Смазать историей. Российская война против Украины и система пропаганды
Константин Пахалюк,
кандидат политических наук, независимый исследователь, г. Хайфа
Аннотация: Читателю предлагается русскоязычный вариант статьи, вышедшей в журнале OSTEUROPA[1], посвященной государственной исторической политике России в контексте оправдания агрессии против Украины и усиления авторитарных тенденций во внутренней политике. Подчеркивается ключевая связь между «консервативным поворотом» 2010-х г. и производством пассивной поддержки текущей войны, что вызывает критику не только со стороны антивоенно-настроенных россиян, но и радикальных милитаристов.
Ключевые слова: национализм, политика памяти, война против Украины, Вторая мировая война.
Konstantin Pakhaliuk
History as a Lubricant. Russia’s War and Propaganda Machine
Abstract: The Putin regime has created an imperial, statist, and militaristic ideology to legitimize its rule, in which the supposed constants of “history” and “geopolitics” are integral components. A multitude of institutions, organizations, and individual actors readily compete for state resources. They spread the official patriotic politics of remembrance. Since the beginning of the full-scale war against Ukraine, the state has increased its control over the collective memory of its citizens. Heroic tales from the past, imperial traditions, and historical images from the “Great Patriotic War” are intended to justify the unprovoked war against Ukraine. History has become an instrument of propaganda. But it is only effective under conditions of repression and censorship.
Key words: nationalism, politics of memory, war against Ukraine, The Second World War
About the author: Pakhaliuk Konstantin Aleksandrovich – candidate of political sciences, independent researcher, Haifa.
Contact information: kap1914@yandex.ru
Введение
Многие были удивлены, когда во время интервью американскому журналисту Такеру Карлсону президент Владимир Путин в ответ на вопрос о причинах нападения на Украину сделал получасовой экскурс в историю, начиная с IX века. Такой риторический прием вызвал сдержанные отзывы даже у американских изоляционистов [Beck 2024], а сам Такер признался позднее, чтобы шокирован историческими претензиями и ничего глупее не слышал, нежели призыв бороться с «неонацистами на Украине» [Tucker 2024]. Однако для самого Путина разговор об истории и от имени истории стал обыденным.
Интерес российских властей к прошлому нарастал с середины 2000-х гг. и в последующие 15 лет вырос в разветвлённую политику памяти, что шло параллельно с усилением авторитарных тенденций. После полномасштабного нападения на Украину в феврале 2022 г. образы истории стали частью ужесточившейся идеологической системы, оправдывающей беспричинную агрессию [Kurilla 2024]. В этой статье мы проследим взаимосвязь между обращением к прошлому и производством политической легитимности в России, прежде всего, в целях оправдания агрессии.
«Консервативный поворот» и российская политика памяти (2010–2021 гг.)
Говоря о политическом значении прошлого, мы предлагаем обратиться к теоретической рамке, восходящей к философам-постфундаменталистам, различавшим производство легитимности на уровне politics (актуальной политики) и polity (политической системы) [Marchart 2007]. Это позволяет разделять два взаимосвязанных, но все же разных комплекса проблем: с одной стороны, обоснование политических действий, обеспечение легитимностью конкретных институтов или элит, с другой – формирование у граждан чувства принадлежности к политической общности в целом, что существуют некие минимальные базовые основания политического порядка, не требующие пересмотра. Последняя проблема была как никогда актуальна для России после 1991 г., поскольку она оказалась в новых границах и с совершенно новой политической системой, требующими легитимации через конструирование макрополитической идентичности. В середине 2000-х гг. путинские элиты предложили искать ответ в виде обращения к общему прошлому. Разговор об истории стала ключевым способом привнесения ценностного измерения в политическую сферу и выражения «идеальных оснований», которые превращают россиян в граждан одной нации. Появление в 2020 г. в обновленной конституции фразы, что Российская Федерация объединена «тысячелетней историей» [Конституция 2020] стало юридическим закреплением этих преставлений.
Однако доминирование неформальных и рентных практик (извлечение выгод не за счет рыночной конкуренции, а государственных субсидий или привилегированного положения, где политическое покровительство обеспечивает права собственности) [См. Кордонский 2008; Фишман, Мартьянов Давыдов 2019] вело к иному восприятию прошлого у политических элит – как очередного ресурса, который может стать, например, частью публичного имиджа, или наоборот, превращен в механизм продвижения своих интересов. Так, два ключевых института памяти, Российское историческое общество (с 2012 г.) и Российское военно-историческое общество (с 2013 г.) находились под патронатом двух крупных политических фигур, Сергея Нарышкина и Владимира Мединского соответственно, став частью их политической карьеры. Другой пример – стратегия ряда регионов лоббировать свои «древние юбилеи» (1000 лет Ярославля, 1100 лет Смоленска и пр.) у федерального центра с тем, чтобы получить специальное финансирование на различные культурные, социальные и инфраструктурные проекты. На этой основе сформировалась разветвленная сеть акторов политики памяти из не менее двадцати федеральных ведомств или специальных «институтов памяти». Поиск рентной прибыли за счет истории автоматически вел к тому, что предпочтение отдавалось непротиворечивым страницам истории: зачем тратить усилия на культурную проработку такой сложной темы как сталинские репрессии (тем более что они сопряжены с вопросом ответственности власти и спецслужб), если можно говорить о героическом прошлом или культурном наследии? После массовых протестов 2011–2012 гг. власти пошли на усиление авторитарных тенденций, изгоняя публичность из пространства политического взаимодействия элит [Гельман 2021]. Эти процессы некоторыми социологами и философами были названы «консервативным поворотом», который предполагал деполитизацию социальных и экономических проблем и политизацию вопросов культуры, религии и истории, то есть того, что напрямую не касается повседневного жизненного мира россиянина [Бызов 2015; Будрайтскис 2020].
Как отмечала политолог Ольга Малинова, государственная политика памяти утверждала нарратив «о единой 1000-летней истории России», где центральное место занимал «миф о Великой Отечественной войне» [Малинова 2015]. Наш анализ исторических выступлений президента Владимира Путина уточняет, что ключевым субъектом этой истории виделось государство, а главная ценность – служение ему [Pakhaliuk 2020]. Отсюда проистекает и выпадение негосударственных форм социальной жизни, и увлечение образами героев, представленных военными или государственными деятелями. Они воплощали в себе разные примеры добродетельного поведения (служения). Публичный разговор о том, что такое Россия, подменялся разговором об историческом прошлом, причем в этой оптике оно сводилось к государственным формам: в итоге этика добродетели вытеснила моральную рефлексию на основе универсальных принципов, что в свою очередь соответствовало авторитарным тенденциям [Буллер 2023]. Это вело к «нормализации» даже таких фигур, отмеченных массовыми преступлениями против подданных / граждан, как царь Иван Грозный и Иосиф Сталин [Kangaspuro, Lassila 2017; Halperin 2021; The Future of the Soviet Past 2021].
На практике государство и его агенты отдавали предпочтение либо стабильным формам «закрепления истории» (памятники, памятные доски и другие материальные, физические объекты), либо поиску новых видов пропаганды и практик внедрения образов истории в повседневность (участие военных реконструкторов в фестивалях, трансляция исторических патриотических роликах на экранах в городских пространствах, украшение фасадов зданий историко-патриотическими граффити и пр.). Государство поддерживало практически любые низовые инициативы, если они укладывались в обозначенный нарратив [Laruell 2021; Amos 2022]. В России отсутствовал центр, который координировал бы активность акторов политики памяти или сглаживал противоречия между различными версиями «патриотического прошлого». В 2017 г. государству было легче вообще не обращать особого внимания на 100-летие революции, нежели модерировать потенциальный конфликт между поклонниками Российской империи и Советского Союза. Однако посредством мемориального законодательства и медийных кампаний государство пыталось обозначить границы допустимого. Так, в 2016–2017 гг. историку Кириллу Александрову также посредством публичной травли не дали защитить докторскую диссертацию, в которой русский коллаборационизм эпохи Второй мировой рассматривался как форма социального протеста против Сталина. Постепенно нарастало давление на общество «Мемориал», занимающееся изучением сталинских преступлений. Также был принят ряд законов, вводящих административную или уголовную ответственность за «реабилитацию нацизма», под которым фактически понималось отрицание решающей роли СССР. Как подчеркивал историк Николай Копосов, эти нововведения оказались инструментом не защиты жертв, а мемориальных войн, защищая сталинское наследие [Koposov 2017: 309].
