игра на противоречиях.
И.Э.: Политики все чаще говорят, что эпоха мира подходит к концу. Есть ли шанс у человечества избежать Третьей мировой войны и ядерного Армагеддона? Что должны для этого предпринять левые силы?
А.Р.: Знаете, я не разделяю фатализма некоторых марксистов о якобы неизбежности войн. Точнее, даже не так. Войны при капитализме неизбежны как явление. Но это не значит, что неизбежна каждая конкретная война. В этом смысле российско-украинская война была очень вероятной, но не неизбежной, более того, сама форма конфликта не была запрограммирована.
Однако мы должны понимать, что когда у нас не один, не два, а с десяток только самых крупных конфликтов (потенциальных или находящихся в «горячей» фазе), когда противостояние Китая и США не ослабевает, а идёт по нарастающей, то вероятность больших и затяжных конфликтов, грозящих перерасти в ядерную войну, огромна. Будет ли она или же мир продолжат разъедать локальные конфликты, в которые вовлечены так или иначе империалистические блоки – вопрос пока что открытый.
Что же касается российско-украинской войны и Ближнего Востока, то прогнозы, к сожалению, безрадостные. Всё идёт к фактическому разделу Украины и долговому её закабалению. Я не вижу пока что формулы устойчивого мира, который мог бы быть выработан империалистами. Украинское руководство вряд ли смирится с потерей территорий, что рискует стать яблоком раздора на десятилетия. Открытыми остаются вопросы о восстановлении экономики Украины, о тяжелейшем демографическом кризисе, о внутриполитическом состоянии. Более того, мы видим неприкрытое наступление на права трудящихся, мы видим установление диктатуры в стране. В то же время, для России окончание конфликта с территориальными приобретениями будет значить и укрепление путинского режима, и продолжение фашизации и, в то же время, не снимет социально-экономических проблем, порождённых войной. Таким образом, проблемы РФ и Украины очевидно идут гораздо дальше вопросов о прекращении огня.
Геноцид в Газе также рискует продолжиться, несмотря на перемирия. Правительство Нетаньяху кровно заинтересовано в вечной войне на Ближнем Востоке, потому что альтернатива для него – тюрьма.
"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.