29.09.2024. Pavel Polian

Павел ПОЛЯН

«ПОСЛЕДНИЙ ЗЕМНОЙ ПУТЬ ЕВРЕЕВ…»

К ВОПРОСУ О ХРОНОЛОГИИ И ГЕОГРАФИИ РАССТРЕЛОВ В БАБЬЕМ ЯРУ

Фото: Киевский процесс. 1946. Выступает Д. Проничева. Из книги Полян Павел "Бабий Яр. Реалии." — Кишинев : The Historical Expertise, 2024. — 628 с., ил. ISBN 9783910741577

Аннотация:

Киевский овраг Бабий Яр — одна из «столиц» Холокоста, место рекордного единовременного убийства евреев, вероломно, под угрозой смерти, собранных сюда якобы для выселения. Почти 34 тысячи расстрелянных тогда за полтора дня — 29 и 30 сентября 1941 года — трагический рекорд, полпроцента Холокоста! Бабий Яр — это архетип расстрельного Холокоста, полигон экстерминации людей и эксгумации их трупов, резиденция смерти и беспамятства, эпицентр запредельной отрицательной сакральности — своего рода место входа во Ад. Это же делает Бабий Яр мировой достопримечательностью и общечеловеческой святыней.

Настоящая статья – актуализированное обобщение и дальнейшее развитие ряда тем и вариаций серии книг Павла Поляна о Бабьем Яре, выходивших в 2010-2024 гг. Серию открывал сборник статей «Между Аушвицем и Бабьим Яром. Размышления и исследования о Катастрофе» (М.: РОССПЭН, 2010). Следующей была двухтомная антология «Овраг смерти – овраг памяти. Стихи о Бабьем Яре»: ее составили томик поэзии на русском и украинском языках и авторский сборник эссе «Гулкое эхо» (Киев: издательство Дмитрия Бураго, 2021; по заказу Международного центра Холокоста «Бабий Яр», МЦХ). Читатель этого издания не увидел: заказчик оставил тираж на складе МЦХ). Четвертой книгой стал однотомник «Бабий Яр. Рефлексия» (М., «Зебра Е», 2022), соединивший в себе обновленную антологию на русском языке и подборку эссе об отражении Бабьего Яра в поэзии, прозе, музыке, живописи и кино. Пятым стал том «Бабий Яр. Музыкой и словом. Памяти Евгения Евтушенко и Дмитрия Шостаковича» (М.: Сандлер, 2023): в нем – снова поэтическая антология, но уже о Холокосте в целом, расширенные эссе о Е. Евтушенко и Д. Шостаковиче и мощное приложение, составленное из читательских писем к поэту. И, наконец, шестая книга – историко-аналитическая хроника «Бабий Яр. Реалии» (Кишинев: Историческая экспертиза 2024). Она подытожила серию, но не исследовательский дискурс.

Основными новациями статьи являются, первое, сопряженный анализ объектов, хронологии и географии расстрелов в собственно Бабьем Яру и в его ближайших окрестностях (условный Большой Бабий Яр), второе, разбор сложившейся вокруг Бабьего Яра коммеморативно-конфликтной ситуации – своего рода «интифады памяти», осознанно проводимой современными украинскими младонационалистами, и, третье, критика концепции «кровавых земель» американского историка Т. Снайдера.

Статья рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся историей Второй мировой войны, Холокоста и антисемитизма на Украине и в России (выражения «в Украине» и «на Украине» автор употребляет как семантически дифференцированные).

Abstract:

The Kiev ravine Babi Yar is one of the "capitals" of the Holocaust, the place of a record-breaking one-time murder of Jews, treacherously, under threat of death, gathered here allegedly for deportation. Almost 34 thousand were shot then in a day and a half - September 29 and 30, 1941 - a tragic record, half a percent of the Holocaust! Babi Yar is the archetype of the Holocaust by shooting, a testing ground for the extermination of people and the exhumation of their corpses, the residence of death and oblivion, the epicenter of extreme negative sacredness - a kind of entrance to Hell. This is what makes Babi Yar a world landmark and a universal shrine.

This article is an updated generalization and further development of a number of themes and variations of the book series by Pavel Polyan about Babi Yar, published in 2010-2024. The series was opened by a collection of articles “Between Auschwitz and Babi Yar. Reflections and Research on the Holocaust” (Moscow: ROSSPEN, 2010). The next was a two-volume anthology “The Ravine of Death – the Ravine of Memory. Poems about Babi Yar”: it consisted of a volume of poetry in Russian and Ukrainian and the author’s collection of essays “The Resounding Echo” (Kyiv: Dmitry Burago Publishing House, 2021; commissioned by the International Holocaust Center “Babi Yar”, ICC). The reader did not see this publication: the customer left the print run in the ICC warehouse). The fourth book was a one-volume edition “Babi Yar. Reflection" (Moscow, "Zebra E", 2022), which combined an updated anthology in Russian and a selection of essays on the reflection of Babi Yar in poetry, prose, music, painting and cinema. The fifth volume was "Babi Yar. Music and Words. In Memory of Yevgeny Yevtushenko and Dmitry Shostakovich" (Moscow: Sandler, 2023): it again contains a poetry anthology, but this time about the Holocaust in general, extended essays about Yevgeny Yevtushenko and Dmitriy Shostakovich and a powerful appendix made up of readers' letters to the poet. And, finally, the sixth book is a historical and analytical chronicle "Babi Yar. Realities" (Chisinau: Historical Expertise 2024). It summed up the series, but not the research discourse. The main innovations of the article are, firstly, the combined analysis of the objects, chronology and geography of the shootings in Babi Yar itself and in its immediate vicinity (the conventional Great Babi Yar), secondly, the analysis of the commemorative-conflict situation that developed around Babi Yar - a kind of "intifada of memory", consciously carried out by modern Ukrainian young nationalists, and, thirdly, the criticism of the concept of "bloodlands" of the American historian T. Snyder.

The article is intended for a wide range of readers interested in the history of World War II, the Holocaust and anti-Semitism in Ukraine and Russia (the author uses the expressions "in Ukraine" and "on Ukraine" as semantically differentiated).

Ключевые слова:

Бабий Яр – Холокост – Антисемитизм – Евреи. – Советские военнопленные-евреи. – Заложники- Зондеркоманда 4а – С. Бандера – Организация украинских националистов (ОУН)

Keywords:

Babi Yar – Holocaust – Anti-Semitism – Jews – Soviet Jewish POWs – Hostages – Sonderkommando 4a – S. Bandera – Organization of Ukrainian Nationalists (OUN)

Павел Маркович Полян – профессор, доктор географических наук, историк, географ и (под псевдонимом Павел Нерлер) филолог и поэт.

E-mail: pavel.polian@gmail.com 

«ПОСЛЕДНИЙ ЗЕМНОЙ ПУТЬ ЕВРЕЕВ…»

К ВОПРОСУ О ХРОНОЛОГИИ И ГЕОГРАФИИ РАССТРЕЛОВ В БАБЬЕМ ЯРУ

В недалеком будущем состоятся торжественные сеансы уничтожения иудейского племени в Будапеште, Киеве, Яффе, Алжире и во многих иных местах. В программу войдут, кроме излюбленных уважаемой публикой традиционных погромов, также реставрирование в духе эпохи: сожжение иудеев, закапывание их живьем в землю, опрыскивание полей иудейской кровью и новые приемы, как то: «эвакуация», «очистки от подозрительных элементов» и пр. и пр.

Илья Эренбург. Необычайные похождения Хулио Хуренито. 1922.

Все жиды города Киева!..

Комендатура г. Киева, 28 сентября 1941.

 …Они [бабушка и внук] ушли вдвоем, она его держала за руку, а он ел грушу…

Ида Пинкерт, 1961.

Вейвл Крайз - сын Иды Пинкерт

Здесь лежат мои евреи…

Пауль Блобель, командир зондеркоманды 4а, март 1943.

Ба́тько наш — Банде́ра, Украї́на — ма́ти…

Из украинской песни – неформального гимна современной ОУН-УПА, 2019.

Немецкие палачи и Инфраструктура террора

19 сентября 1941 года войска командующего 6-й армией генерал-фельдмаршала Вальтера фон Рейхенау взяли Киев. В тот же день прибыли 53 человека передового отряда зондеркоманды 4а под началом оберштурмфюрера СС Августа Хэфнера; остальные, во главе с командиром группы штандартенфюрером СС Паулем Блобелем (1894–1951), задержались на еврейской акции в Житомире и прибыли в город только 25 сентября, одновременно со штабом всей айнзатцгруппы «C» (начальник — бригадефюрер СС д-р Отто Эмиль Раш) и подчиненной ему ротой войск СС (командир — оберштурмфюрер СС Бернхард Графхорст), штаб полицейского полка «Юг» (командир — подполковник полиции Рене Розенбауэр) и два его батальона — 45-й резервный (штурмбаннфюрера СС Мартина Бессера) и 303-й (штурмбаннфюрера СС Генриха Ганнибала), две роты 82-го полицейского батальона (командир батальона — майор полиции Рудольф Эберт), группа 708 тайной полевой полиции (командир — комиссар полевой полиции Бернхард Зюссе), часть штаба Высшего командира СС и полиции «Россия-Юг» обергруппенфюрера СС Фридриха Еккельна. Все они — общей численностью не менее 1000 человек — так или иначе были задействованы в «Гросс-акции» 29–30 сентября. 30 сентября 1941 г. в Киев передислоцировалась айнзатцкоманда 5 оберштурмбанфюрера СС Августа Мейера. 30 сентября 1941 г. в Киев передислоцировалась айнзатцкоманда 5 оберштурмбанфюрера СС Августа Мейера.

А 24 сентября, ровно в полдень, началась страшная и многодневная диверсионная «радиоигра» Кремля с неудержимо взлетающими на воздух по радиосигналу зданиями в центре Киева и пылающим Крещатиком[1]. Игра явно застала расслабившихся немцев врасплох. Под развалинами задохнулся и замысел переноса в Киев из Ровно столицы Рейхскомиссариата Украина. С таким-то Крещатиком!

«Радиоигра» выкинула на улицу полусотню тысяч киевлян, которым срочно занадобилась крыша над головой. Так что идея не цацкаться с обустройством в Киеве такой роскоши как гетто (судя по всему, оно и так не планировалось), а «переселить всех евреев», т. е. расстрелять их и как можно скорей всех — представив это как месть «за Крещатик» — напрашивалась![2] 

Идея встретила понимание, поддержку и детальную разработку на серии совещаний, посвященных, разумеется, и взрывам, и другим вопросам. Мотив «мести за взрывы» в этом кругу не нужен был (все понимали, что такое «эвакуация»), но между рядовыми немцами и украинцами он уже вовсю гулял по городу в порядке слухов.Евреев, схваченных до взрывов на Крещатике, бросали в тюрьмы, а схваченных после 24–25 сентября — в дулаг 201, обосновавшийся в этот день прямо в городе, на стадионе «Зенит»[3] — по адресу: Керосинная улица, 24[4]. В лагере имелась и «гражданская» часть, где, собственно, и собирали евреев. В качестве дулага лагерь просуществовал только до 11 октября 1941 года, после чего был переведен в Ромны и далее в Харьков, где и «задержался».

Лагерное пространство и инфраструктуру переняла другая организация — СД, в просторечии и не вполне точно именуемая гестапо[5]. В этой «юрисдикции» лагерь на Керосинной просуществовал до весны 1942 года, после чего, очевидно, был переведен в Сырец, в самой непосредственной близости от Бабьего Яра. Территория, которую лагерь там занимал, была весьма значительной — около трех км2. На ней разместилось сначала 16, а потом и 32 полуземлянки-полубарака: имелись отдельные зоны — еврейская (барак № 2), партизанская, женская (человек на 300). Квалифицированные еврейские узники Керосинной/Сырца использовались также на строительно-ремонтных работах как минимум на двух городских объектах — на Институтской улице, 3–5 (еврейский рабочий лагерь), и на улице Мельникова, 48, где они ремонтировали общежитие СС. Имелся у Сырца еще и загородный филиал — подсобное хозяйство СД в поселке Мышеловка в 18 км от Киева (ныне в черте города, Голосеевский район): там заключенные использовались на сельскохозяйственных работах.

До середины 1943 года он официально именовался сначала лагерем принудительного труда, а потом — транзитно-арестным лагерем — своего рода смесью следственного изолятора и исправительно-трудового лагеря. Это отличало его типологически от концлагеря, являвшегося местом отбывания наказания, но без транзитного потока. В остальном де-факто разница была не слишком большой.

Сырецкий лагерь функционировал с мая 1942 до сентября 1943 года. Он подчинялся командиру полиции безопасности и СД в «генеральном округе Киев» оберштурмбанфюреру СС Эриху Эрлингеру, прибывшему в Киев в январе 1942 года[6]. Комендантом лагеря — и человеком с явно садистскими наклонностями — был штурмбанфюрер СС Пауль-Отто Радомски (1902–1945), неразлучный со своей собакой — немецкой овчаркой по кличке Рекс. Охраняли лагерь украинские полицейские из состава 23-го полицейского батальона.

По состоянию на 4 августа 1943 года в лагере содержалось около 3000 заключенных. В нем царили террор и безграничный произвол начальства. Заключенных расстреливали из-за потери трудоспособности, в качестве заложников, за попытки побегов и просто так, по капризу садистов-начальников. После освобождения Киева на территории лагеря были обнаружены шесть расстрельных ям, из которых было эксгумировано 650 трупов.