Официозный исторический нарратив расширялся прежде всего количественно, преимущественно за счет сюжетов из истории СССР или Российской империи при отказе от публичной проработки причин, по которым в 1991 г. советская империя распалась. Подобная политика памяти подталкивала россиян к возможности пересмотра действующего политического порядка: ведь если макрополитическая идентичность строится через исторические сюжеты, где «наша история» разворачивается на территории ныне независимых государств, то необходимы усилия, чтобы осознать, что теперь «мы, россияне» к ним не имеем отношения. Постоянно рассказывая россиянам о том, как Красная армия, например, в годы Второй мировой освобождала «наши города Киев и Минск», российские власти усиливали имперский комплекс и тем самым подрывали легитимность (на уровне polity) российской политической системы. Аннексия Крыма в 2014 г. привела не только к росту национализма [Greene, Robertson, 2019], но и создала соответствующий прецедент: оказывается, границы могут быть пересмотрены, а россияне оказались готовы захват территории другого государства определить как «возвращение исторических земель». Показательно, что на уровне символической политики государство стремилось закрепить представление об «исторической естественности» нахождения Крыма в составе России. Поэтому 5-летний юбилей аннексии в 2019 г. прошел фактически незамеченным, а полуостров включался в пространство исключительно общенациональной истории: Крымская и Вторая мировая войны, один из этапов завершения Гражданской войны, а также принятие христианства князем Владимиром в X веке. Текущий конфликт с Украиной также представлялся медиа через образы «Великой Отечественной войны» и «холодной войны» [McGlynn 2022].
Во второй половине 2010-х гг. война на Донбассе оставалась частью медийной повестки, но не предметом работы государственной политики памяти, которая его практически не замечала, как и тех россиян, которые поехали воевать в 2014 г. Вернувшись, они создали собственную героическую мифологию вокруг фигуры Игоря Гиркина (Стрелкова), в частности, прославляя оборону Славянска как ключевой героический сюжет, позволивший состояться сепаратистскому Донбассу [Жучковский 2018]. Один из организаторов пророссийских митингов Павел Губарев [Губарев 2016] создавал подробный исторический нарратив Донбасса, где оставалось место только русским и империи: бывшая имперская окраина, осваиваемая русскими в XVIII–XIX веках и ставшая одним из центров индустриализации при Сталине. Митинги 2014 г., а затем и сепаратистские действия виделись Губаревым как форма противостояния глобальному финансовому капиталу в целях создать «русскую республику», которая станет исходной точкой, откуда произойдет «перерождение» всей России. Действия российского государства, включая минские соглашения, Губарев напрямую называл предательством русской идеи. В дальнейшем правонационалистическое издательство «Черная сотня» опубликовало несколько воспоминаний «российских добровольцев» 2014 г., которые развивали этот образ [Федоров 2015; Манченко 2017]. Все эти сочинения подрывали тезис российской пропаганды о боях на Донбассе как «внутри-украинской гражданской войне», а также противоречили логике «консервативного поворота»: последний предполагает политическую пассивность, в то время как здесь русские националисты не просто воображают себя независимым субъектом политического действия, но и действуют во имя «русской идеи», а не государства.
Параллельно всему этому существовали автономные или независимые институции, которые в той или иной степени оппонировали логике «консервативного поворота» и радикальному русскому национализму [Громов 2017; Политика памяти 2023]. Однако, как показывали опросы общественного мнения, для 90 % россиян история, наряду с культурой и сильной армией, являлась главным предметом для гордости [Родина 2016]. «Ностальгия по величию» [Левинсон 2022; Левинсон 2023] в корне противоречила призывам властей прежде всего в адрес молодого поколения опереться на героическое прошлое ради созидательной работы во имя будущего. Исследования свидетельствовали, что в молодежной среде это вело к росту инфантилизма, снижая чувство личной ответственности за судьбу страны [Гудков, Зорская, Кочергина, Пипия 2023].
Агрессия против Украины и сегментация сторонников Путина
Принимая в узком кругу решение о полномасштабной атаке Украины, Путин надеялся на быструю победу, а потому затяжной характер войны стал вызовом для российского государства, которое стало адаптировать все направления политики, включая «историческое», под новые задачи: сохранение устойчивости власти внутри и обеспечение победы на фронте. Опросы общественного мнения независимой «Левада-Центра» показывали на протяжении всего 2022 г., что примерно ¾ россиян высказывались о поддержке «операции» против Украины [Biro 2023: 73]. Однако политической лояльности, производимой «консервативным поворотом», оказалось недостаточно для конвенциональной войны. Историко-героические образы с трудом становились моделями поведения, поскольку покоились на мифе о Великой Отечественной войне как войне оборонительной. Летом 2022 г. российские власти не смогли собрать нужного количество добровольцев для фронта, а затем после ряда поражений были вынуждены провести частичную мобилизацию, которая вызвала новую волну эмиграции и столкнулась с многими формами пассивного сопротивления [О влиянии мобилизации на общество см.: Социодиггер. Мобилизация 2023].
Осенью 2023 г. социологи В. Б. Звоновский и А. В. Ходыкин зафиксировали глубокий раскол российского общества. Принимая всерьез существующие политические репрессии и самоцензуру граждан, они задавали вопрос не об отношении к войне, а о том, готовы ли они поддержать немедленного заключения мира и на каких условиях. По их данным, твердые сторонники войны и твердые сторонники мира составили равные доли – 19 %. Ближайшая и дальняя периферия «милитаристов» – 41 %, «пацифистов» – 18 % [Звоновский, Ходыкин 2024: 125–157]. Это коррелирует с выводами более раннего (рубеж 2022–2023 гг.) качественного исследования Лаборатории публичной социологии, выделившего такую категорию россиян, как не-противники войны. Они пассивно оправдывают агрессию, выдвигая следующие тезисы: реальные причины скрыты, неизбежность (не мы начали, а потому должны смириться), историческая нормализация (войны были всегда) и отрицание общечеловеческих ценностей [Смириться с неизбежностью 2023]. Три последних аргумента наследуют социальной мифологии «консервативного поворота» (отверждение универсальной этики и восприятие политики как пространства работы профессионалов, которым гражданам остается только доверять) и находят обоснование в том числе посредством государственной исторической политики.
В сентябре 2023 г., анализируя Telegram-каналы сторонников российской агрессии, мы также выделяли два вида Z-патриотизма: Z-радикалы и «квасные патриоты» [Pakhaliuk 2023]. Первые находятся обычно в зоне боевых действий, они видят себя «голосом» «воюющего народа», объединенного узами боевого братства (и выражаемого через размытое, но значимое понятие «свои»). Для их милитаризма образы истории второстепенны, хотя и играют роль для производства традиций «боевой славы русского оружия». «Квасные патриоты», наоборот, обычно вещают из глубокого тыла, через образы прошлого и геополитики призывают воспринимать происходящее как часть «естественной» судьбы России.
Трансформация государственной исторической политики (2022 – начало 2024 гг.)
Историко-геополитическая риторика
Как отмечали исследователи, для российской военной пропаганды характерна активная историческая риторика, где центральное место отведено образам «Великой Отечественной войны» [Biro 2023; Gabowitsch, Homanyuk 2024]. Прежде всего, они выступают в качестве фреймов, устанавливающие поверхностные параллели. Россия – наследница СССР, российские военные – РККА, «коллективный Запад» приравнен к «объединенной Гитлером Европе», а Украина предстает в виде искусственного «неонацистского государства». Наряду с поиском любых внешних свидетельств присутствия «неонацистов» и показной заботой о советских памятниках на оккупированных территориями это создает то символическое пространство, которое замещает собою реальную войну. Такой вид манипуляции формирует языковые привычки (например, говорить при обращении к теме войны не «Украина», а «неонацистское государство», не «солдаты ВСУ», а «бандеровцы», не «агрессия», а «специальная военная операция») и предлагает россиянам один из возможных языков самооправдания. Показательно, что в блогах радикальных милитаристов (например, неонацистская группа «Русич» или ЧВК «Вагнер») такая историческая мифология присутствует редко[2].
Мы обращаем внимание на принципиальную связь между исторической и геополитической риторикой: российские власти и их агенты намеренно используют ее как взаимодополняемую для того, чтобы породить у граждан чувство сопричастности к «Большой Истории» и «Геополитике», что они через участие в войне на самом деле являются субъектами неких кардинальных изменений в судьбе России и всего мира, что суть этих изменений они не могут в полной мере понять, но величие момента должно заставить принять судьбу. Одновременно такая риторика является анти-коммуникационным актом – принципиальным отказом государства объяснять гражданам конкретные причины войны. Это наглядно видно на примере четырех ключевые речей 2022 года, в которых Путин обосновывал важнейшие решения: 21 февраля (признание «суверенитета» Донбасса), 24 февраля (начало агрессии), 21 сентября («частичная» мобилизация) и 30 сентября (аннексия Донбасса). Несмотря на разные акценты, во всех случаях Путин рассказывает историю российского государства, которое бьется за свое пространство и имеет право на те земли, где когда-то присутствовало. «Русский народ», защитником которого он выступает, «появляется» лишь в тех случаях, когда ему угрожает опасность.
Наиболее последовательно риторическая взаимосвязь выстраивалась между «историей» и «геополитикой». Первая представлена нарративом об «искусственном характере Украины», созданной якобы советскими лидерами. Сталин предстает «собирателем» земель бывшей Российской империи, который виновен лишь в том, что не внес необходимые юридические изменения, поскольку «в условиях тоталитарного режима и так всё работало, а внешне выглядело красиво, привлекательно и даже сверхдемократично» [Обращение 2022, 21 февраля]. «Геополитика» – нарративами о «перманентной враждебности Запада» и «шантаже России со стороны Украины». Завершается речь тезисом о готовящемся «блицкриге» Украины при поддержке Запада против Донбасса, а потому сопровождается признанием его независимости.
Спустя несколько дней, в утро полномасштабного нападения, Путин сделал ставку на геополитическую риторику, повторив нарратив о «перманентной враждебности Запада». Ответ на этот «вызов» он обосновал через обращение к историческому опыту: «<…> в 40-м году и в начале 41-го года прошлого века Советский Союз всячески стремился предотвратить или хотя бы оттянуть начало войны <…> В результате страна оказалась не готова к тому, чтобы в полную силу встретить нашествие нацистской Германии» [Обращение 2022, 24 февраля].
Сентябрьские речи логически не отличались от февральских за исключением нескольких элементов: обосновывая необходимость мобилизации, Путин говорил уже и о защите «суверенитета» России, а аннексируя территории Украины, он представил эту войну уже как претензию на лидерство в борьбе против несправедливого мирового порядка в целом. Это подкреплялось историческими отсылками: с одной стороны – осуждение колониального прошлого Запада, с другой – роль СССР как лидера антиколониальной борьбы. В этом контексте уже Россия 1990-х гг. представлялась как колония Запада [Подписание договоров 2022].
На протяжении 2023 г. Путин избегал подобных крупных выступлений. Только в начале февраля 2024 г. в интервью американскому ультраконсервативному журналисту К. Такеру Путин отказался отвечать на вопрос о причинах агрессии Украины, подменив его знакомыми нарративами. Историческая часть у Путина наполнилась отсылками к архивным документам (некоторые копии были даже переданы Такеру), а современная – пересказами личных разговоров с западными лидерами. Тем самым Путин пытается продемонстрировать доступ к «сакральному знанию» о «Большой Истории» и «Геополитике». По сравнению с 2022 г. выпало какое-либо упоминание «геноцида», однако собственный более старый тезис об ответственности Польши за развязывание Второй мировой Путин превратил в оправдание Гитлера («Гитлеру ничего не оставалось при реализации его планов начать именно с Польши» [Интервью Такеру 2024]). В изложении Путина оказалось, что противоречивая политика Польши сама спровоцировала Гитлера на атаку: это типичный дискурс «виктимблейминг» (обвинения жертв в прегрешениях преступника), который скрыт за исторической риторикой. Вероятно, такая манера была выбрана специально, чтобы внушить консервативному слушателю «естественность» прав России на часть Украины и подчеркнуть, что единственный выход – договариваться на условиях Москвы. Бросается в глаза проявленная неготовность подстроиться под восприятие аудитории Такера (американские консерваторы и изоляционисты) с целью достичь максимального успеха: для этого он должен был быть куда более прагматичен. Мы можем лишь предположить, что в мировоззрении Путина несущим элементом стало чувство, что он вершит некую мировую историю, а потому он не готов спускаться до положения простого политического лидера, который несет ответственность перед гражданами, а не «исторической Россией» и другими трансцендентальными сущностями, а потому объясняет тем, кто избрал его, свои действия.
Усиление институционального давления
На институциональном уровне исторической политики война привела к усилению тех тенденций, которые обозначились еще ранее. Если в 2010-е гг. общество «Мемориал» находилось под давлением, то в конце февраля 2022 г. оно было окончательно ликвидировано [Верховный суд 2022], а отдельные члены стали объектами политических репрессий. В августе 2023 г. власти ликвидировали «Сахаровский центр» [Что такое 2023]. В сложном положении оказался сетевой проект «Последний адрес»: таблички в память о репрессированных продолжают устанавливаться, однако в 2023 г. другие начали массово «пропадать» в Москве, Санкт-Петербурге и Екатеринбурге [Репрессированные таблички 2024].
Под конец второго года войны власти пошли на дальнейшее расширение «институтов памяти», вероятно, планируя в будущем еще больше усилить контроль в этой области. В ноябре 2023 г. Путин создал при Администрации Президента Центр национальной исторической памяти. Если в 2010-е гг. взаимодействие с белорусскими историками выстраивалось через фонд «Историческая память», то в январе 2024 г. появилась межгосударственная российско-белорусская комиссия, которую возглавил помощник президента Владимир Мединский [Мединский 2024].
Продолжилось использование законодательства для «защиты» истории. В апреле 2022 г. Путин подписал закон, запрещающий отождествлять нацистскую Германию и сталинский СССР. В конце года был принят закон, криминализирующий (штрафы или уголовные сроки) неуважительное отношение к георгиевской ленточке – с середины 2000-х гг. она является массовым символом государственного патриотизма. В феврале 2024 г. в Государственную Думу был внесен законопроект, предполагающий уголовную ответственность за отрицание «геноцида советского народа» [В Госдуму внесут 2024].
Смысловое развитие
Несмотря на значимость героических образов «Великой Отечественной войны» для легитимации агрессии, российская историческая политика сделала акцент на продвижения концепции «геноцида советского народа» для описания всех преступлений нацистов на оккупированных советских территориях. Эта тема стала раскручиваться еще в 2020 г., однако тогда ее смысл заключался в том, чтобы в рамках исторических дискуссий с зарубежной Европой представить СССР и как главного победителя нацизма, и как главную жертву. С 2022 г. образ геноцида стал частью исторической риторики в поддержку агрессии: если СССР боролся против геноцида советского народа, то сегодня Россия сражается, чтобы остановить «геноцид русских в Украине». Объявляя в сентябре о мобилизации, Путин сделал именно его главным моральным основанием этого решения.
Наш анализ показал, что эта тема мало востребована радикальными Z-«военкорами», она использовалась в основном медиа, работающими на тыловую аудиторию [Пахалюк 2024]. Ключевые механизмы: государственная пропаганда, проведение в ряде регионах судов, которые признавали «факт геноцида» на своей территории, введение этой темы в школы и вузы, а также установка в январе 2024 г. масштабного мемориала под Санкт-Петербургом. Государство просто решило в один момент называть нацистскую оккупационную политику «геноцидом советского народа», не утруждаясь доказательством того, почему вдруг именно таким образом необходимо определять те события.