Контингент узников формировался не только в Киеве, но и по всей Киевской и Полтавской областям: его составляли партизаны, коммунисты-подпольщики и те, кого подозревали в связях с ними. Отдельный контингент и обособленную зону в лагере составляли трудоспособные мужчины-евреи: это или те, кого разоблачили и схватили в городе, или евреи-военнопленные, в том числе евреи-моряки Пинской флотилии[7].

Сохранилось несколько фотографий евреев-моряков, сделанных на днепровской набережной в Киеве, — видимо, вскоре после их пленения[8]. На них видно около десятка человек, очевидно, под охраной, но охранников не видно. Ясная солнечная погода и характер одежды на фотографиях позволяет уверенно датировать их концом сентября — началом октября 1941 года. Очевидно, что эта группа не имеет никакого отношения к другой группе моряков — ставшей одной из героических легенд Бабьего Яра[9].

Украинские коллаборанты

Созданная в 1929 году Организация украинских (а de facto западно-украинских) националистов была программатически фашистской партией и национально-освободительным движением одновременно. Она боролась — поначалу еще только в польской Галиции — за украинскую государственность, но одной только державы-государства ей было заведомо мало: золотая ее мечта — не просто украинская земля, но и украинский порядок на украинской земле. Из чего и вытекал ее агрессивный настрой как против населяющих Украину (какой они ее понимали) других народов, в том числе и евреев, так и против стран проживания остальных украинцев.

Первым начальником Киевской городской управы, т. е. местным бургомистром, был Александр Петрович Оглоблин (Мезько, 1899–1992), вчерашний профессор Киевского университета и будущий — Гарвардского.

Оглоблин всячески поддерживал украинскую «патриотическую» прессу — шипяще антисемитскую и антирусскую: газета «Українське слово» («Украинское слово») под редакцией западенца Ивана Андреевича Рогача (1913–1942) и литературное приложение к ней — журнал «Лiтавры» («Литавры») под редакцией Елены Телиги (1906–1942) , перебравшаяся в Киев из Ровно, — начали выходить еще в сентябре 1941 года[10].

Де-факто оба издания были не столько городскими, сколько чисто оуновскими. «Украинское слово» выходила трижды в неделю, по одному-двум листам в номере. Гнусность ее поистине не знала границ. Бешеный антисемитизм служил ей и легкими, и воздухом, и лицом, и изнанкой, и идеологией, и физиологией. Не было такой гнусности о жидах, перед которой здесь остановились бы или хотя бы поморщились, — напечатали бы любую.

Литературно-художественный журнал «Литавры» формально был приложением к «Украинскому слову» и, соответственно, имел ответственным редактором все того же Ивана Рогача. Но хозяйкой журнала была ее редактор, поэтесса Елена Телига. Предполагалось, что 16-страничный журнал будет еженедельным, но на практике он выходил нерегулярно, свет увидело всего несколько номеров, да и те в более куцем формате. Де-факто «Литавры» были органом основанного Телигой Союза украинских писателей[11]. Упомянутый запах в журнале, разумеется, тоже был, но гораздо слабее, чем в газете.

Политика преференций украинцам со стороны немецких оккупантов была поначалу и широкой, и системной. Так, при взятии заложников — с хорошей перспективой быть расстрелянным — брали почти исключительно евреев, иногда русских, а украинцев старались не брать.

При попадании в плен красноармейцев-украинцев массово высвобождали из статуса военнопленного, выдавали им пропуска и отпускали до родимых хат, если таковые были позади, а не впереди фронта[12]. Основания — приказ генерал-квартирмейстера ОКХ Э. Вагнера от 25 июля 1941 года о высвобождении из плена представителей ряда «дружественных» национальностей — фольксдойче, украинцев, прибалтов, белорусов, румын, финнов и даже «кавказцев», распоряжение ОКВ от 14 октября 1941 года о проверке советских военнопленных на предмет их принадлежности к «привилегированным» национальностям[13] и др. Конец акции намечался на февраль 1942 года[14], но фактически она продолжалась еще некоторое — небольшое — время. Не приходится удивляться тому, что, согласно статистике ОКХ, среди высвобожденных доминировали украинцы: так, по состоянию на 1 апреля 1942 года, всего из плена было высвобождено 290 270 чел., из них украинцы — 277 769, или 96 %[15].

Собрав в кулак последние остатки наивности и романтизма, Третий рейх по-отечески рассматривал украинских националистов как свою опору на Украине и исходил из того, что и последние удовольствуются своей ролью и ограничатся такой функцией. Оуновцы же в сентябре—ноябре завели при немцах и с немцами такой «театр»: преданно глядя им в глаза, выслушивая приказы оккупационных властей и кивая понятливо головой, щелкали каблуками и брали под козырек, а на самом деле — все делали по-своему и только изображали, что выполняют рейхову, а не свою волю.

Но если все это немцы какое-то время еще готовы были терпеть, то фактическое формирование под прикрытием Киевской управы национального украинского — теневого — правительства и объявление без спросу в газете о восстановлении конституции петлюровской Украинской народной республики 1918 года цистерну их терпения переполнило. Уже в ноябре 1941 года уверенность в нелояльности оуновцев окрепла настолько, что начались их аресты. «Медовый двухмесячник» коллаборации и толерантности в отношениях нацистов-немцев и националистов-украинцев закончился.

Иными словами, даже относительная «умеренность» ОУН(м) в сочетании с активностью в проведении собственной национальной повестки представлялась Рейху достаточно радикальной для того, чтобы на стыке 1941 и 1942 годов очень жестко погромить ее сеть по всей Украине. Но прежде всего — в Киеве, где были арестованы и, как правило, казнены все активные члены ОУН(м), в том числе сотрудники городской администрации — этой, по словам Э. Коха, «цитадели украинского шовинизма», во главе с самим бургомистром — Владимиром Пантелеймоновичем Багазием (1902–1942), бывшим и при Оглоблине вице-бургомистром.

Багазия арестовали в начале февраля 1942 года, причем следственные действия подтвердили все худшие подозрения о Багазии — от коррупции до нелояльности Рейху[16]. Под руководством Багазия Киевская управа стала гнездом и оплотом украинского шовинизма. В каждом ее отделе штаты были намеренно раздуты и заполнены сплошь националистами. Обвиняли Багазия в инфильтрации своих людей в полицию и в Красный Крест, превращенный в нечто наподобие курьерской службы националистов, в сборе данных об экономической политике немцев на Украине, в особенности о ее неудачах, и даже… в спекуляции бензином! Припомнили, конечно же, и преподавание до войны в еврейской школе, и частные уроки детям Никиты Хрущева![17]

Так или иначе, но Багазий пережил в тюрьме практически всех своих однодельцев-оуновцев и повесился у себя в камере 3 октября 1942 года[18].

Помимо управы, сугубыми рассадниками национализма и неоправданным собесом для своих выглядели и Академия наук с Союзом писателей, причем Академия, как и Православная церковь, обе тянули на то, чтобы смотреться эдакими ипостасями распущенной Национальной Рады.

Под раздачу попали и журналисты, в том числе редакторы Рогач и Телига. 12 декабря вышел последний номер «Украинского слова», а уже 14 декабря — первый номер «Нового украинского слова».

Преемник Багазия на посту бургомистра Киева — Леонтий Иванович Форостовский (1896–1974), крепкий хозяйственник и покровитель непобедимой футбольной команды «Старт», перекладывал всю вину за эти репрессии и вовсе на коммунистов-подпольщиков, якобы просочившихся в немецкие органы, чтобы уничтожать украинцев немецкими руками[19].

Альянс немцев-оккупантов с украинскими националистами разрушился в ноябре 1941 года — отныне оуновцы и враги, и жертвы. Немцы инкриминировали оуновцам одновременно и безудержный сепаратизм, и чуть ли не союз с коммунистами против себя.

В Киеве на стыке 1941 и 1942 годов несколькими широкими волнами прошли сравнительно массовые аресты и расстрелы украинских националистов. Первой волной — еще 12 декабря 1941 года — накрыло Ивана Рогача, последней — 9 февраля 1942 года — Елену Телигу, расстрелянную 21 февраля[20].

Десятки человек[21] были тогда расстреляны — но не в Бабьем Яру, а во дворах двух тюрем на улице Короленко — тюрьмы СД (Короленко[22], 33) и тюрьмы городской полиции (Короленко, 15). Где хоронили расстрелянных, в точности неизвестно. Возможно, и в противотанковом рву на Сырце[23]. А это хоть и близко к Бабьему Яру, но все же не Бабий Яр!

Зато совершенно достоверно, что бургомистр Багазий первым вписал свое имя в длинный ряд благоустроителей Бабьего Яра посредством его преобразования в свалку и засыпки мусором. 15 ноября 1941 года он издал постановление «Об упорядочении санитарного состояния города», в котором Бабий Яр фигурирует в качестве постоянного места для вывоза бытового мусора с последующей его утилизацией путем компостирования на полях и свалках, а также для сваливания снега и льда[24].

Экс-бургомистр Оглоблин, с подачи коллеги-историка Константина Штеппы, ставшего ректором Киевского университета, получил в университете профессорскую должность. До этого Штеппа служил у Оглоблина заведующим отделом культуры и просвещения, так что в ректоры он фактически назначил себя сам, сохранив при этом и позицию в управе, и пост директора Музея-архива переходного периода[25].

Ассистенты палачей

Холокост — не чисто арийское мероприятие. Без слаженного аккомпанемента локальных вспомогательных полиций — украинской, белорусской, прибалтийской, русской, фольксдойчной — и без энтузиазма местных дворников-активистов никакому Гиммлеру или Блобелю был бы не под силу столь впечатляющий рекорд, как в Бабьем Яру: полпроцента всего Холокоста всего за полтора расстрельных дня!

И не случайно, что и второй по скорострельности результат — расстрел 30 августа 1941 года в Каменец-Подольском 23 600 евреев — был достигнут тоже на Украине[26]. Собственно, это даже больше, чем в Бабьем Яру за одно только 29 сентября![27]

Сходное взаимодействие было, конечно, и в Польше, и в Латвии, и в Литве, но только на Украине имелась своя парамилитарная структура — Украинская повстанческая армия (УПА;), возникшая в 1942 году и сразу же открывшая для евреев свой собственный корпоративный расстрельный «счет».

Убивала евреев, не спросясь в Берлине, и Служба безопасности ОУН. Пополнялся этот счет, правда, уже в 1943–1944 годах — под самый конец немецкой оккупации, когда проводники ОУН одновременно и призадумались: а не пора ли евреев начинать жалеть, дабы не перегрузить их кровью свои будущие переговоры с американцами и англичанами?[28]

Даже с учетом названных ограничений накопилось на этом счету немало: по оценке Арона Вайса — 28 тысяч еврейских жертв[29]. В. Нахманович, как всегда, снисходителен к репутации ОУН и готов признать всего одну тысячу. К цифре в 1–2 тысячи склоняется, согласно Джону-Полю Химке, и польский исследователь художеств украинских националистов Гжегож Мотыка. Сам же Химка в своей последней книге — «Украинские националисты и Холокост» — ограничивается таким пассажем: «Оценка в первые тысячи человек далека от того, чтобы претендовать на точность»[30].

Но, во-первых, если и тысяча человек — разве это ничтожная, не стоящая разговора цифра? Особенно если вспомнить, что это лишь крошечная добавка к тем сотням тысяч евреев, которых украинцы-оуновцы убили, будучи облачены в экипировку частей СС или украинских полицаев — от имени и по поручению Третьего рейха? А как быть с евреями, с энтузиазмом убитыми на месте или доставленными в Бабий Яр всеми этими дворниками, соседями и прочими доброхотами-антисемитами? Всех их уверенно пишут на немецкое конто, а вот правильно ли это? Не честнее ли «поделиться» трупами с перечисленными, в том числе с украинскими, доброхотами? Не корректнее прикинуть эту квоту и сложить ее с уповскими расстрелами безо всяких эгид, а от собственного – украинского – имени?

Исторически роль украинских националистов в Холокосте неоспорима: беспощадные палачи, а многие еще и садисты, они яростно боролись не только с «ляхами» и «москалями», но и с «жидами». Так что юдофилия их никогда не шла дальше того, что евреи не главные их враги, а «второстепенные» — ближайшие приспешники их главных врагов[31].

Организационно эта ненависть текла сразу по нескольким каналам — каждая в своей униформе. Например, через национальные подразделения СС («Нахтигаль», «Галичина»). Или через УВП и органы местного самоуправления, создаваемые оккупантами в помощь себе самим, в том числе и по еврейской миссии: и в СС, и в полицию, и в управы ОУН массово делегировала или кооптировала своих людей. И, наконец, через собственное военное крыло — УПА.

При этом бесстрашными борцами с собственно немецкими оккупантами мельниковцы не были, до советских партизан в этом отношении им было очень далеко. А вот самодовольными соучастниками расстрелов беззащитных евреев — завсегда и с радостью — были.