Единственная попытка обосновать оправданность использования понятия «геноцид советского народа» принадлежит лево-националистическому публицисту Егору Яковлеву, который в книге, изданной в начале 2022 г., пытается представить оккупационный режим как вид колониального насилия, делая акцент на «планы голода» и записывая в жертвы геноцида всех погибших мирных граждан, включая умерших от голода в далеком тылу. Его книга начинается с рассказа об истории колониального насилия в Америке и Австралии, а продолжается цитатами из высказываний Гитлера, что он видел по меньшей мере часть Советского Союза в качестве «новой немецкой колонии». За счет этого Егор Яковлев выстраивает параллель: если отдельные виды колониального насилия признаны сегодня геноцидом, то почему нацистская «война на уничтожение» не может быть определена таким же образом [Яковлев 2022]. В начале 2024 г. он переиздал эту книгу при поддержке Владимира Мединского, правда, теперь речь шла о «геноциде советских народов»[3]. Еще ранее один из проводников государственной политики памяти Александр Дюков призывал понимать под «геноцидом советского народа» истребление евреев, цыган и ряд славянских народов – русского и белорусского, но не украинцев[4]. Одновременно в эту тему включилось российское министерство иностранных дел: с лета 2023 года его представители отстаивают, что понятие Холокоста также распространяется якобы не только на евреев [Статья Захаровой 2023]. За всем этой игрой в понятия мы видим не только стремление государства и его агентов воспитать в россиянах представление о себе как «исторических жертвах», но и окончательно отвергнуть культуру памяти о нацизме, построенную на этике ответственности. Вместе с тем элементы этой культуры памяти в 2010-е гг. постепенно проникали в российские интеллектуальные круги, а в 2022 г. были использованы оппозиционными медиа и антивоенными россиянами для разговора об ответственности россиян за преступления путинского режима [Немцев 2023; Немцев 2024]. В качестве примера сетевого активизма можно привести культуролога Катю Марголис, которая в социальных сетях публично требовала от многих представителей российских интеллектуальных элит выступить против войны. В одном из интервью она подчеркивала о недопустимости нормализации происходящего внутри России и напрямую ссылалась на негативный опыт нацистской Германии [Марголис 2023].
Поскольку, согласно опросам общественного мнения, среди всех возрастных групп именно молодежь меньше всего поддерживает войну против Украины, это привело к усилению идеологического давления на школы и вузы. Еще с середины 2010-х гг. содержание школьных учебников истории контролировалось через соответствие «Историко-культурному стандарту», что вело к конкуренции нескольких линеек «патриотических учебников», выпускаемых ключевыми издательствами. К 2021 г. близкое к государству издательство «Просвещение» выкупило у частной группы «Эксмо» их бренды учебной литературы, оформив фактическую монополию на этом рынке. В условиях войны это сделало возможным принятие идеи уже «единого учебника» истории. Первые учебники, посвященные XX веку, были написаны к осени 2023 г. помощником президента Владимиром Мединским и ректором ведомственного вуза российского МИД Анатолием Торкуновым. Наш детальный разбор одного из них показал, что история страны сведена к деятельности государства и его агентов, общественный уровень фактически отсутствует, внешний мир – источник угроз, а любые международные союзы оборачиваются «предательством России». Сталинские преступления оправдываются как необходимые в условиях внешних вызовов и ради достижения победы во Второй мировой войне [Пахалюк 2023].
В университетах с 2023 г. введен курс «Основы российской государственности». Учебные пособия, подготовленные при курировании Администрации Президента, также основное место отводят истории, правда, здесь ключевое внимание отводится российскому государству как особой «цивилизации». Это понятие отсылает к вневременным культурным ценностям, которые отличают Россию от Запада и составляют некое нередуцируемое основание российской государственности на протяжении столетий. В действительности, попытки раскрыть его ушли к перечислению различного рода примеров добродетельного поведения (например, патриотизм или семейные ценности), среди которых мы затрудняемся обнаружить хоть что-то, чего не было бы в других обществах. Это сопровождалось пересказом работ русских религиозных философов и различного народа националистов, преимущественно рубежа XIX–XX веков. «Особый путь» России у всех трех авторских коллективов оказался не-Западным, но каким именно – этого ответа нет, за исключением отсылки к тому, что у России была своя история и свой исторический опыт, который ничем не более уникальный, нежели у любого другого государства или человеческого сообщества на планете. В обоих случаях, школьных и университетских учебниках, авторы пособий заигрывают с темами русского этнического национализма. Однако движущим субъектом российской истории остаются не «российский народ» и не этнические русские, а именно государство как определенная политическая форма, выраженная через официальные институты. Отсюда, к слову, проистекает размытая граница между патриотизмом и национализмом (в российском варианте он всегда окрашен в этнические одежды). Если в школьном учебнике появился параграф про текущую войну, пересказывающий выступления президента, то в вузовских – эта тема практически не затрагивается. Вероятно, причина связана с тем, что одним из авторов «единого учебника» выступил помощник президента Владимир Мединский, для которого было важным озвучить официальную позицию, в то время как авторские коллективы «основ российской государственности» не имели подобной задачи, наоборот, им было важным сконцентрировать внимание студентов на том, что российское государство – это нечто великое, самоценное и значимое, укорененное в «особой цивилизации» (замкнутом культурном пространстве, которое порою называется и «русским миром»), а текущая война с этих позиций предстает лишь преходящим моментом. Однако в обоих случаях молодым людям предлагается образ сильной и динамично развивающейся России, где они могут на службе государства реализовать свои устремления.
Следующая значимая смысловая тенденция, обозначившаяся к концу 2023 г., заключается в намеренном забвении темы государственных преступлений и нарастающем прославлении тех, кто их когда-либо совершал. Как отмечали представители общества «Мемориал», за полтора года с начала полномасштабной агрессии были убраны со своих мест не менее 22 памятников, посвященных жертвам сталинских репрессий, польским заключенным ГУЛАГ и финским солдатам [На российской земле 2023]. В противовес этому в августе 2023 г. в Великих Луках (Псковская область) была установлена 8-метровая статуя И. В. Сталина. В октябре 2023 г. в музейном комплексе «Медное» (здесь наряду с Катынью в 1940 г. НКВД расстреливал польских военнопленных) появились скульптуры В. И. Ленина, И. В. Сталина и других большевиков. Директор музея заявил журналистам, что такое решение логично, поскольку все эти деятели имели отношение к террору [Бюст Сталина 2023]. В этом же месяце в Калининграде (бывший Кенигсберг) появился памятник царскому генералу Михаилу Муравьеву, который не имеет отношения к региону, однако известен в качестве организатора репрессий после польского восстания 1863–1864 гг. Губернатор области объяснил, что Муравьев увековечивается в качестве выдающегося государственного деятеля [Памятник 2023]. Впрочем, территориальная близость к Польше позволяет интерпретировать памятник и как вид «межгосударственного троллинга».
Стирание граней между прошлым и настоящим
Стремление заставить россиянина чувствовать себя соучастником «большой истории» и «геополитики» ведет к стиранию границ между прошлым и настоящим. Государство запустило масштабную программу увековечения участников «специальной военной операции», где практики пропаганды и коммеморации стали неразличимы.
Ключевую роль в ней играют РВИО и главная провластная партия «Единая Россия». Речь идет о массовой установке памятных досок погибших героев на фасадах школ, где они учились; проведении акции «Парта героя» (в классе одна парта посвящается погибшему, а «честью» сидеть за нею удостаиваются лучшие ученики); создание тематических школьных музеев. К этому стоит добавить установку отдельных памятников, разбитие тематических скверов (парковые пространства для отдыха, наполненные патриотическими символами в виде памятников, стендов и пр.), а также такие способы пропаганды, как установка билбордов с портретами «героев» и планшетных выставок в скверах.
На сайтах РВИО и «Единой России» отсутствуют обобщающие данные. За 2022 год мы нашли на сайте РВИО отчеты об установке 23 памятных досок на школах. Заметим, что эта активность напрямую наследует предыдущему мемориальному проекту организации, в ходе которого на фасадах школ появилось более 3 тыс. мемориальных досок в честь Героев Советского Союза[5]. В начале 2023 г. журналисты из оппозиционного издания Doxa в открытых источниках нашли упоминание о 432 подобных памятных досок [Война не закончена 2023]. В августе 2023 г. эксперты говорили о нескольких тысяч мемориальных проектов по всей России, преимущественно, в небольших городах и селах [Памятники 2023].
С этой активностью контрастирует тот факт, что за два года не сложилась устойчивая публичная практика похорон погибших, имеющаяся в Украине. В отличие от 2010-х гг. государство больше не стремится в полной мере скрывать факт гибели, однако, как показывает исследование Светланы Еремеевой, похороны остаются событиями локального или в лучшем случае регионах уровней. Сами погребения организуются государством в рамках военного церемониала, нередко сопровождаются траурным митингами у памятников «Великой Отечественной войны», с участием представителей религиозных конфессий. Как в выступлениях чиновников и представителей военных организаций, так и в весьма редких репортажах региональных СМИ факт смерти превращается в свидетельство мужества и героизма, оправданного высшему служению. Представители Русской православной церкви также склонны оправдывать смерть отсылками к неясности для человеческого ума замыслов Божиих. В публичной репрезентации похорон индивидуальное изгоняется: государство присваивает себе не только жизнь граждан, но и смерть [Еремеева 2023]. Подобный подход восходит к риторике Путика, который в ноябре 2022 г. на встрече с матерями погибших пытался объяснить высший смысл такой гибели, но не сумел его назвать: «Некоторые ведь живут или не живут – непонятно, и как уходят – от водки или ещё от чего-то – непонятно, а потом ушли. Жили или не жили – тоже незаметно пролистнулось как-то: то ли жил человек, то ли нет. А Ваш сын жил, понимаете? Его цель достигнута. Это значит, что он и из жизни не зря ушёл» [Встреча 2022].
Однако мы не видим последовательной государственной политики по развитию героического мифа вокруг тезиса о «8-летней войне на Донбассе». Он формируется разве что в блогах некоторых «военкоров», работающих на радикальных милитаристов[6]. Государственные ведомства на оккупированных территориях в большей степени увлечены созданием или реставрацией памятников общенациональной славы. Нет ни кампании по увековечению известных на Донбассе полевых командиров 2014–2021 гг., ни публикации воспоминаний живых участников. Даже проект госмедиа «Россия сегодня» о «геноциде на Донбассе» закрылся в июле 2023 г.[7] Популярный «военкор» Владлен Татарский, убитый в апреле 2023 г., прославляется усилиями друзей и вдовы, занявшейся выпуском его художественных произведений и воспоминаний[8]. Инициативная группа студентов организовала в центре Москвы импровизированный мемориал, однако столкнулась с противодействием и закрылась в октябре того же года[9].
Причины мы связываем с действиями ЧВК «Вагнера», которая на рубеже 2022–2023 гг. стала создавать себе «героический миф» (который включал не только бои за Бахмут, но действия в Сирии и Африке), а затем организовала военный мятеж. Также под репрессии попал Игорь Стрелков и некоторые его сторонники, которые миф о «русской весне 2014 г.» также оборачивали в критику властей. Государство нуждается в милитаристах, идущих на фронт, однако опасается их нелояльности, а потому не стремится средствами культурной и исторической политики легитимировать их.
Заключение
За последние два года государство усилила контроль над коллективной памятью Россиям, превратив ее в инструмент пропаганды: россиянам предлагается чувствовать себя частью «Большой Истории» и «Геополитики», смириться и пройти испытания под руководством Путина. Монументальные формы остаются ключевым механизмом утверждения «своей истории», однако успешность этой политики вызывает вопросы. За два военных года сформировалась практика стихийного возложения цветов к памятникам жертв политических репрессий и выдающимся украинцам в качестве формы политического протеста. Так, в начале 2023 г. после попадания российской ракеты в жилой дом в Днепре в 62 российских городах возникло более 90 таких мемориалов. Однако мы не видели ничего подобного, когда становилось известно о массовой гибели мобилизованных или обстреле российских городов. Только гибель руководства ВЧК «Вагнер» в августе 2023 г. привела к созданию не менее 77 несанкционированных мемориалов около военных памятников [Архипова, Лапшин 2024][10].
На протяжении десятилетий российская макрополитическая идентичность конструировалась вокруг «мифа о Великой Отечественной войне», в основе которого лежит история о справедливой оборонительной войне. Использование ее для легитимации агрессии возможно только при цензуре, поскольку в условиях свободной дискуссии эта конструкция рушится, как и культурная политика последних десятилетий: она создавалась через образ России как миролюбивой страны, в то время как сегодня разными способами приходится убеждать граждан, что агрессия – это новая норма. Путинская система обеспечивает политическую лояльность за счет двух механизмов: с одной стороны, репрессии против несогласных и поддержание репрессивного аппарата, с другой – готовность дать возможность зарабатывать на войне всем желающим (будь то бизнес, включенный в военное производство или обеспечение армии, или высокие по российским меркам выплаты солдатам, особенно за ранения или гибель). Обращение к истории и геополитике риторически создает иллюзию нормальности и оправданности происходящего. Продолжение войны увеличивает количество соучастников, а значит, и спрос на риторические инструменты самооправдания.
Этим российская власть усиливает культурную травму. Травма – это негативный опыт в прошлом, который человек не может принять и преодолеть. Под культурной травмой вслед за социологом Дж. Александером мы понимаем схожий процесс, когда некое тяжелое событие в прошлом становится «необъяснимым», подрывающим смысловые порядки [Александер 2014]. Российская политика памяти 2010-е гг., прославляя имперское прошлое, превращала развал СССР в такую культурную травму (это событие не является таковым в либерально-демократической перспективе, но превращается в травматическое в глазах тех, кто действительно видит и принимает 1000-летнюю историю как историю развития и укрепления централизованного государства). Теперь травматичной оказывается и текущая война, поскольку власть отказывается объяснять ее, переводя разговор на темы истории и геополитики. С одной стороны, власть не может отказаться от образа, что Россия вела лишь «оборонительные войны» (одно из пособий по «Основам государственности» так и утверждает, что «Россия не обращалась к военной силе при расширении собственной территории» [Марасанова, Багдасарян 2023: 33]), с другой – фронтовые победы нуждаются в формировании осознанной культуры милитаризма, чьи носители также могут не быть лояльны. Власти нашли только тактический вывод: манипулировать образами и смыслами, без глубокой проработки, ожидая, что победа сама собою разрешит все проблемы.
Источники и литература
Beck 2024 – Beck G. What I learned from my talk with Tucker Carlson // The Blaze media. 2024. 21 Feb. URL: https://www.theblaze.com/columns/opinion/what-i-learned-from-my-talk-with-tucker-carlson.
Biro 2023 – Biro Z. Sz. The Falsification of History: War and Russian Memory Politics // Russia’s Imperial Endeavor and Its Geopolitical Consequences: The Russia-Ukraine War. Vol. 2. / ed. by B. Madlovics, B. Magyar. CEU Press, 2023. P. 51–76;
Gabowitsch, Homanyuk 2024 – Gabowitsch M., Homanyuk M. Monuments and Territory: War Memorials and Russia’s Invasion of Ukraine. New York; Budapest: CEU Press, 2024 (forthcoming).
Greene, Robertson, 2019 – Greene S., Robertson G. Putin v. the People: The Perilous Politics of a Divided Russia. Yale University Press, 2019. 288 p.
Harperin 2021 – Halperin C. Ivan the Terrible in Russian Historical Memory since 1991. Boston: Academic Studies Press, 2021. 308 p.
The Future of the Soviet Past 2021 – The Future of the Soviet Past. The Politics of History in Putin’s Russia / ed. by A. Weiss-Wendt, N. Adler. Bloomington: Indiana University Press, 2021. 270 p.
Kangaspuro, Lassila 2017 – Kangaspuro M., Lassila J. From the Trauma of Stalinism to the Triumph of Stalingrad: The Toponymic Dispute Over Volgograd // War and Memory in Russia, Ukraine and Belarus. Palgrave Macmillan, 2017. P. 141–170.
Koposov 2017 – Koposov N. Memory Laws, Memory Wars. The Politics of the Past in Europe and Russia. Cambridge: Cambridge University Press, 2017. 328 p.