«Наиглавнейший враг народа — жид!» — название статьи в киевской городской, фактически оуновской, газете «Украинское слово» (в ней служила и Телига). В номере за 2 октября некто «Р.Р.» чуть не захлебнулся от восторга по поводу состоявшегося буквально позавчера бенефисного расстрела в Бабьем Яру: «…Но нашлась сила, которая сорвала их [жидовские. — П. П.] планы, которая мстит за гекатомбы жертв жидовского владычества. Вся Европа борется теперь с этой заразою. Жиды не знали милосердия. Пусть же теперь и сами на него не рассчитывают»[32].

Украинские соучастники «Гросс-акции» стали стягиваться в Киев еще задолго до нее. Раньше всех — еще 21 сентября — из Житомира прибыла передовая команда: 18 человек во главе с Богданом Коником. 23 сентября прибыла казачья сотня Ивана Кедюлича. Это ее, по-видимому, увидел в Киеве 16-летний Костя Мирошник:

На второй день появились украинские полицейские с желто-голубыми повязками и надписью О.У.Н. — организация украинских националистов. Они стали следить за порядком в городе[33].

Подтянулась — из Житомира — и украинская полиция. 27 сентября 1941 года 454-я охранная дивизия передала киевской, 195-й, полевой комендатуре сотню обученных украинских полицейских из Житомира «со знанием киевской специфики» (sic!) под командой капитана Дидике[34]. Для их перевозки было выделено три грузовика, отправление от казармы 28 сентября в 8 утра. В Киеве — полдня на устройство и подготовку к своим действиям на завтрашний день. 29 сентября из Житомира на подмогу были посланы еще 200 полицаев, итого житомирских перед «Гросс-акцией» — всего 300[35].

В Киеве между тем набиралась и своя, киевская, вспомогательная полиция — под командой оуновцев, поручика Андрея Орлика и сотника Григория Захвалинского (с ноября 1941 по ноябрь 1942 года)[36]. Набирали в нее как гражданских (в идеале — имевших зуб на советскую власть), так и в лагерях для советских военнопленных, особенно среди перебежчиков. В обоих этих контингентах преобладали украинцы, так что официальное поименование охранной полиции украинской — не такая уж и неточность, как это понапрасну пытаются оспорить[37].

В начале ноября полицейское пополнение поступило и с Западной Украины — это так называемый Буковинский курень во главе с Петром Войновским. Долгое время считалось, что именно буковинцы ассистировали немцам 29–30 сентября в Бабьем Яру. Оказалось, что это не так. В. Нахманович привел веские аргументы в пользу того, что буковинцы прибыли в Киев лишь 4 ноября 1941 года[38]. Но вопросом, а чем же занимался «курень» до прибытия в Киев и чем занимался в Киеве после, исследователь не заморочился. А занят он был своим любимым делом — жидомором, выявлением и ликвидацией евреев. То есть тем же, от обвинения в чем — но только применительно к Киеву в комбинации с 29–30 сентября — его «защитил» Нахманович!

Существенно, что мельниковцы-буковинцы были радикальнее мельниковцев из Житомира или Киева, так что их десант в Киев вполне мог помочь тому, чтобы терпение немецких оккупантов лопнуло несколько быстрее, навлекая аресты и расстрелы на оуновцев на стыке 1941–1942 годов[39].

Да, непосредственно в овраге немцы распоряжались и расстреливали сами. Что ничуть не означает факультативности роли, пассивности поведения и, соответственно, минимальности ответственности украинской полиции в эти горячие палаческие деньки: мол, только оцепление, всего лишь сбор, охрана и транспортировка вещей расстрелянных — т. е. сугубая логистика, ничего более![40] 

Да и в оцеплении их функционал был куда шире. Дина Проничева и другие спасшиеся вспоминали о том, что после завершения расстрела по трупам ходили люди, говорившие по-украински. Они светили фонариками в поисках еще живых, пристреливали, если находили, и засыпали верхний слой трупов песком. Проничевой даже запомнилась фраза: «Демиденко! Давай прикидай!»[41]

Другая часть украинских полицейских рыскала в эти два дня по Киеву в поисках тех, что посмели проигнорировать столь лестное для евреев приглашение дружественных властей на свою казнь: обнаруженных избивали и доставляли в полицию или на сборный пункт в подвале дома на Ярославской, 37 или прямо в Бабий Яр.

Диктатура дворников и соседей

В самом Киеве, на низовом — дворовом и домовом — уровне, клокотало и булькало еще и другое варево.

Василий Гроссман словно услышал голоса и заглянул в недобрые глаза тех, кого сам назвал «новыми людьми»:

И словно вызванные приближающейся черной силой, в переулках, темных подворотнях, в гулких дворах появились новые люди, их быстрые, недобрые глаза усмехались смелей, их шепот становился громче, они, прищурившись, смотрели на проводы, готовились к встрече. И здесь, проходя переулком, Крылов впервые услыхал потом не раз слышанные им слова: — шо буле, то бачилы, шо буде, побачимо[42].

То же самое интуитивно чувствовала и имела в виду 15-летняя Софа Маловицкая, когда писала 9 сентября из Киева в Воронеж Азе Поляковой, своей эвакуировавшейся подруге: «…Мы остались на верную гибель»[43].

В первые же часы оккупации — еще задолго до расправы — Киев превратился в адову диктатуру этих «новых людей», прежде всего дворников и управдомов — диктатуру над евреями, коммунистами и членами их семей.

Превосходно, но жутко описал это Наум Коржавин, чьи родители погибли в Бабьем Яру и в чьем дворе дворником был Митрофан Кудрицкий, из раскулаченных:

Он не изменил ни судеб мира, ни судеб страны — только намеренно и изощренно отравлял последние дни людям, ничего плохого ему не сделавшим. Не более чем двадцати. Лично превращал их жизнь в сплошной кошмар и лично получал от этого удовольствие. То, что он над ними совершал, простить может только Бог [и еще] те, над кем он измывался. Но они лежат в Бабьем Яре. Так что прощать некому…

Я говорю не о юридическом прощении. Их убили немцы, а не он, а он лично, насколько мне известно, никого не убил, не служил в лагере, не стоял в оцеплении во время немецких акций по «окончательному решению», не был оператором в газовой камере или шофером душегубки. Он был только дворником. И работал только сам от себя и для себя, для собственного удовольствия…

Немцы вошли в Киев 19 сентября, расстрелы в Бабьем Яре начались 29-го. Все эти десять дней родные мои жили под властью не столько Гитлера, сколько Кудрицкого. У Гитлера были еще другие заботы, у Кудрицкого, видимо, только эта. Он устроил им персональный Освенцим на дому, и ему было не лень следить за его «распорядком», чтоб не забывались. И хотя погибли мои родные не от его руки, но измывательства его были таковы, что, вполне возможно, эту гибель они восприняли как освобождение. От него. То, что он им устраивал перед смертью, было, по-моему, страшней, чем сама смерть... Ему для удовлетворения и крови было мало. Надо было еще и мучить[44].

Это ж надо: гибель в Бабьем Яру — как меньшее из зол, как освобождение!

А 29 сентября — главный день расправы — стал праздником сердца для всей этой дворничьей сволочи.

Согласно приказу коменданта города, 

Приказ: Всем жидам города Киева

сбор евреям был назначен на 8 часов утра. Но дворники и управдомы не дали своим евреям даже выспаться напоследок: они их будили в четыре утра! Немцы этого совсем не требовали, но смысл этой инициативы совершенно ясен. Евреев выпихивали из их квартир, забирали у них ключи (под обещание передать ключи немцам, с чем они потом не спешили), — лишь для того, чтобы у евреев было поменьше времени на сборы, а у них, у дворников — побольше времени на грабеж.

Комендант украинской полиции А. Орлик издал приказ № 5, предписывавший всем домоуправам и дворникам в течение 24 часов выявлять в своих домах евреев, сотрудников НКВД и членов ВКП(б) и сдавать их в полицию или в еврейский лагерь при лагере для военнопленных на Керосинной улице. Тем же, кто посмеет евреев укрывать, тем расстрел[45].

От дворников не отставали и соседи-жильцы. Не дожидаясь ордеров от управы, они выволакивали жидов-соседей из их комнат, плевались, передразнивали жаргон, били, душили, иногда убивали. После чего, лоснясь от свершившейся справедливости и сияя от радости, заселялись в опустевшее жилье.

Большинство этих «новых людей» сочетали в себе ненависть и корысть: они и после войны так и остались в «своих» — бывших еврейских — квартирах или комнатах, в окружении «своей» — бывшей еврейской — мебели и обстановки.

Но встречались и чистые, беспримесные антисемиты, готовые постараться даже за голую идею, безо всякой личной материальной выгоды. Пещерная ненависть, жадность, зависть заставляли этих людей не просто доносить на евреев, но активнейшим образом искать и находить их, соучаствуя в уничтожении.

Вот один из таких персонажей — Петр Денисович Дружинин (1919–1945), дезертир и агент. После «Гросс-акции» он вселился в еврейскую квартиру на Пушкинский, 31, кв. 13 и приоделся. Он самозабвенно охотился за евреями, как и за коммунистами и партизанами. А когда евреи «кончились», то взял след украинки Марии Хлевицкой, заподозренной им в скрытом еврействе![46] 

Накануне «Гросс-акции»: первые жертвы Бабьего Яра и краткое расписание расстрелов

Может показаться, что именно в Киеве немцы перешли важную для себя внутреннюю черту — от выборочной ликвидации евреев (одних только мужчин!) к тотальной — всех! Но это не так: грань эта стерлась все же раньше!

Но Киев действительно первый и, пожалуй, единственный столь крупный и столь столичный оккупированный город, где не стали ни гетто разводить, ни с селекцией по трудоспособности и прочими церемониями возиться.

В расход! Причем не дифференцируя, — всех![47]

Есть разного рода свидетельства о самых ранних датах первых расстрелов в Бабьем Яру — тут и 28[48], и 27[49], и 25, и 24, и 22[50] и чуть ли не 20 сентября даже![51] 

Представляется, что все даты, что предшествуют субботе 27 сентября, — элементарно недостоверны. Иначе был бы недостижим тот поразительный эффект, когда в ответ на приказ собраться и явиться пожаловали не пять-шесть, как ожидалось, а почти 35 тысяч киевских евреев! Сколько бы их было, знай евреи о своей участи загодя и наверняка?

Относительно непротиворечивой представляется такая реконструкция.

Самыми первыми жертвами еврейских расстрелов в Киеве — и скорее не в Бабьем Яру, а в одном из противотанковых рвов рядом с ним — стали, вероятно, евреи-заложники, схваченные в городе в первые же дни оккупации[52], в том числе и в синагоге в шабат, 26 сентября. По некоторым сведениям, общее число заложников составляло 1600 чел.[53] Их еврейскую часть скорее всего и расстреляли уже в субботу, 27 сентября, заодно примерившись к топографии местности.

Вторыми — 28 сентября — стали евреи-красноармейцы — военнопленные, окруженцы, особенно политофицеры, охота на которых велась с первых же дней оккупации. В дулаге на Керосинной, как мы помним, было специальное отделение, заполненное исключительно евреями и комиссарами, числом около 3 тысяч человек. Быстрое заполнение отсека новыми кратковременными гостями какое-то время было гарантировано теми сотнями тысяч военнопленных и окруженцев, которых породил Киевский котел. Расстреливать на Керосинной было негде, вот лагерь и разгружали регулярно от ненужных постояльцев, благо Бабий Яр был под боком, в конвойно-пешеходной доступности.

Зато де-факто публичной была сама «Гросс-акция» — массовые расстрелы 29–30 сентября непосредственно в Бабьем Яру, про которые вполне можно сказать, что палачи подготовились, изучили местность и чувствовали себя уверенно, а их логистика выглядела продуманной до мелочей.

«Гросс-акция»: 29 сентября и маршруты жертв

Сама «Großaktion», то есть массовые расстрелы 29–30 сентября 1941 года в Бабьем Яру, была, наверное, самой де-факто публичной из всех немецких массовых расстрелов евреев. В ней если не участвовал, то ее наблюдал – весь Киев!

Евреи шли изо всех частей города, но основных потоков было два. Первый — из нагорных частей города, по улицам Львовской и Дмитриевской, второй — из нижней части, с Подола, по Глубочицкому шоссе. Оба маршрута сходились в начале Лагерной (современной Дорогожицкой) улицы, около Лукьяновского базара, в один общий поток — «заполняющий оба тротуара и мостовую широкой улицы. Люди шли тесной толпой, как при выходе со стадиона после футбольного матча, и казалось, что не будет конца этому страшному шествию»[54].

Вот свидетельство Сергея Таухнянского (1980):

Когда [мы] вышли на улицу Мельника, то она была просто запружена людьми, продвигающимися в сторону пересечения улиц Мельника и Пугачева… Люди двигались сплошным живым потоком. Многие несли на себе сделанные в виде рюкзаков мешки, некоторые катили перед собой тележки с больными, не способными двигаться самостоятельно. Матери везли в колясках грудных детей, а более старших — несли на руках или держали за руку; абсолютное большинство идущих были старики, подростки, женщины и дети. Люди плакали от страха перед грядущим неизвестным…[55]

От названного в объявлении перекрестка улиц Мельникова и Дегтяревской дальнейший маршрут — по улице Мельникова — был уже общим.

Чудом сохранились две поразительные фотографии евреев, идущих в Бабий Яр. Обе сделаны 29 сентября, сделаны немцами, и обе, судя по трамвайным рельсам, - на улице Мельникова.

Первую из них в конце 2000-х приобрел в интернете Стефан Машкевич, американо-украинский историк и поэт. На ее обороте – выразительная карандашная надпись по-немецки: «Der letzter Erdenweg der Jüden» («Последний земной путь евреев»). В 2019 году, вскоре после первопубликации в соцсетях Машкевича, фотография была включена – и именно как киевская! – в составленный Дмитрием Малаковым фотоальбом с видами довоенного, военного и послевоенного Киева[56].

«Последний земной путь евреев» (Фото из собр. С. Машкевича)

На снимке запечатлен тот момент, когда людской поток где-то впереди притормозил и переслал всем позади себя импульс остановиться. Дело, похоже, происходит не утром, а днем, отчего сама улица Мельникова уже не запружена[57]. Весь поток, значительный, но все же обозримый, легко уместился на правой ее стороне: пешие – на тротуарах, а телеги на брусчатой проезжей части пришвартованы к земляному, как кажется, бордюру. Все подводы доверху нагружены скарбом, но на каждой, кроме возниц, еще по двое – по трое неходячих. Справа на фотографии нос немецкого грузовика: скорее всего он едет порожняком, торопится к Бабьему Яру – на очередную «загрузку». И тогда осознаешь, как тесно было потом всему этому скарбу на одном-единственном этаже одного школьного здания!

На телегах среди поклажи преобладают безразмерные матерчатые тюки и узлы. Чемоданы и баулы несли в руках, это сейчас они ненадолго на земле. Легко представить, в какой нервозности и спешке буквально всю последнюю ночь эти емкости укладывались!

Вторая фотография была обнаружена несколько лет тому назад в архиве города Ансберга в Баварии, среди материалов суда над членами 303-го батальона полицейского полка «Юг»[58]. Перед нами – та же улица Мельникова, но в другой ее части. Время суток более раннее, фотограф снимал против солнца, из-за чего фотография «слепит» своей чуть ли не снежной белизной. Людской поток – куда гуще, он движется по обоим тротуарам, но не покушается ни на проезжую часть, ни на трамвайные пути, оставленные немецкому автотранспорту.

Евреи, идущие в Бабий Яр

Об этой фотографии замечательно написала Катерина Петровская:

«Когда мы вглядываемся в старые фотографии, в лица из далекого прошлого, мы знаем, что этих людей больше нет, они умерли. На любом старом снимке лежит печать смерти — обретение живого изображения и смерть завязаны в один узел. Но в фотографии, что перед нами, есть одно существенное отличие: все эти люди умрут не когда-то потом, в конце жизни, а сегодня, через несколько часов. <…> Они находятся в непосредственной близости от смерти. Смерть освещает идущих, и, видимо, они сами начинают это понимать»[59]

День 29 сентября был довольно теплым и солнечным, но мы видим, что люди одеты во все самое зимнее, транспортируя на себе и пальто, и шубы. Еще бы: им же предстоит дальняя и долгая эвакуация!

О том, насколько коротким будет их маршрут, они еще не вполне догадались.

…От точки невозврата евреев — пока еще самотеком, но уже под конвоем — направляли к восточной ограде соседнего Братского воинского кладбища. Там у них отбирали шубы и пальто, драгоценности и документы. Затем разбивали на группы в несколько сотен человек и, уже в сопровождении немецких полицейских, гнали вдоль южной ограды воинского кладбища, прямо на двойную цепь из эсэсовцев с овчарками. Попадавших в этот узкий коридор людей избивали палками, заставляя их, под ударами, бежать к широкой площадке, упирающейся в большой юго-восточный отрог Бабьего Яра.

Здесь, избитых и деморализованных, их заставляли еще раз разуваться и раздеваться — до белья, а то и догола. У края площадки были возвышения, а между ними — узкие проходы-лазы, переходящие в тропы, ведущие на дно оврага. Там их поджидало три сменных расстрельных команды по 4 ствола каждая из состава роты войск СС, зондеркоманды 4а и 45-го полицейского батальона, распределенных по тальвегу оврага.

Оберштурмфюрер СС Август Хэфнер свидетельствовал на суде в Дармштадте в 1967 году:

...Евреи гуськом подходили к яме... Они должны были там стать на колени и притом таким образом, чтобы они согнули спину к коленям, наклонили голову и сложили руки [кровь или мозги тогда не брызгали на палачей. — П.П.].

Стрелок становился за ними и с близкого расстояния производил из автомата выстрел или в затылок, или в мозжечок. После того, как первые евреи были расстреляны, в яму гуськом приходили другие. Они должны были становиться на колени на пустые места, оставленные уже расстрелянными, и были расстреляны таким же способом.

Так заполнялось дно лощины. После того, как дно лощины было заполнено, расстрел дальше происходил так, что в этой яме были расстреляны послойно пласт за пластом. Стрелки стояли на трупах. Евреи, которые подходили гуськом и с края ямы видели расстрел, шли без сопротивления в яму и были расстреляны вышеописанным способом...[60]

Ноу-хау такого типа массовой экзекуции, когда жертв расстреливали и укладывали компактными пластами[61], приписывают обергруппенфюреру СС Еккельну. Сам он цинично называл это «укладкой сардин».

Расстреливали в овраге одновременно в двух (а возможно и в трех) местах, поэтому в пределах одного дня и одного места убивали по-разному. Есть даже свидетельства о пристрелянных пулеметах с противоположного склона, но чаще все же — стреляли в затылок из поставленных на одиночные выстрелы «Шмайсеров-42»[62].

Самое очевидное отклонение – случай Проничевой, которую расстреливали 29 сентября – под вечер и под самый конец акции. Ее и ее товарок, не заставляя раздеваться и не спуская в овраг, выстроили у самого края оврага и к нему лицом, убийца шел вдаль ряда и стрелял по одному в затылок, чем и воспользовалась инстинктивно Проничева, спрыгнув за полумиг до «своего» выстрела. И дело тут не только в полусумраке и усталости палачей под конец напряженного трудового дня, но и в том, что штабеля шевелящихся и стонущих внизу тел достигли неудобной для упаковщиков и расстрельщиков высоты.

Понимаем ли мы, где именно в Бабьем Яру все это происходило?

В. Нахманович, проанализировав всю доступную ему информацию, пришел в 2004 году к выводу, что расстреливали на площадке близ устья юго-восточного отрога, при соединении его с главным руслом Бабьего Яра[63]. С ним не согласился исследователь исторической топографии Бабьего Яра Лев Дробязко, отнесший место расстрелов к расширению оврага в устье юго-западного отрога[64]. К мнению Дробязко впоследствии фактически присоединились историки МЦХ Мартин Дин и Александр Круглов, опиравшиеся в том числе на разработки по трехмерному моделированию Бабьего Яра Максима Рохманийко, директора Центра пространственных технологий МЦХ.

Круглов предположил, что место расстрела, установленное Нахмановичем, было отвергнуто из-за своего меньшего размера после того, как стало ясно, что евреев собирается гораздо больше, чем ожидавшиеся 5 тысяч[65].

А что мешало немцам использовать оба расстрельных места, коли так?

В оцеплении же стояли 303-й полицейский батальон и украинская вспомогательная полиция, занимавшаяся еще сортировкой вещей и их погрузкой на машины.

…К шести вечера 29 сентября эсэсовцы остановили расстрел и отправились отдыхать. Под вечер, уже в сумерках, согласно Дине Проничевой, наступил черед украинских полицейских: они спускались вниз, светили вокруг фонариками, шли по трупам на доносившиеся стоны, пристреливали недобитых и присыпали верхний слой песком. Проничевой даже запомнилось: «Демиденко! Давай прикидай!»[66]

«Гросс-акция»: 30 сентября

Но что же делать с теми евреями (около 11–12 тысяч человек), которых еще не успели убить? Их смерть отложили на несколько часов и, загнав в танковые гаражи неподалеку от Яра, оставили ждать до завтра.

Там же, в гаражах, оказались и те из поверивших объявлению, кто поверил в него с энтузиазмом и слепо, на все 100 и больше! Как и мадам Лурье, они домыслили себе и конечную цель железнодорожного маршрута: Лукьяновка — Палестина! А коли так — то ведь мест может на всех и не хватить, и надо не быть дураками и оказаться в первых и лучших рядах! Такие направились не к перекрестку, а прямо к станции Лукьяновка, где, по их представлениям, уже стояли составы[67]. Немцы сначала даже растерялись, но потом нашлись, и, отобрав у умников (а было их, по некоторым оценкам, чуть ли не 10 тысяч!) весь багаж и документы, сбили их в большую колонну и проводили куда надо. Там их — вместе с теми, кого чисто физически не успели расстрелять до 6 часов вечера 29-го, — заперли на ночь в тех самых танковых гаражах.

Узники танковых гаражей и составили большинство тех, кого расстреливали во вторник 30-го сентября — непосредственно в еврейский Судный День (Йом-Кипур). Никто из евреев в этот день, вопреки иным мемуаристам, уже по городу сам не шел, некоторых приводили — чаще подвозили — это тех, кого дворники и полицаи обнаружили сегодня или вчера к концу дня. Некоторое количество евреев накапливалось в подвалах зданий городской и районной полиции, некоторые — в подвале сборного пункта на Ярославской улице, 37.

Убийцы тоже немного расслабились — все крепко выпили, а некоторые, напившись, выкрикивали что-то вроде «Наколино» или «Наголино!»: это транскрипция команды, которую палачи как могли выучили и кричали своим жертвам по-русски: «На колени!» (То есть: встать на колени, на трупы ближнего ряда — и умереть так, чтобы улечься, согласно ноу-хау Еккельна, «сардинами»!).

В первый день «Гросс-акции» — в понедельник 29 сентября — было расстреляно 22 тысячи евреев, а во второй — около 12 тысяч (впрочем, мы не знаем наверняка, учитывались при этом дети или нет, а детей среди расстрелянных, согласно свидетельству В. Ф. Кукли, было среди трупов до четверти).

На вермахт, кстати, была возложена еще одна миссия — инженерная поддержка работы СС. Нужно было взорвать склон оврага таким образом, чтобы засыпало все трупы. В самом конце дня 30 сентября Блобель показывал двум офицерам инженерной команды сложившуюся ситуацию, а назавтра, 1 октября, утром, саперы, раскидав над трупами хлорку, подорвали склон, чтобы махом присыпать землей эти горы убитых и недобитых евреев на дне оврага – двух трехдневную (если выработку палачей[68] 

Получилось основательно – да настолько, что овраг в этом месте стал вдвое мельче, а при выкапывании засыпанных трупов в августе 1943 года потребовался… экскаватор! Про эту толщу уже не скажешь, что земля там буквально шевелилась…

Перед взрывами успели расстрелять еще небольшую партию, после чего на этом месте уже никого не расстреливали.

Убитые в Бабьем Яру: евреи

…Еврейские расстрелы продолжились уже 1 октября: Это скорее всего последний день убийств непосредственно в Бабьем Яру. Жертвы этого дня — исключительно евреи, видимо, с Керосинной — гражданские и военнопленные, но числом не в десятки тысяч, а всего лишь в несколько сот или в первые тысячи душ. Нееврейские военнопленные задействованы на присыпке рядов, но самый верхний ряд присыпан не был, а оставался на ночь так. Их пригнали и с ними покончили, видимо, рано утром, потому что уже в 11 в овраг прибыли саперы и взорвали его стенки над расстрельными площадками, завалив все трупы, включая свежие, многометровой массой земли и песка.

Около двух часов дня[69] у этого места оказался военкор-фотограф Йоханнес Хёле[70], заставший – внизу, в овраге – и заснявший следующую картину. Многие десятки, если не сотни советских военнопленных, беспорядочная, но и не слишком большая куча одежды и личных вещей расстрелянных, в них неспешно роется несколько эсэсовцев и полицаев, а наверху, по кромке оврага, – редкие постовые, один из них, на переднем плане, мирно разговаривает с киевлянками в платочках. Если присмотреться, то замечаешь, что военнопленные заняты двумя разными видами работ: одни – с левой стороны снимка – разравнивают и, возможно, утрамбовывают верхний слой обрушенного грунта, а другие – справа – высаживают по правому борту оврага… саженцы! Садовничают! (Значит это было предусмотрено заранее, в городе, оккупированном две недели назад, такая акция спонтанной быть не может!).

Немцы и советские граждане в Бабьем Яру. 2.10.1941 (фото Й. Хеле)

Военнопленным из первой группы, по-видимому, был А. Н. По[пов?], сумевший потом убежать из своего лагеря (вероятно, дулага 201 на Керосинной). Он описывает ситуацию в овраге, сложившуюся, скорее всего, по состоянию именно на 1 октября:

Утром немцы разбили пленных на группы и объявили, что поведут на работу. В нашей группе было около 200 человек. Выходя из города, мы увидели огромные кучи верхней одежды. Тут же лежала груда паспортов. Нас подвели к глубокому оврагу, который назывался Бабий Яр. На краю оврага лежали такие же громадные кучи одежды, груды паспортов, удостоверений. Это была одежда расстрелянных. Много одежды женской, детской… В овраге, куда нас загнали, лежало несколько тысяч полуголых трупов мужчин, женщин, детей. Они были чуть-чуть засыпаны песком. Из песка торчали оторванные руки, ноги, клочья тела. Нам приказали закапывать эту огромную и страшную могилу[71].