Kurilla 2024 – Kurilla I. Historical politics: ideologisation of society as an attempt to change post-soviet identity // Re:Russia. 2024. 14 Feb. URL: https://re-russia.net/en/expertise/0126.
Laruell 2021 – Laruelle M. Is Russia Fascist? Cornell University Press, 2021. 264 p.
Amos 2022 – Amos H. Prisoners of a Myth: Soviet PoWs and Putinist Memory Politics // Researching Memory and Identity in Russia and Eastern Europe / ed. by J. McGlynn, O. Jones. Palgrave Macmillan, 2022. P. 199–214.
Marchart 2007 – Marchart O. Post-Foundational Political Thought. Edinburgh: Edinburgh University Press, 2007. 208 p.
McGlynn J. Beyond Analogy: Historical Framing Analysis of Russian Political Discourse // Researching Memory and Identity in Russia and Eastern Europe / ed. by J. McGlynn, O. Jones. Palgrave Macmillan, 2022. P. 141–159.
Pakhaliuk 2020 – Pakhaliuk K. The Historical Past as the Foundation of the Russian Polity: Vladimir Putin’s 2012–2018 Speeches // Russian Politics & Law. 2020. Vol. 57. № 5–6. P. 129–149
Pakhaliuk 2023 – Pakhaliuk K. The internal battle between Russia’s patriots // The Open Democracy. 2023. 15 Sept. URL: https://www.opendemocracy.net/en/odr/russia-patriots-dilemma-criticise-war-mobilisation-prigozhin-death.
Tucker 2024 – Tucker Carlson exposed Putin’s true war motive: For Russia to own Ukraine // The Washigton Post. 2024. 11 February. URL: https://www.washingtonpost.com/world/2024/02/11/tucker-carlson-vladimir-putin-interview.
Александер 2014 – См.: Александер Дж. Культурсоциология. М.: Праксис, 2014. 640 с.
Архипова, Лапшин 2024 – Архипова А., Лапшин Ю. Спонтанные святилища: смерть Навального и мемориальный протест // Re:Russia. 2024. 5 марта. URL: https://re-russia.net/expertise/0131.
Буллер 2023 – Буллер А. Мораль и язык тоталитаризма. Мюнстер: LIT Verlag, 2023. 152 с.
Бызов 2015 – Бызов Л. Г. Консервативный тренд в современном российском обществе – истоки, содержание и перспективы // Общественные науки и современность. 2015. № 4. С. 26–30.
Будрайтскис 2020 – Будрайтскис И. Мир, который построил Хантингтон и в котором живём все мы. М.: Циолковский, 2020. 160 с.
Бюст Сталина 2023 – В мемориале пострадавшим от репрессий установили бюст Сталина // Лента.ру. 2023. 1 окт. URL: https://lenta.ru/news/2023/10/01/sta_lin.
В Госдуму внесут 2024 – В Госдуму внесут проект о наказании за отрицание геноцида в ВОВ, пишут СМИ // РИА-Новости. 2024. 20 февр. URL: https://ria.ru/20240220/zakonoproekt-1928362704.html.
Верховный суд 2022 – Верховный суд России окончательно ликвидировал «Мемориал» // BBC. 2022. 28 февр. URL: https://bbc.com/russian/news-60557468.
Война не закончена 2023 – «Война еще не закончилась, а таблички уже появились» // Doxa. 2023. 2 февр. URL: https://doxa.team/articles/school-memorials.
Встреча 2022 – Встреча с матерями военнослужащих – участников СВО // Президент России. 2022. 25 нояб. URL: http://kremlin.ru/events/president/news/69935.
Гельман 2021 – Гельман В. Авторитарная Россия. Бегство от свободы, или Почему у нас не приживается демократия. М.: Альпина, 2021. 336 с.
Громов 2017 – Громов Д. В. Немцов мост: стихийная мемориализация. М.: ИА РАН, 2017. 230 с.
Политика памяти 2023 – Политика памяти: региональное измерение / Под ред. А. И. Миллера, О. Ю. Малиновой, Д. В. Ефременко. М.: ИНИОН РАН, 2023. 472 с.
Губарев 2016 – Губарев П. Факел Новороссии. М.: Книжный мир, 2016. 416 с.
Гудков, Зорская, Кочергина, Пипия 2023 – Гудков Л., Зоркая Н., Кочергина Е., Пипия К. Постсоветская молодежь: предварительные итоги. М.: Новое литературное обозрение, 2023. 320 с.
Еремеева 2023 – Еремеева С. Мертвое время. Военные похороны 2022 года в России и в Украине. Свердловск: Freedom letters, 2023.
Жучковский 2018 – Жучковский А. 85 дней Славянска. [Нижный Новгород]: Черная сотня, 2018. 368 с.
Звоновский, Ходыкин 2024 – Звоновский В. Б., Ходыкин А. В. Российское общественное мнение в условиях военного конфликта. 2022 – 2023. Кишинев: Историческая экспертиза, 2024. 340 с.
Интервью Такеру 2024 – Интервью Такеру Карлсону // Президент России. 2024. 9 февр. URL: http://kremlin.ru/events/president/news/73411.
Конституция 2020 – Конституция РФ // Государственная Дума Федерального Собрания Российской Федерации. URL: http://duma.gov.ru/legislative/documents/constitution.
Кордонский 2008 – Кордонский С. Сословная структура постсоветской России. М.: Фонд «Общественное мнение», 2008. 216 с.
Фишман, Мартьянов, Давыдов 2019 – Фишман Л., Мартьянов В., Давыдов Д. Рентное общество. В тени труда, капитала и демократии. М.: НИУ Высшая школа экономики, 2019. 412 с.
Левинсон 2022 – Левинсон А. СССР в народной памяти // Неприкосновенный запас. 2022. № 6. С. 6–9.
Левинсон 2023 – Левинсон А. Забудем плохое // Неприкосновенный запас. 2023. № 3. С. 39–44.
Малинова 2015 – Малинова О. Ю. Актуальное прошлое: символическая политика властвующей элиты и дилеммы российской идентичности. М.: РОССПЭН, 2015. 207 с.
Марасанова, Багдасарян 2023 – Марасанова В. М., Багдасарян В. Э. и др. Основы российской государственности: учебно-методический комплекс по дисциплине для образовательных организаций высшего образования. М.: Издательский дом «Дело», 2023. 212 с.
Марголис 2023 – Катя Марголис: «Пора понять, что жертва сейчас – это не россияне» // Радио Свободы. 2023. 8 апр. URL: https://www.svoboda.org/a/katya-margolis-pora-ponyatj-chto-zhertva-seychas-eto-ne-rossiyane-/32352088.
Мединский 2024 – Мединский: российско-белорусская комиссия по истории станет стимулом для новых проектов // ТАСС. 2024. 25 янв. URL: https://tass.ru/obschestvo/19819517.
На российской земле 2023 – «На российской земле просто лежат безымянные люди» // Верстка. 2023. 17 нояб. URL: https://verstka.media/kak-v-rossii-snosyat-memotiali-repressirovannim-i-vozvraschayut-byusty-stalina.
Немцев 2023 – Немцев М. Почему противники войны не готовы признать, что несут за нее ответственность? // Важные истории. 2023. 10 июля. URL: https://istories.media/opinions/2023/07/10/pochemu-protivniki-voini-ne-gotovi-priznat-chto-nesut-za-nee-otvetstvennost.
Немцев 2024 – Немцев М. Так мы учились говорить о смерти. Дневник 2022–2023 годов. Кишинев: Историческая экспертиза, 2024. 88 с.
Обращение 2022, 21 февраля – Обращение Президента Российской Федерации // Президент России. 2022. 21 февр. URL: http://kremlin.ru/events/president/news/67828.
Обращение 2022, 24 февраля – Обращение Президента Российской Федерации // Президент России. 2022. 24 февр. URL: http://kremlin.ru/events/president/news/67843.
Памятник 2023 – В Калининграде открыли памятник Муравьёву-Виленскому // KaliningradToday. 2023. 18 окт. URL: https://kaliningradtoday.ru/kaliningrad/18189621.