Торчащие из земли человеческие конечности — явно результат подрыва саперами склона оврага, что однако не привело к полной засыпке трупов землей, как того хотели добиться. Военнопленных подогнали явно затем, чтобы лопатами навести здесь «порядок» после подрывников.

Вместе с тем тысячи свежих трупов, кучи одежды и груды паспортов наверху и внизу свидетельствуют именно о расстрелах 1 октября (и, отчасти, 30 сентября), так как одежда жертв расстрелов 29 сентября не оставлялась на земле, а сразу же энергично вывозилась на склад в школу № 38.

Возможно, рядом с По[повым] был и Н.Б. Соколов, бывший военнослужащий Днепровской флотилии, оказавшийся на Керосинной. 30 декабря 1945 года на допросе в НКГБ он сообщил:

В октябре м-це 1941 года я с группой военнопленных из 300 человек, под конвоем немецкой полиции был доставлен в Сырец — Бабий Яр для погребения трупов расстрелянных советских граждан. К моменту нашего прибытия трупы расстрелянных в Бабьем Яру уже сверху были засыпаны землей, нас только заставили подровнять яму наравне с поверхностью грунта земли. У места расстрелов я лично видел: лежали большие кучи ценных вещей, отобранных у расстрелянных советских граждан. Кроме вещей, лежали отдельно различные документы, паспорта, фотографии[72].

2 октября, кажется, вообще никого не расстреливали: передышка и организационная пауза. В этот день в Киев из Житомира прилетал Гиммлер, и Еккельн лично докладывал ему о ситуации в городе и о результатах «Гросс–акции». Переночевав в Киеве, Гиммлер назавтра улетел в Кривой Рог, а 5 октября он уже ужинал в Растенбурге с Гитлером. Услышал ли фюрер в этот вечер слово «Бабий Яр», мы не знаем, но известно, что рейхсфюрер СС рассказывал о взорванных в Киеве домах, о пролетарском внешнем виде 80-90 % его жителей и о… перенаселенности, на гиммлеровский взгляд, города: всё намеки на то, насколько не жалко будет с лишними киевлянами расставаться?[73]

Расстрелы возобновились, наверное, уже 3 октября. Но расстреливать небольшие — в несколько десятков или в первые сотни человек – контингенты в овраге было технически неудобно и, стало быть, непрактично.

После 11 октября[74], когда СД переняло от вермахта лагерную инфраструктуру на Керосинной, у Бабьего Яра как у расстрельного места появилась альтернатива и конкуренция – огромный — 300–400 м длиной и около 3 м шириной[75] — ров на Сырце, прорытый от Лукьяновского кладбища вдоль левой стороны Дорогожицкой (бывшей Лагерной) улицы и пересекавший ее в том месте, где она поворачивала в сторону Дегтяревской улицы и Брест-Литовского проспекта[76]. И еще учебные окопы Красной Армии, вырытые также в окрестностях Сырецкого лагеря. Кроме того – единственное исключение, наверное, – отдельная траншея на Православном Лукьяновском кладбище, вырытая для расстрела и захоронения 400 заложников.

Эволюционировал и набор потенциальных пыточных и расстрельных мест. К пешим конвоям с Керосинной добавились и грузовики с улицы Короленко[77], на которой – в двух завидных по архитектуре особняках – расположились: в № 33 – СД, гестапо и прочие кадры РСХА[78], а в №15 – украинская полиция. В обоих зданиях – подвалы с камерами для подследственных, в обоих происходили не только допросы и пытки, но и казни[79]. Кроме того, на Лукьяновке имелась большая городская тюрьма.

«Эволюционировал» и способ казни: на стыке ноября-декабря 1941 года в Киеве дебютировали газвагены, быстро освоившие те же маршруты.

Всю оккупацию «Улица Короленко» работала как фабрика, грузовики или газвагены ходили чуть ли не по расписанию, а в августе-сентябре 1943 года, когда в овраге работала зондеркоманда «проекта 1005», то трупы или еще живых обреченных снова возили непосредственно в Бабий Яр.

Расстрелы в Киеве не только сменили территориальность, но и утратили ежедневность[80] и массовость. В разных источниках встречаются такие октябрьские даты как 3 или 4, 8, 11, 26 и 27, но надо помнить, что на октябрь пришлись и первые расстрелы душевнобольных и заложников, о чем см. ниже.

В октябре грузовики зачастили уже не с Керосинной, но и с улицы Короленко, где, по соседству друг с другом, в двух завидных по своей архитектуре особняках на этой улице располагались СД, или гестапо (Короленко, 33) и украинская полиция (Короленко, 15): в обоих зданиях имелись подвалы с камерами для подследственных, в обоих происходили не только допросы и пытки, но и казни. Грузовики с тентами (а с декабря и газвагены) увозили отсюда в район Бабьего Яра – в сырецкие противотанковые рвы и окопы, реже на Лукьяновское кладбище – контингент на расстрел или еще теплые трупы. Всю оккупацию «Улица Короленко» работала как фабрика, грузовики или газвагены ходили чуть ли не по расписанию, а в августе-сентябре 1943 года, в разгар «Операции 1005», машины зачастили отсюда прямо в Бабий Яр: свежие трупы тогда не закапывали, а сразу сжигали.

И лишь единственным случаем, когда палачам пришлось убивать своих жертв не «у себя», а «на выезде», стал скорбный кейс Павловской психиатрической больницы.

Убитые в Кирилловской больнице: душевнобольные

Для немецкой карательной машины избавление от человеческого балласта – эвтаназия – рутинное дело. На момент оккупации Киева в Кирилловской психиатрической больнице им. И. А. Павлова, расположенной над Кирилловским Яром, недалеко от Яра Бабьего, лечилось около 1500 психически больных. Больница во время оккупации была подчинена здравотделу городской управы и контролировалась гарнизонным немецким врачом Рыковским. Все пациенты были обречены тотальной ликвидации – такому же, в сущности, геноциду, как и евреи.

Первыми ликвидировали 308 душевнобольных-евреев, предварительно установленных по немецкому запросу — якобы для отправки в Винницу. Их собрали в отделении № 8, близ ореховой рощи, где держали три дня безо всякого ухода. 13 октября пригнали военнопленных, которые вырыли большую яму, а 14 октября прибыл отряд айнзатцкоманды 5. Под проливным дождем они расстреляли всех физически здоровых, а слабосильных и лежачих сбрасывали в яму живыми, среди них и Пинхос Красный – последний министр по еврейским делам в правительстве Петлюры.

7 января 1942 г. была ликвидирована следующая партия душевнобольных — не-евреев: 508 чел., «эвакуируемых» якобы в Житомир. Их убивали в газвагенах партиями по 50–60 чел. Потрясающая деталь от Натальи Александровны Левшиной, секретаря больницы: трупы из этой партии не побросали в траншее как придется, а разложили аккуратно, рядами; снег падал и тут же таял, и изо рва поднимался пар[81].

Еще две ликвидации были осуществлены позднее — 27 марта и 17 октября 1942 года. Последними были арестованы и убиты и все евреи-врачи[82].

Из пациентов уцелело лишь 400 чел. — те, кого лечащие врачи, предвидя то, что здесь будет происходить, выписали из больницы в первые дни октября 1941 года[83].

Убитые на Лукьяновском кладбище: заложники 

В октябре-ноябре 1941 г. в Киеве систематически расстреливали заложников: официально — в порядке возмездия за поджоги и саботаж. Информации о расстрелах за подписью коменданта Эберхарда появлялись в газете «Українське слово».

Так, 21 октября 1941 г. в отместку за повреждение кабеля расстреляли 92 чел., частично – евреев[84]. 2 ноября — за взрыв здания б. Киевского горкома КП(б)У – 300 киевлян, 6 ноября – еще 114, а 29 ноября еще 400 — одних мужчин, за порчу средств связи. Их убивали на Лукьяновском православном кладбище и, возможно, во рву на Сырце. Общее число убитых заложников составляет около 900 чел.[85] Среди них немалое число евреев и несколько православных священников[86].

Убитые или похороненные на Сырце: коммунисты, подпольщики, партизаны, оуновцы(?), цыгане (??).

С начала октября 1941 года основным местом регулярных и относительно массовых расстрелов стал противотанковый ров на Сырце. Поставщиками жертв для него выступали улица Короленко и сам Сырецкий лагерь СД. Жертвами же служили подпольщики-коммунисты, партизаны, евреи, изредка – советские военнопленные и, возможно, оуновцы или цыгане. Точно не было такого расстрельного контингента – футболисты, хоть в Киеве им и стоит несколько памятников, в т.ч. и в Бабьем Яру.

Селекцией и расстрелами военнопленных в Киеве занимался профильный шталаг 339 в Дарнице, на другом берегу Днепра. Поэтому героические моряки, расстрелянные в Сырецком рву в январе 1942 года, были скорее каким-то особым случаем, например, партизанским. Их группа (или, возможно, две группы) состояла из нескольких десятков человек и оказала своим конвоирам и убийцам самое отчаянное сопротивление, как моральное, так и физическое.

Достоверных данных о ликвидации в Бабьем Яру или, шире, в Киеве цыган нет, есть – фантастические (расстрелы раньше евреев, расстрелы на перекрестках улиц и чуть ли не таборами). Но облавы на них были, и, схваченные, цыгане скорее всего попадáли – через улицу Короленко или Сырецкий лагерь – в противотанковый ров. На 1 апреля 1942 года в Киеве еще проживало 40 цыган.

Начиная с 1992 года, на почетное место в Бабьем Яру – место жертвы – агрессивно претендуют оуновцы. Институциональное место в истории Бабьего Яра и Холокоста у ОУН, безусловно, есть, и однозначное: убийцы и палачи. Альянс немцев-оккупантов с ОУН разрушился в ноябре 1941 г. — отныне оуновцы и враги, и жертвы. Немцы инкриминировали ОУН одновременно и сепаратизм, и чуть ли не союз с коммунистами против себя.

К декабрю начались аресты и расстрелы – по всей Украине, но больше всего в Киеве. Были арестованы и, как правило, казнены все активные оуновцы и прежде всего сотрудники городской администрации — этой, по словам рейхскомиссара Эриха Коха, «цитадели украинского шовинизма», в Лембер во главе с самим бургомистром, Владимиром Багазием[87]. Под раздачу попали и журналисты, в т.ч. ответственные редакторы «Украинского слова» Иван Рогач (12 декабря) и «Литавров» — Елена Телига (арестована 9 февраля, расстреляна 21 февраля 1942 г.[88]).

Десятки оуновцев были тогда расстреляны, — но не в Бабьем Яру, а на Короленко, 33. Или – вариант – задушены в газвагене на пути к месту захоронения. И место это – скорее всего противотанковый ров на Сырце.

И уж точно не Бабий Яр, где, начиная со 2 октября – после пятидневки еврейских расстрелов – не расстреливали никого!

Большой Бабий Яр: контингенты и топография смерти

Продолжали расстреливать или хоронить, условно говоря, в «Большом Бабьем Яре» — широком ареале, включавшем в себя, кроме собственно оврага Бабий Яр, прилегающие к нему сверху урочища: Сырец (где располагались исправительный лагерь СД, противотанковый ров и учебные окопы), Кирилловский Гай (с Кирилловской больницей) и серия кладбищ на возвышенности между Бабьим и Репьяховым Ярами[89].

Подытоживая и обобщая: контингенты жертв и топография смерти, то есть убийств и захоронений[90], соединились тут друг с другом следующим образом.

Евреи: эксклюзивно и непосредственно в Бабьем Яру, в овраге (с 27 сентября по 1 октября 1941 года). Кроме того – частично – в Кирилловской больнице (14 октября), на Лукьяновском еврейском кладбище (те, кого линчевали в городе в конце сентября), на Лукьяновском православном кладбище (29 ноября) и в противотанковом рву или в окопах на Сырце (все время оккупации, начиная с октября 1941 года: по ходу текущей борьбы оккупантов со своими врагами). И снова в Бабьем Яру – члены «зондеркоманды 1005», в подавляющем большинстве евреи (в августе-сентябре 1943 года).

Душевнобольные: в Кирилловской больнице (с 14 октября 1941 по 17 октября 1942 гг.).

Заложники: на Лукьяновском православном кладбище и в противотанковом рву или в окопах на Сырце (с 21 октября по 29 ноября 1942 гг.).

Коммунисты, подпольщики, партизаны, военнопленные-неевреи: на Сырце (все время оккупации).

Украинские националисты: на Сырце (с конца ноября 1941 по конец февраля 1942 гг.).

Православных священников, цыган, моряков или футболистов как отдельных подлежащих репрессиям контингентов не было.

Интифада в Бабьем Яру, или Просовывая сапог в дверной проем

2 июля 1976 года, через неполных 35 лет после самой трагедии, советская власть явила миру свой похабный и безальтернативный памятник (автор проекта Михаил Лысенко), нисколько не отвечающий духу происшедшей здесь трагедии. Он представлял собой многофигурную бронзовую композицию высотой в 14 метров. Из 11 фигур нет ни одной, хотя бы отдаленно напоминавшей еврея. То же и в названии: «Советским гражданам и военнопленным солдатам и офицерам Советской армии, расстрелянным немецкими фашистами в Бабьем яру, памятник».