Памятники 2023 – С начала вторжения в Украину по всей России появились тысячи памятных знаков в честь «героев СВО» // Meduza. 2023. 4 авг. URL: https://meduza.io/episodes/2023/08/04/s-nachala-vtorzheniya-v-ukrainu-po-vsey-rossii-poyavilis-tysyachi-pamyatnyh-znakov-v-chest-geroev-svo-vot-kak-vlasti-proslavlyayut-ih-i-stavyat-v-primer-shkolnikam.
Пахалюк 2023 – Пахалюк К. А. Российское государство и «единый» исторический нарратив (критическое исследование «учебника» «История России. 10 класс» В. Р. Мединского и А. В. Торкунова) // Историческая экспертиза. 2023. № 4. С. 42–92.
Пахалюк 2024 – Пахалюк К. А. Память о Холокосте и нацистских преступлениях в современной России: от плюрализма групп жертв к «геноциду советского народа» // Холокост и еврейское сопротивление во время Второй мировой войны. Региональные особенности на Северном Кавказе и в других регионах СССР. Иерусалим, 2024. С. 213–242.
Подписание договоров 2022 – Подписание договоров о принятии ДНР, ЛНР, Запорожской и Херсонской областей в состав России // Президент России. 2022. 30 сент. URL: http://kremlin.ru/events/president/news.
Репрессированные таблички 2024 – Репрессированные таблички. Кто демонтирует знаки «Последнего адреса» в Петербурге и кто их возвращает // Последний адрес. 2024. 17 янв. URL: https://www.poslednyadres.ru/articles/articles1018.htm.
Родина 2016 – Родина – это звучит гордо! // ВЦИОМ. 2016. 16 сент. URL: https://wciom.ru/analytical-reviews/analiticheskii-obzor/rodina-eto-zvuchit-gordo.
Смириться с неизбежностью 2023 – Смириться с неизбежностью. Как россияне оправдывают военное вторжение в Украину? / Под ред. С. Ерпылёвой и С. Каппинен. Без места, 2023. URL: http://publicsociology.tilda.ws/report2.
Социодиггер. Мобилизация 2023 – Социодиггер. Мобилизация. Вчера и сегодня. 2023. Вып. 4. № 1–2. URL: https://sociodigger.ru/releases/release/mobilizacija-vchera-i-segodnja.
Статья Захаровой 2023 – Статья официального представителя МИД России М.В.Захаровой «Памяти всех жертв Холокоста» для «Российской газеты» // Министерство иностранных дел Российской Федерации. 2023. 19 июля. URL: https://www.mid.ru/ru/foreign_policy/news/1897511.
Федоров 2015 – Федоров (Африка) В. Записки террориста (в хорошем смысле). М.: Черная сотня, 2015. 270 с.
Манченко 2017 – Манченко М. Посетитель. Нижний Новгород: Черная сотня, 2017. 268 с.
Что такое 2023 – Что такое Сахаровский центр и почему суд решил его ликвидировать // Газета.ру. 2023. 18 авг. URL: https://www.gazeta.ru/social/2023/08/18/17448086.shtml.
Яковлев 2022 – Яковлев Е. Н. Война на уничтожение. Третий Рейх и геноцид советского народа. М.: Питер, 2022. 480 с.
References
Beck 2024 – Beck G. What I learned from my talk with Tucker Carlson // The Blaze media. 2024. 21 Feb. URL: https://www.theblaze.com/columns/opinion/what-i-learned-from-my-talk-with-tucker-carlson.
Biro 2023 – Biro Z. Sz. The Falsification of History: War and Russian Memory Politics // Russia’s Imperial Endeavor and Its Geopolitical Consequences: The Russia-Ukraine War. Vol. 2. / ed. by B. Madlovics, B. Magyar. CEU Press, 2023. P. 51–76;
Gabowitsch, Homanyuk 2024 – Gabowitsch M., Homanyuk M. Monuments and Territory: War Memorials and Russia’s Invasion of Ukraine. New York; Budapest: CEU Press, 2024 (forthcoming).
Greene, Robertson, 2019 – Greene S., Robertson G. Putin v. the People: The Perilous Politics of a Divided Russia. Yale University Press, 2019. 288 p.
Harperin 2021 – Halperin C. Ivan the Terrible in Russian Historical Memory since 1991. Boston: Academic Studies Press, 2021. 308 p.
The Future of the Soviet Past 2021 – The Future of the Soviet Past. The Politics of History in Putin’s Russia / ed. by A. Weiss-Wendt, N. Adler. Bloomington: Indiana University Press, 2021. 270 p.
Kangaspuro, Lassila 2017 – Kangaspuro M., Lassila J. From the Trauma of Stalinism to the Triumph of Stalingrad: The Toponymic Dispute Over Volgograd // War and Memory in Russia, Ukraine and Belarus. Palgrave Macmillan, 2017. P. 141–170.
Koposov 2017 – Koposov N. Memory Laws, Memory Wars. The Politics of the Past in Europe and Russia. Cambridge: Cambridge University Press, 2017. 328 p.
Kurilla 2024 – Kurilla I. Historical politics: ideologisation of society as an attempt to change post-soviet identity // Re:Russia. 2024. 14 Feb. URL: https://re-russia.net/en/expertise/0126.
Laruell 2021 – Laruelle M. Is Russia Fascist? Cornell University Press, 2021. 264 p.
Amos 2022 – Amos H. Prisoners of a Myth: Soviet PoWs and Putinist Memory Politics // Researching Memory and Identity in Russia and Eastern Europe / ed. by J. McGlynn, O. Jones. Palgrave Macmillan, 2022. P. 199–214.
Marchart 2007 – Marchart O. Post-Foundational Political Thought. Edinburgh: Edinburgh University Press, 2007. 208 p.
McGlynn J. Beyond Analogy: Historical Framing Analysis of Russian Political Discourse // Researching Memory and Identity in Russia and Eastern Europe / ed. by J. McGlynn, O. Jones. Palgrave Macmillan, 2022. P. 141–159.
Pakhaliuk 2020 – Pakhaliuk K. The Historical Past as the Foundation of the Russian Polity: Vladimir Putin’s 2012–2018 Speeches // Russian Politics & Law. 2020. Vol. 57. № 5–6. P. 129–149
Pakhaliuk 2023 – Pakhaliuk K. The internal battle between Russia’s patriots // The Open Democracy. 2023. 15 Sept. URL: https://www.opendemocracy.net/en/odr/russia-patriots-dilemma-criticise-war-mobilisation-prigozhin-death.
Tucker 2024 – Tucker Carlson exposed Putin’s true war motive: For Russia to own Ukraine // The Washigton Post. 2024. 11 February. URL: https://www.washingtonpost.com/world/2024/02/11/tucker-carlson-vladimir-putin-interview.
Aleksander Dzh. Kul'tursociologija. M.: Praksis, 2014. 640 s.
Arhipova A., Lapshin Ju. Spontannye svjatilishha: smert' Naval'nogo i memorial'nyj protest // Re:Russia. 2024. 5 marta. URL: https://re-russia.net/expertise/0131.
Buller A. Moral' i jazyk totalitarizma. Mjunster: LIT Verlag, 2023. 152 s.
Byzov L. G. Konservativnyj trend v sovremennom rossijskom obshhestve – istoki, soderzhanie i perspektivy // Obshhestvennye nauki i sovremennost'. 2015. № 4. S. 26–30.
Budrajtskis I. Mir, kotoryj postroil Hantington i v kotorom zhivjom vse my. M.: Ciolkovskij, 2020. 160 s.
V memoriale postradavshim ot repressij ustanovili bjust Stalina // Lenta.ru. 2023. 1 okt. URL: https://lenta.ru/news/2023/10/01/sta_lin.
V Gosdumu vnesut proekt o nakazanii za otricanie genocida v VOV, pishut SMI // RIA-Novosti. 2024. 20 fevr. URL: https://ria.ru/20240220/zakonoproekt-1928362704.html.
Verhovnyj sud Rossii okonchatel'no likvidiroval «Memorial» // BBC. 2022. 28 fevr. URL: https://bbc.com/russian/news-60557468.
«Vojna eshhe ne zakonchilas', a tablichki uzhe pojavilis'» // Doxa. 2023. 2 fevr. URL: https://doxa.team/articles/school-memorials.