5 октября 1991 года, на 50-летие трагедии, в Бабьем Яру открыли первый за полвека еврейский памятник — пирамидальную «Менору» Юрия Паскевича. Постамент из 15 ступенек, разбегающихся на все четыре стороны, на стеле — цитата из ветхозаветного Исхода: «Голос крови брата твоего вопиет ко мне от земли». 

На открытии Меноры. 1991

Но уже 21 февраля 1992 г. в ознаменование 50-летия со дня расстрела Елены Телиги оуновцы извода 1990-х годов установили по-над оврагом памятный дубовый Крест. В 2006 г. к кресту были добавлены три гранитные памятные доски. На центральной – трезубец и следующий текст: «В 1941–1943 годах в оккупированном Киеве в борьбе за независимое украинское государство погиб 621 человек. Среди них — выдающаяся поэтесса Елена Телига. Бабий Яр стал им братской могилою. Героям слава!» По бокам — две каменные плиты с именами репрессированных немцами оуновцев.

Крест ОУН (дерев.).1992

Напомним: расстрелянные оуновцы — коллаборанты чистой воды, и репрессии против них самих – ни разу не индульгенция и не талон на переквалификацию из палачей в жертвы нацистов. Цифра «621» восходит к украинским эмигрантским изданиями и не имеет ни верификации, ни даже указания на первоисточники. Типологически это то же, что и «28» героев-панфиловцев или «33 богатыря» из «Руслана и Людмилы». Реальных имен, зафиксированных на боковых плитах, — всего 62, среди них и те, кто погиб, но под Харьковом, и даже те, кто сам расстреливал евреев.

Так что Бабий Яр ни разу не стал им могилою. Тем не менее никакой случайности не было в том, что оуновцы извода 1990-х установили свой крест не на Владимирской улице (бывшей Короленко), где настоящих оуновцев, извода 1941-1942 гг., допрашивали и, возможно, расстреливали, или хотя бы на Сырце, где их, возможно, расстреливали и хоронили, а недалеко от мускулистого советского памятника и от «Меноры».

ОУН тем самым не только просовывала ногу в проем чужой двери, но и присасывалась к мировой известности и сакральному авторитету Бабьего Яра. В 2016 году деревянную версию оуновского Креста заменили каменной, а в 2017 году, в дополнение к Кресту, открыли еще и персональный бронзовый памятник Телиге: в проеме чужой двери показался уже не ботинок, а вся осиная стать батьки нашего Бандеры. И сразу же именно сюда подтянулись все оуновские памятования, потянув за собой и государственные.

Памятник Е. Телиге. 2017

На открытии памятника развернули лозунг с цитатой из Телиги: «Родину может спасти только украинский национализм». Всем раздавали газетку ОУН со статьей, озаглавленной «Украинский Бабий Яр». Сигнал был четкий: долой монополию евреев в этом месте! Отныне не Парад, но Война символов! Начинается украинская Храмовая гора и украинская Интифада – с тою лишь разницей, что никаких оуновских святилищ в Бабьем Яру нет!

Молодому же и необъезженному украинскому национализму, почувствовавшему на губах вкус идеологической крови, а в ноздрях запах еврейской покорности, самому уже не остановиться. И к желанию деукраинизировать палачей добавилась охота к украинизации жертв! Мало отмыться от следов еврейской крови на вышиванках — обелиться, так давайте, евреи, еще и признавайте нас всех в качестве жертвы — сначала рядовой, а потом главной.

Что ж, еврейству с его галутной пластичностью свойственно договариваться с самим собой и приспосабливаться к доминантной силе, вплоть до мимикрии.

А коли так, извольте получить от «доминантной силы» такое:

Конечно, было бы несправедливо подвергать сомнению факты массовых уничтожений евреев во время войны в Киеве (sic!). В конце концов это никто и не делает. Однако историческая правда и справедливость требуют прежде всего достойного чествования украинских патриотов, которые не просто погибли в Бабьем Яру, а боролись за независимость своей Родины![91]

О евреях тут сказано: «Просто погибли в Бабьем Яру…»!, а об антисемитах-оуновцах: «боролись за независимость своей Родины!». – Приехали!

Так создавалась конфликтная историческая среда и засеивалось поле для лобового коммеморативного противостояния. Освободившиеся, как и евреи, от советского диктата, новые «молодые националисты» (не-диссиденты) — прямые продолжатели идеологии и дела ОУН-УПА — восприняли обретенную всеми свободу и ющенко-порошенковское покровительство как право на безнаказанный беспредел и передел.

Зачисление оуновцев в жертвы Бабьего Яра — не историческая неточность или бестактность и даже не осознанная провокация, нет! Это наглый рейдерский захват чужой исторической памяти по липовым или отсутствующим векселям.

У этого явления под хвостом еще и другой – интернационально-инструментальный – резон. Ставя сапог в дверной проем, проникая на чужую и даже чуждую себе почву, самоутверждаясь на ней, младооуновцы навязывают ей себя и напрашиваются в компаньоны, для начала хотя бы и в младшие. А как только сей ложный союз, эдакое ООО «Бабий Яр», возникает, то младшие претендуют сначала на «равноправие» объектов, но с перспективой на превосходство своего.

Впрочем, ситуация Бабьего Яра как мемориального комплекса не уникальна. Через это уже проходил, например, Освенцим, точнее, Аушвиц-Биркенау[92], где, как и в Бабьем Яру, все начиналось со снисходительного игнора еврейской катастрофы – и не с десятками тысяч, а с миллионом жертв на фоне сотни тысяч жертв польских. И где все повторилось еще раз в конце 1980-х годов в скандале с 7-метровым крестом и сотнями крестов поменьше в качестве визуального дара музею-концлагерю от монастыря кармелиток прямо у границ лагеря – скандале, разрешившемся только в 1993 году с помощью папы Римского.

Точно такие же «сапоги» пропихивает сейчас Российское военно-историческое общество, пытаясь затоптать память о расстрелянных польских офицерах в Катыни, как и о расстрелянных узниках ГУЛАГа в Сандармохе. В качестве «сапога» используют липовых советских военнопленных – якобы расстрелянных и там, и там немцами или финнами.

Тех самых военнопленных, которых советская пропаганда, а в начале 1990-х и российская ветеранская общественность, истово клеймили за их попадание в плен как за «предательство» и непатриотичный отказ самоубиться!

История-лайт

Между тем пример младооуновцев с их крестом-имплантантом в Бабьем Яру оказался заразительным. Прислониться к коллективизируемому бренду, воспользовавшись общим беспамятством и чужой пластичностью, показалось соблазнительным и другим! Кто только не просовывал сюда потом свою постсоветскую обувь, будь то кибитка, туфелька, мысок или носок! В Бабьем Яру и вокруг сейчас аж 58 (пятьдесят восемь: sic!) памятных знаков, не считая инфостендов!

Образцов и приемов такого самостроя и самосева за последнее время накопилось так много, что пора начинать их систематизировать и каталогизировать

Вот два основных способа манипуляции еврейскими жертвами Холокоста через девальвацию их объектности.

Первый – через шулерское переименование еврейского этноцида в геноцид чего-то иного и бóльшего, чем они сами. Например, в «геноцид» мирных советских граждан или такой абстракции как советский народ: признакам геноцида «удовлетворяют» одни евреи (да еще цыгане), но коль скоро евреи – его часть, то причастны, то есть объектны, все вместе, всё население СССР – от русских до камчадалов.

Правда, когда евреев расстреливали или заталкивали в газовни, охотников встать с ними рядом не наблюдалось ни у кого – ни у русских, ни у камчадалов, а вот вскочить на скаку в мемориальную бронзу для жертв геноцида охотников сколько угодно. С таким же точно успехом можно было бы говорить и о геноциде брюнетов.

Второй способ – это, условно говоря, принцип и архетип «окрошки». Самый известный ее образец – концепция «кровавых земель» американского историка Тимоти Снайдера[93]. Тут уже можно поиграть и с субъектами. Берутся два главных злодея новейшей истории – Гитлер и Сталин, а в восточно-европейском пространстве оконтуривается примерный ареал экс-советских и экс-польских земель, где их усилия как бы накладывались друг на друга[94].

По территории – это ареал оккупированных областей Польши и СССР в 1939–1943 годах, а по времени — интервал между коллективизацией и смертью Сталина. В эти рамки – частями, не полностью – попадают все самые массовые преступления обоих режимов – Голодомор, Большой Террор, Холокост. После чего все структурные перегородки отбрасываются, а все трагические цифры и скорбные венки складываются на один общий лафет и как следует перемешиваются. Эффектно, но в результате возникает субстанция – идеологический фарш, в котором не то что жертву Сталина от жертвы Гитлера не отличишь, но и палача от жертвы иногда тоже.

При этом хорологические и хронологические рамки герметичны, и изнутри концепции сложно понять, почему границы проведены именно так. Почему, скажем, нижняя кромка прошла не по Гражданской войне или не по Первой мировой с их незнаменитыми сегодня погромами? Кровушки еврейской там и тогда было пролито немеряно, но пролито не Сталиным и не Гитлером, а другими, что не вписывается в концепцию и размывает ее стержневую идеологему о хрене и редьке.

Но до чего же рискованно методологию истории приносить в жертву публицистике! Никакие «кровавые земли» не заменят собой спокойную и плодотворную старушку-компаративистику – объектов ли, субъектов ли, территорий ли.

Конечно, историк – это археолог или экскаваторщик, чей ковш или раскоп содержат много вскрытой исторической эмпирики, такой или сякой. Но еще более напоминает он палеогеолога, забуривающегося в прошлое острием своего алмазного сверла и извлекающего из этих толщ аккуратный керн на всю глубину бура. Равномерные шайбочки-столбики этого «керна» содержат свидетельства и доказательства неравномерности исторических событий, их концентрации в отдельных ареалах, очагах и даже лицах[95].

Но это не гимн уникальности и неповторимости исторических событий. Один и тот же объект вполне может быть жертвой и двух, и более субъектов, как, например, советские военнопленные или восточные рабочие («остарбайтеры») – несомненные и последовательные жертвы как минимум двух диктатур (угон и принудительный труд в Третьем Рейхе и принудительная репатриация и снова принудительный труд, но уже в СССР) , а, может быть, еще и нескольких демократий (если иметь в виду особенности гуманитарных и компенсационных выплат им в XXI веке)[96].

Собственно, именно этот, несколько расширенный во времени конструкт «кровавых земель» – уж не знаю осознанно или нет – и стал применительно к Бабьему Яру теоретическим ядром так называемой украинской концепции проекта мемориализации Бабьего Яра (Виталий Нахманович с коллегами)[97]. Добро пожаловать в ООО «Бабий Яр»! Для красоты и комплектации в бывшем Бабьем Яру и окрестностях судорожно искались любые слухи о захоронениях жертв Большого террора или Голодомора, а при Ющенко даже звучали планы устройства именно здесь главного мемориала и памятований Голодомора, который тогда активно сватали за Холокост и писали чуть ли не в одно слово.

Отдельным – и по факту равнозначным – слоем сюда вписана Куреневская техногенная катастрофа 13 марта 1961 года, со временем сюда добавится и ракетно-баллистическая атака от 1 марта 2022 года. Помнить о них и об их жертвах, музеефицировать их несомненно нужно, но только позиционируясь на фоне и в контексте расстрелов 1941 года, не пытаясь их собою загородить, создать с ними нелепую конкуренцию.

Бабий Яр – одна из горчайших страниц и столиц Холокоста, но это не снайдерова «кровавая земля», а еврейская плаха и братско-сестринская могила.

Что касается младооуновцев в Бабьем Яру, то некому было их вовремя одернуть, как некому и сейчас остудить или осадить. Бабий Яр – еврейское место, уберите сапог, на нем еврейская кровь.

Увы, и западным болельщикам и менторам украинства вполне комфортно рисовать Бандеру пушистым зайчиком и светлым символом-нимбом универсальной воли к свободе. Вольнó им вместо спектрального симфонизма истории соглашаться на ее черно-красную суррогатность на фоне желто-голубой бриколажности – на украинскую историю-лайт.

Мол, сойдет и так, лишь бы, главное, «героям слава!».

Глобус памяти

Открывая банки с «Циклоном Б» или передергивая у рвов или яров свои автоматы и пистолеты, убийцы, конечно, не задумывались о том, что прямо здесь когда-нибудь встанут мемориалы, к которым будут приходить люди — почтить в тишине память убитых ими евреев и – проклясть их убийц, то есть их самих.

Постепенно это происходит, и сетью памятных знаков, монументов, музеев, исследовательских и учебных центров Холокоста охвачен весь мир, а не одна только Европа со всей своей территориальной аутентичностью.

Однако есть на этом глобусе памятования несколько мест с совершенно особым статусом. Это узлы высочайшего символического напряжения и значимости — своего рода болевые кульминационные точки и одновременно исторические архетипы Холокоста, говорящие не только о себе, но и о Катастрофе в целом, как бы за всех и от имени всех жертв.

Это, во-первых, Аушвиц (или, по-польски, Освенцим) — место изобретения, апробации и постановки на поток самого технологичного — конвейерно-химического — способа массового убийства (1,1 миллиона трупов, из них почти миллион — еврейские). Сюда, как в воронку, затягивало и засасывало евреев со всей Европы — от Гюрса в Пиренеях до белорусского Минска и от норвежского Тронхейма до греческого Ираклиона.

Это, во-вторых, Варшава с ее восставшим 19 апреля 1943 года героическим гетто. Может, еще Амстердам с его Домом Анны Франк — памятником семейному масштабу Холокоста и всем тем, кто попытался укрыться от жидомора, пересидеть его, попытался — да не смог.

И это, наверное, Едвабно – место пригашенное и притушенное. Между тем это городок в восточных кресах, где 10 июля 1941 года одна половина жителей – поляки – другую половину жителей – евреев – затолкала под улюлюканье в сарай и сожгла живьем. Обеспечив себе тем самым в мартирологе Шоа небольшую, но свою квоту, они не уставали потом переваливать всю вину на немцев и давали понять, что с Холокостом согласны и по загостившимся у них евреям грустить не будут.

И, разумеется, это киевский овраг Бабий Яр — место рекордного единовременного убийства евреев, вероломно, под угрозой расстрела, собранных здесь якобы для переселения. Полпроцента Холокоста — и всего за полтора дня! Бабий Яр – одна из горчайших страниц и столиц Холокоста, но это не снайдерова «кровавая земля», а еврейская плаха и братско-сестринская могила.

Варшавское гетто, несмотря на разгром восстания, — маркер скорее героический и положительный. Дом Анны Франк — по крайней мере до предательства и ареста — тоже история относительного успеха сопротивления. Сакральность же Аушвица, Едвабно и Бабьего Яра, напротив, предельно отрицательная, это — исчадия Зла, это резиденции Смерти и своего рода Anus Mundi (буквально: «задницы мира»), то есть места входа во Ад.

Это сделало их мировыми святынями и делает мировыми достопримечательностями, причем не только еврейскими, но и общечеловеческим. Но и спустя 80 с лишним лет после трагедии и спустя 30 с лишним лет независимости Украины, соответствующего музея-мемориала в Бабьему Яру как не было, так и нет, а вместо него – какофония самосева и самостроя, самостийного произвола и рейдерства. Сложившаяся анархия из 58 памятных знаков заслуживает верификации, ее не жалко нарушить, но не стоит нарушать. Оно, это множество, памятник самому себе и еще той почве, на которой это беспамятство выросло.

Музей же Бабьего Яра обязательно возникнет, и, хочется надеяться, без благопошлостей о «жидокоммуне» и без рейдерских пушистых обременений. То, что этого не случилось до 24 февраля 2022 года, – настоящий позор для Украины, но и для мирового еврейства[98].

ЛИТЕРАТУРА

Бабий Яр: Человек, власть, история, 2004. – Бабий Яр: человек, власть, история: Кн. 1. Документы и материалы: [в 5 кн.] / Сост. Т. Евстафьева и В Нахманович. Киев: Внешторгиздат Украины, 2004. 597 с.

Бирчак, Пастушенко. 2021 — Бирчак В., Пастушенко Т. «На второй день расстрела был выдан шнапс». Трагедия в Бабьем Яре глазами палачей, их пособников и выживших // Радио Свобода. 2021. 29 сентября. URL: https://www.currenttime.tv/a/babi-yar-svidetelstva-i-dokumenty/31482729.html

Газета «Українське Слово», 2004. – Газета «Українське Слово» 1941 року / Упоряд. О. Кучерук // Документи і матеріали з історії Організації Українських Націоналістів. Т. 10. Ч. 2. Киïв: Видавництво імені Олени Теліги, 2004. С. 31–33.

Гросс, 2002. – Гросс Я. Соседи. История уничтожения еврейского местечка. М.: Текст, 2002.

Дроб'язко, 2009. – Дроб'язко Л.Є. Бабин Яр. Що? Де? Коли? Київ: Кий, 2009.

Дудин, 2011. – Дудин Л. В. В оккупации // Под немцами. Воспоминания, свидетельства, документы: Историко-документальный сборник / Сост. К. М. Александров. СПб.: Скрипториум, 2011.

Дюков, 2009. – Дюков А. Второстепенный враг. ОУН, УПА и решение «еврейского вопроса». М.: Историческая память, 2009.

Коржавин, 1992 — Коржавин Н. В соблазнах кровавой эпохи // Новый мир. 1992. № 7. С. 154–212.

Круглов, 2020. – Круглов А. Нееврейские жертвы нацизма в Киеве в 1941–1943 гг. // Проблеми історії Голокосту: український вимір. Дніпро: Інститут «Ткума»; Ліра ЛТД, 2020. Вып. 12.

Круглов, [2021] — Круглов А. О месте расстрела киевских евреев 29-30 сентября 1941 г. // Cайт МЦХ. [2021]. URL: https://babynyar.org/storage/main/15/5d/155daa2b1fef9ce55fe22bd16b64578f20433badce1061ba95a6ee673f31e1a7.pdf]

Кузнецов, 2010 — Кузнецов А. Бабий Яр: Роман-документ. М.: Астрель, 2010. 700 с.

Малаков, 2004. – Малаков Д. Киев и Бабий Яр на немецкой фотопленке осени 1941 года // Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 164–170.

Малаков, 2019. – Малаков Д. Київ. 1939-1945. Post scriptum. Фотоальбом. Київ, Стилос. 2019. С. 114.

Мармашов и др., 2020. – Мармашов А. В., Гафаров С. В., Кислицын А. В. Пинская военная флотилия. Именной список личного состава. Т. 2. Д–И. Изд. 1-е. Киев: Библиотека Киевской общественной организации «Товарищество ветеранов разведки Военно-Морского флота», 2020.

Насильство над…, 2018. — Насильство над цивiльным населенням України. Документи спецслужб. 1941–1944 / Сост.: В. Васильев, Н. Кашеваров, О. Лисенко, М. Панова, Р. Подкур. Кїев: Видавець Захаренко В. О., 2018. 752 с.

Нахманович, 2007. – Нахманович В. Буковинський курінь і масові розстріли євреїв Києва восени 1941 р. // Український історичний журнал. 2007. № 3. С. 76–96.

Петровская, 2021. – Петровская Е. История одной фотографии 29 сентября 1941 года // Bird in Flight. 2021. 28 cентября. URL: https://birdinflight.com/ru/vdohnovenie/critika/20210928-29-sentyabrya-1941-goda.html

Полян, 2002. — Полян П. Жертвы двух диктатур. Жизнь, труд, унижение и смерть советских военнопленных и остарбайтеров на чужбине и на Родине / Предисл. Д.Гранина. М.: РОССПЭН, 2002. 898 с. (Изд. второе, переработанное и дополненное).

Полян, 2022. — Полян П. Бабий Яр. Рефлексия. М.: Зебра Е., 2022. 606 с.

Полян, 2024. — Полян П. Бабий Яр. Реалии. Кишинев: The Historical Expertise, 2024. 692 с.

Прусин А. Украинская полиция и Холокост в генеральном округе Киев, 1941–1943: действия и мотивации // Голокост і сучасність. 2007. № 1. С. 31–59.

Радченко, 2017. — Радченко Ю. «І тоді брати з Москви і брати-жиди приходили і оббирали братів українців до нитки»: Олена Теліга, Бабин Яр та євреї // Україна Модерна. 2017. 27 марта. URL: https://uamoderna.com/blogy/yurij-radchenko/teliha/#_edn15

Радченко, 2018 — Радченко Ю. Отношение ОУН к евреям: дискуссия без «совместных деклараций» // Форум новейшей восточноевропейской истории и культуры. 2018. № 1–2. URL: http://www1.ku-eichstaett.de/ZIMOS/forum/inhaltruss29.html 

«Сохрани мои письма...» Вып. 6., 2021. – «Сохрани мои письма...» Сборник писем и дневников евреев периода Великой Отечественной войны. Вып. 6. М.: Холокост, 2021. 

Стельникович, 2016 — Стельникович С. Житомирьско-Винницький регiон в умовах нацистської оккупацiї (1941–1944 рр.). Изд. 2-е. Житомир: О.О. Євенок, 2016. 592 с.

Форостiвьский, 1952. – Форостiвьский Л. Київ пiд ворожими оккупацiями. Буэнос-Айрес: Изд-во М. Денисюка, 1952. 80 с. (Политическая библиотека. № 2).

Berkhoff, 2004 — Berkhoff K. Harvest of Despair. Life and Death in Ukraine under Nazi Rule. Cambridge, Mass.; London: The Belknap Press of Harvard University Press, 2004. 463 p.

Gatterbauer, 1975. – Gatterbauer H. Arbeitseinsatz und Behandlung der Kriegsgefangenen in der Ostmark während des Zweiten Weltkrieges: Phil. Diss. Salzburg, 1975.

Deutsche Berichte aus dem Osten, 2014 — Deutsche Berichte aus dem Osten 1942/1943 / Dokumente der Einsatzgruppen in der Sowjetunion. Bd. III / Hrsg. K.-M. Mallmann, A. Angrick, J. Matthäus, M. Cüppers. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 2014. 892 S.

Dean, 2023. – Dean M.C. Investigating Babyn Yar: Shadows from the Valley of Death. London: The Rowman & Littlefield Publishing Group / Galleys. 2023. 280 p.

Himka, 2021. — Himka J.-P. Ukrainian Nationalists and the Holocaust. OUN and UPA’s Participation in the Destruction of Ukrainian Jewry, 1941–1944. Stuttgart: Ibidem-Verlag, 2021. 278 p.

Nakhmanovych, 2016. – Nakhmanovych V. Babyn Yar: the Holocaust and Other Tragedies // Babyn Yar: History and Memory, 2016. P. 65–106.

СОКРАЩЕНИЯ 

ГА РФ — Государственный архив Российской Федерации, Москва

ГДА СБУ — Государственный отраслевой архив Службы безопасности Украины, Киев

ГУЛАГ — Главное управление лагерей НКВД СССР, Москва

МГБ – Министерство госбезопасности СССР, Москва

МЦХ — Мемориальный центр Холокоста «Бабий Яр», Киев

НКВД — Народный комиссариат внутренних дел СССР, Москва

ОКВ (от OKW — Oberkommando der Wehrmacht) — Верховное командование вооруженных сил Германии

ОКХ (от OKН — Oberkommando des Heeres) — Верховное командование cухопутных сил

ОУН — Организация украинских националистов

ОУН(м) — Организация украинских националистов (мельниковцев)

РГАЛИ — Российский государственный архив литературы и искусства, Москва

РГВА — Российский государственный военный архив, Москва

РСХА (от Reichssicherheitshauptamt) — Главное управление имперской безопасности, Берлин

СД (от SD — Sicherheitsdienst der SS) — Cлужба безопасности при СС

СС (от SS — Schützstaffel der NSDAP) — Охранные отряды национал-социалистической рабочей партии Германии

УВП – Украинская вспомогательная полиция

УПА — Украинская повстанческая армия

BA-L — Bundesarchiv, Ludwigsburg.

BA-MA — Bundesarchiv-Militärarchiv, Freiburg

[1] Взрывы продолжались пять дней. См. перечень разрушений в: Форостiвьский, 1952. C. 20–25.

[2] Тем более что обоснование расстрела евреев в порядке возмездия за советские зверства, будучи впервые примененным во Львове, распространилось очень широко.

[3] Соврем. стадион «Старт». Кстати, именно здесь 9 августа 1942 г. проходил легендарный футбольный матч между советской («Старт») и немецкой («Flakelf») командами, названный потом, с легкой руки писателей Льва Кассиля и Александра Борщаговского, «матчем смерти».

[4] К лагерю относились и бывшие городские казармы в соседнем квартале (между нынешними улицами В. Черновола и Казарменной).

[5] СД и Гестапо являлись различными — III и IV — отделами РСХА.

[6] Именно с его приездом связывают резкое усиление репрессий против ОУН в Киеве.

[7] Мармашов и др., 2020.

[8] По словам А. В. Мармашова, фотографии были найдены им в интернете.

[9] См.: Полян, 2024. С.151-152.

[10] По своему правовому статусу газета принадлежала товариществу из 10 человек, среди которых был и вице-бургомистр В. Багазий. См. подробнее: Газета «Українське Слово»…, 2004. С. 31–33 (Характеризуя газету «Украинское слово», авторы-составители издания самым тщательным образом избегают разговора о центральной линии газеты — ее зверином антисемитизме и антисоветизме).

[11] Союз имел помещение (на улице Десятинной, 9) и проводил публичные вечера.

[12] Отпускали их с обязательством зарегистрироваться и трудоустроиться на родине, где их чаще всего зачисляли в «хиви» (от Hilfswillige — добровольные помощники вермахта) и использовали на разнообразных работах, не подразумевавших ношения оружия.

[13] Gatterbauer, 1975. S. 174, со ссылкой на: Dokumentationsarchiv des Österreichischen Wiederstandes in Wien. Nr. 8394.

[14] См. приказы командующего тылом группы армий «Юг» № 3924/41 от 25 и 27 декабря 1941 и 13 января 1942 гг. (BA-MA. RH 22/119. Bl. 19).

[15] BA-MA. RH 3/150. Bl. 27.

[16] Об этом — в меморандуме Э. Коха А. Розенбергу от 16 марта 1943 г. (Trial of the major war criminals before the international military tribunal Nüremberg. 14 november 1945 — 1 october 1946. Nüremberg, 1947. S. 280–282. Документ PS-192 советского обвинения в Нюрнберге). См. также копию немецкого оригинала и русский перевод в: ГА РФ. Ф. Р-7445. Оп. 2. Д. 139.

[17] Правда, в «Сообщениях из СССР» о февральских репрессиях против ОУН в Киеве нашли место и время рассказать с огромным опозданием — впервые лишь в сообщении № 191 от 10 апреля 1942 г. (Deutsche Berichte aus dem Osten…, 2014. S. 290–292. Здесь и далее со ссылкой на: BAB. R 58/221). Надо отметить, что в 1942 году интервалы между «Сообщениями» увеличились, причем айнзатцгруппа C выделялась крайней неаккуратностью своей отчетности, что, возможно, объяснялось — и искупалось? — особенно большим фронтом работ на Украине, разбросанностью айнзатцкоманд по территории и количественными успехами собственно Холокоста именно в зоне группы армий «Юг». Так, первые сообщения 1942 года появились лишь в «Сообщении» № 156 от 16 января.

[18] Самоубийством в камере, по версии Л. Форостовского, покончила свою жизнь и Е. Телига (см. ниже).

[19] Форостiвьский, 1952. C. 72–78. После разгрома оуновцев в органах местного самоуправления и полиции на смену им массово пришли другие, в частности, остававшиеся до этого в тени фольксдойче.

[20] Л. Форостовский писал, что она перерезала себе вены в камере (Форостівський, 1952. С. 76).

[21] Задокументирована судьба не более чем 60 расстрелянных, но современные оуновцы не устают говорить о более чем 600!

[22] Совр. Владимирская улица.

[23] См.: Радченко, 2017. Встречается и предположение братской, на 300 или на 400 трупов, могилы на Лукьяновском кладбище (см.: Berkhoff, 2004. P. 52, 68. См.: Дерейко, 2006. С. 796–804), но последняя четче идентифицируется с расстрелом 300 заложников в ноябре 1941 года.

[24] ДАКО. Ф. Р-2412. Оп. 2. Д. 3. Л. 196–197.

[25] Пропагандистский музей, существовавший в апреле — октябре 1942 года и призванный собирать и экспонировать данные о преступлениях большевиков. Находился в доме 8 по Александровской (ныне Контрактовая) площади. Административно являлся одним из отделов Киевской городской управы. Его научными консультантами были А. С. Грузинский, С. М. Драгоманов и др. Убедившись в малой популярности музея (средняя посещаемость около 20 человек в сутки), немцы закрыли его.

[26] Среди расстрелянных здесь — 14–16 тысяч депортированных сюда венгерских евреев.

[27] На третье место в этом ряду «претендует» единовременный расстрел 3 ноября 1943 г. более чем 18 тысяч узников Майданека.

[28] Что не мешало им под конец оккупации избавляться в лесах даже от евреев-врачей, попавших под подозрение в нелояльности!

[29] Вайс, 1995. С. 106. См. также интересный отчет об очной дискуссии на эту тему В. Вятровича и его украинских оппонентов, состоявшейся 20 мая 2016 года: Радченко Ю. Отношение ОУН к евреям: дискуссия без «совместных деклараций» // Форум новейшей восточноевропейской истории и культуры. 2018. № 1–2. URL: http://www1.ku-eichstaett.de/ZIMOS/forum/inhaltruss29.html

[30] Himka, 2021. P. 438. Несколько деcятков тысяч еврейских жизней — и на «корпоративном счету» охочих до еврейской смерти и еврейского имущества озверевших польских крестьян в Радзилове, Едвабне и других городках в Ломжинском повяте Белостокского воеводства в начале июля 1941 года (Гросс, 2002).

[31] В этом смысле название книги А. Дюкова «Второстепенный враг» представляется довольно точным (Дюков, 2009.).

[32] Р. Р. Головніший ворог народу — жид! // Українське слово. 1941. 2 жовтня. С. 3.

[33] Бабий Яр, 1981. С. 7.

[34] BA-MA. RH 26-454/28.

[35] Бирчак, Пастушенко, 2021.

[36] В «Нарративе» — почему-то Петр. Дмитрий Орлик занимал аналогичную позицию в Житомире (ЦГАГОУ. Ф. 2360. Оп. 12. Д. 4. Л. 6–7). Об аресте Григория Захвалинского и в целом о киевской вспомогательной полиции см.: Ситник, 2023.

[37] Например, В. Нахманович, радостно вслед за оуновцем Ю. Тарновичем утверждающий: те, кого набирали в украинскую полицию в лагерях военнопленных, могли быть и не украинцами (Nakhmanovych, 2016. P. 79–80). Не только могли быть, но, несомненно, и были, и среди них даже евреи могли оказаться. Но снижения украинской квоты в ответственности за Холокост от этого не происходит.

[38] Нахманович В. Буковинський курінь і масові розстріли євреїв Києва восени 1941 р. // Український історичний журнал. 2007. № 3. С. 76–96.

[39] Стельникович, 2016. С. 85–86.

[40] См. об этом: Прусин, 2007. С. 31–59.

[41] Кузнецов, 2010. С. 134.

[42] РГАЛИ. Ф. 1710. Оп. 1. Д. 22. Л. 29–30 (сообщено Ю. Волоховой).

[43] См.: «Сохрани мои письма...», 2021. С. 111.

[44] Коржавин, 1992. С. 197–200.

[45] ЦДА ГОУ. Ф. 1. Оп. 23. Д. 121. Л. 6. Копия: YVA. M 37/114.

[46] ГДА СБУ. Ф. 5. Д. 59316.

[47] Хотя в Сталино и в Одессе, т. е. позднее, гетто были созданы!

[48] Свидетельство С. Берлянта (ГА РФ. Ф. Р-7021. Оп. 65. Д. 6. Л. 3).

[49] Тамара Михасева (Зельцер, 2017. С. 94).

[50] Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 241–243 (свидетельства Н. Петренко, впрочем, полагавшей, что сам расстрел состоялся не 29, а 24 сентября, и Н. Горбачевой).

[51] Свидетельство И. Яновича (ГДА СБУ. Ф. 65. Д. 937. Т. 1. Л. 2).

[52] Давид Будник, например, был схвачен 21 сентября.

[53] См. протокол допроса С. Берлянта (ГА РФ. Ф. Р-7021. Оп. 65. Д. 6. Л. 3).

[54] Дудин, 2011. С. 277–278.

[55] Из протокола допроса С. Таухнянского от 20 мая 1980 г. (ГДА СБУ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 48. Л. 123–125).

[56] Малаков, 2019. С. 114.

[57] Точно локализовать это место никому из киевских краеведов не удалось.

[58] Staatsarchiv Amberg. Bt.: Staatsanwaltschaft Regensburg Nr. 9294/32.

[59] См.: Петровская, 2021.

[60] Бирчак, Пастушенко, 2021. См. также: Круглов, [2021]. Со ссылкой на: BA-L. B 162/17909, Bl. 388-398.

[61] Из-за этого, наряду с «расстрельщиками» и «заряжальщиками», возникал функционал «упаковщика трупов».

[62] Скорее всего имеется в виду пистолет-пулемет MP-38/40, нередко, но ошибочно называемый «Шмайсером». Режима одиночного огня он не имел, но из-за низкого темпа стрельбы опытный стрелок мог отсекать одиночные выстрелы короткими нажатиями на спуск.

[63] Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С.84-163

[64] Дроб'язко Л.Є., 2009. С. 51.

[65] Круглов, [2021]. С. 26-28.

[66] Кузнецов, 2010. С. 134.

[67] Но любопытно, что о Лукьяновской железнодорожной станции как о месте сбора евреев 29 сентября писал и Форостовский, третий бургомистр Киева (Форостiвьский, 1952. C. 36–37).

[68] См.: Dean, 2023. P. 167-175.

[69] Точное время установлено Максимом Рохманийко, основателем украинского Центра пространственных технологий, в свое время аффилиированного с МЦХ. См. Видео-тизер: https://www.youtube.com/watch?v=J8LsLWtRLcw&t=53s.

[70] Малаков, 2004.

[71] Спецсводка № 1 Политуправления войск НКВД СССР «О зверствах и издевательствах немецких захватчиков над пленными и населением», 29 декабря 1941 года (РГВА. Ф. 32880. Оп. 5. Д. 278. Л. 19 об.). В ней начальник 1-го отдела политуправления бригадный комиссар М. А. Эйсмонт докладывал начальнику Главного управления войск НКВД (и, по совместительству, исполняющему обязанности командующего войсками НКВД СССР) генерал-майору А. Н. Аполлонову именно о евреях.

[72] Бабий Яр: Человек, власть, история, 2004. С. 274. Со ссылкой на: ГДА СБУ. Ф. 5. Спр. 55 663. Т. 17. Арк. 8-10. Нельзя исключать того, что его высказывание относится не к 1 октября, а к более поздней дате, и тогда здесь имелся бы в виду не Бабий Яр, а Сырец.

[73] Wilhelm, 1991. S.241. Со ссылкой на: Irving D. Hitlers Krieg. Die Siege. 1939-1942. München - Berlin: Herbig, 1983. S.385-386.

[74] А 11 октября заново перетасовав тузы в своей кадровой колоде, Гиммлер рокировал рабочие места Еккельна и Прютцмана: первый отправился в Ригу, а второй — в Киев.

[75] Свидетельство Л. Заворотной.

[76] Бабий Яр: Человек, власть, история, 2004. С. 81–83.

[77] Совр. Владимирская.

[78] Штабы айнзатцгруппы C (Раш, затем Томас), зондеркоманды 4а (Блобель), командиру полиции безопасности и СД в «генеральном округе Киев» (Эрлингер) и Уполномоченного РСХА на Юге (Томас). В январе 1942 г. Томас перебрался в отдельное здание на берегу Днепра, а на Короленко, 33 – из казармы по ул. Мельникова, 48 – переехала айнзатцомманда 5.

[79] «Эволюционировал» и способ казни: в декабре 1941 г. в Киеве дебютировали газвагены.

[80] Есть указания чуть ли не на двухразовый в неделю ритм.

[81] Из недатированного письма художника Николая Адриановича Прахова (ГА РФ. Ф. Р-7021. Оп. 65. Д. 5. Л. 9). Н. А. Левшина была его невесткой и жила с ним в одной квартире.

[82] См. в: Насильство над…, 2018. С. 562–595.

[83] ГА РФ. Ф. Р-7021. Оп .65. Д. 5. Л. 263–268. См. также свидетельство главврача больницы М. Д. Танцюры от 24 декабря 1945 года (ГДА СБУ. Ф. 5. Д. 55663. Т. 16. Л. 50–53) и заявление С. Ф. Матвеева в НКВД по Киевской области (Там же. Л. 261–262). Кроме того: Насильство над…, 2018. С. 562–595.

[84] Эта же партия, по его мнению, упомянута и в октябрьском отчете отдела 1с 454-й охранной дивизии от 2 ноября 1941 года: «Повреждение кабеля в Киеве привело к расстрелу 92 евреев и политически подозрительных» (Круглов, 2020. С. 57–61).

[85] Бабий Яр: человек, власть, история, 2004. С. 310–312.

[86] Ср.: «…Во время прокладки ул. Оранжерейной здесь были найдены многочисленные трупы, которые Л. Проценко отождествляла с телами расстрелянных фашистами заложников». По версии Г. А. Вишнякова, сына расстрелянного священника А. Вишнякова, там могли быть захоронены расстрелянные немцами священнослужители (Бабий Яр: Человек, власть, история, 2004. С. 210–211). Но всего вероятнее попадание непокорных священников в список именно заложников.

[87] Сам Багазий, кстати, пережил практически всех своих однодельцев-оуновцев и повесился у себя в камере 3 октября 1942 г.

[88] Л. Форостовский, третий бургомистр Киева, писал, что она перерезала себе вены в камере (Форостівський, 1952. С. 76).

[89] Лагерь СД на Керосинной улице сюда уже не входит.

[90] Сами убийства могли происходить и на ул. Короленко или в газвагенах. Все другие места ликвидации врагов оккупационного режима в Киеве здесь не берутся в расчет.

[91] Червак Б. Правда про український Київ у 1941–1942 роках. Київ: Видавництво ім. Олени Теліги, 2003. URL: http://www.kmoun.info/2016/10/23/681/

[92] Полигонами Холокоста были не Освенцим и не Бабий Яр, а Аушвиц-Биркенау и Бабий Яр. Поэтому находящийся в Освенциме музей называется так: «Польский государственный музей Аушвиц-Биркенау»). Поэтому если вас интересует топоним на карте столицы Республика Украины, то это Бабин Яр, а если историческое событие – то Бабий. Хотя в Париже, где по-прежнему есть мост Сталинград, никто и не думал переименовывать его в Понт-Волгоград.

[93] Snyder T. Bloodlands: Europe between Hitler and Stalin. New York: Basic Books, 2010. Русский перевод: Снайдер Т. Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным / Пер. с англ Л. Зурнаджи. Киев: Дуліби, 2015.

[94] Но Бандеру с Шухевичем, хоть они и из этого ареала, в сей ареопаг зла не допустили, проигнорировав тем самым – «не уважив» - десятки тысяч их жертв.

[95] Напоминает такой керн и годовые кольца деревьев.

[96] См. подробнее в: Полян, 2002..

[97] См. подробный разбор в: Полян, 2024. С. 530-535.

[98] Подробно об истории мемориализации Бабьего Яра см. в: Полян, 2024.

"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.