Vstrecha s materjami voennosluzhashhih – uchastnikov SVO // Prezident Rossii. 2022. 25 nojab. URL: http://kremlin.ru/events/president/news/69935.
Gel'man V. Avtoritarnaja Rossija. Begstvo ot svobody, ili Pochemu u nas ne prizhivaetsja demokratija. M.: Al'pina, 2021. 336 s.
Gromov D. V. Nemcov most: stihijnaja memorializacija. M.: IA RAN, 2017. 230 s.
Politika pamjati: regional'noe izmerenie / Pod red. A. I. Millera, O. Ju. Malinovoj, D. V. Efremenko. M.: INION RAN, 2023. 472 s.
Gubarev P. Fakel Novorossii. M.: Knizhnyj mir, 2016. 416 s.
Gudkov L., Zorkaja N., Kochergina E., Pipija K. Postsovetskaja molodezh': predvaritel'nye itogi. M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 2023. 320 s.
Eremeeva S. Mertvoe vremja. Voennye pohorony 2022 goda v Rossii i v Ukraine. Sverdlovsk: Freedom letters, 2023.
Zhuchkovskij A. 85 dnej Slavjanska. [Nizhnyj Novgorod]: Chernaja sotnja, 2018.
Zvonovskij V. B., Hodykin A. V. Rossijskoe obshhestvennoe mnenie v uslovijah voennogo konflikta. 2022–2023. Kishinev: Istoricheskaja jekspertiza, 2024. 340 s.
Interv'ju Takeru Karlsonu // Prezident Rossii. 2024. 9 fevr. URL: http://kremlin.ru/events/president/news/73411.
Konstitucija RF // Gosudarstvennaja Duma Federal'nogo Sobranija Rossijskoj Federacii. URL: http://duma.gov.ru/legislative/documents/constitution.
Kordonskij S. Soslovnaja struktura postsovetskoj Rossii. M.: Fond «Obshhestvennoe mnenie», 2008. 216 s.
Fishman L., Mart'janov V., Davydov D. Rentnoe obshhestvo. V teni truda, kapitala i demokratii. M.: NIU Vysshaja shkola jekonomiki, 2019. 412 s.
Levinson A. SSSR v narodnoj pamjati // Neprikosnovennyj zapas. 2022. № 6. S. 6–9.
Levinson A. Zabudem plohoe // Neprikosnovennyj zapas. 2023. № 3. S. 39–44.
Malinova O. Ju. Aktual'noe proshloe: simvolicheskaja politika vlastvujushhej jelity i dilemmy rossijskoj identichnosti. M.: ROSSPJeN, 2015. 207 s.
Marasanova V. M., Bagdasarjan V. Je. i dr. Osnovy rossijskoj gosudarstvennosti: uchebno-metodicheskij kompleks po discipline dlja obrazovatel'nyh organizacij vysshego obrazovanija. M.: Izdatel'skij dom «Delo», 2023. 212 s.
Katja Margolis: «Pora ponjat', chto zhertva sejchas – jeto ne rossijane» // Radio Svobody. 2023. 8 apr. URL: https://www.svoboda.org/a/katya-margolis-pora-ponyatj-chto-zhertva-seychas-eto-ne-rossiyane-/32352088.
Medinskij: rossijsko-belorusskaja komissija po istorii stanet stimulom dlja novyh proektov // TASS. 2024. 25 janv. URL: https://tass.ru/obschestvo/19819517.
«Na rossijskoj zemle prosto lezhat bezymjannye ljudi» // Verstka. 2023. 17 nojab. URL: https://verstka.media/kak-v-rossii-snosyat-memotiali-repressirovannim-i-vozvraschayut-byusty-stalina.
Nemcev M. Pochemu protivniki vojny ne gotovy priznat', chto nesut za nee otvetstvennost'? // Vazhnye istorii. 2023. 10 ijulja. URL: https://istories.media/opinions/2023/07/10/pochemu-protivniki-voini-ne-gotovi-priznat-chto-nesut-za-nee-otvetstvennost.
Nemcev M. Tak my uchilis' govorit' o smerti. Dnevnik 2022–2023 godov. Kishinev: Istoricheskaja jekspertiza, 2024. 88 s.
Obrashhenie Prezidenta Rossijskoj Federacii // Prezident Rossii. 2022. 21 fevr. URL: http://kremlin.ru/events/president/news/67828.
Obrashhenie Prezidenta Rossijskoj Federacii // Prezident Rossii. 2022. 24 fevr. URL: http://kremlin.ru/events/president/news/67843.
V Kaliningrade otkryli pamjatnik Murav'jovu-Vilenskomu // KaliningradToday. 2023. 18 okt. URL: https://kaliningradtoday.ru/kaliningrad/18189621.
S nachala vtorzhenija v Ukrainu po vsej Rossii pojavilis' tysjachi pamjatnyh znakov v chest' «geroev SVO» // Meduza. 2023. 4 avg. URL: https://meduza.io/episodes/2023/08/04/s-nachala-vtorzheniya-v-ukrainu-po-vsey-rossii-poyavilis-tysyachi-pamyatnyh-znakov-v-chest-geroev-svo-vot-kak-vlasti-proslavlyayut-ih-i-stavyat-v-primer-shkolnikam.
Pahaljuk K. A. Rossijskoe gosudarstvo i «edinyj» istoricheskij narrativ (kriticheskoe issledovanie «uchebnika» «Istorija Rossii. 10 klass» V. R. Medinskogo i A. V. Torkunova) // Istoricheskaja jekspertiza. 2023. № 4. S. 42–92.
Pahaljuk K. A. Pamjat' o Holokoste i nacistskih prestuplenijah v sovremennoj Rossii: ot pljuralizma grupp zhertv k «genocidu sovetskogo naroda» // Holokost i evrejskoe soprotivlenie vo vremja Vtoroj mirovoj vojny. Regional'nye osobennosti na Severnom Kavkaze i v drugih regionah SSSR. Ierusalim, 2024. S. 213–242.
Podpisanie dogovorov o prinjatii DNR, LNR, Zaporozhskoj i Hersonskoj oblastej v sostav Rossii // Prezident Rossii. 2022. 30 sent. URL: http://kremlin.ru/events/president/news.
Repressirovannye tablichki. Kto demontiruet znaki «Poslednego adresa» v Peterburge i kto ih vozvrashhaet // Poslednij adres. 2024. 17 janv. URL: https://www.poslednyadres.ru/articles/articles1018.htm.
Rodina – jeto zvuchit gordo! // VCIOM. 2016. 16 sent. URL: https://wciom.ru/analytical-reviews/analiticheskii-obzor/rodina-eto-zvuchit-gordo.
Smirit'sja s neizbezhnost'ju. Kak rossijane opravdyvajut voennoe vtorzhenie v Ukrainu? / Pod red. S. Erpyljovoj i S. Kappinen. Bez mesta, 2023. URL: http://publicsociology.tilda.ws/report2.
Sociodigger. Mobilizacija. Vchera i segodnja. 2023. Vyp. 4. № 1–2. URL: https://sociodigger.ru/releases/release/mobilizacija-vchera-i-segodnja.
Stat'ja oficial'nogo predstavitelja MID Rossii M.V.Zaharovoj «Pamjati vseh zhertv Holokosta» dlja «Rossijskoj gazety» // Ministerstvo inostrannyh del Rossijskoj Federacii. 2023. 19 ijulja. URL: https://www.mid.ru/ru/foreign_policy/news/1897511.
Fedorov (Afrika) V. Zapiski terrorista (v horoshem smysle). M.: Chernaja sotnja, 2015. 270 s.
Manchenko M. Posetitel'. Nizhnij Novgorod: Chernaja sotnja, 2017. 268 s.
Chto takoe Saharovskij centr i pochemu sud reshil ego likvidirovat' // Gazeta.ru. 2023. 18 avg. URL: https://www.gazeta.ru/social/2023/08/18/17448086.shtml.
Jakovlev E. N. Vojna na unichtozhenie. Tretij Rejh i genocid sovetskogo naroda. M.: Piter, 2022. 480 s.
[1] Konstantin Pachaljuk. Schmierstoff Geschichte. Russlands Kriegs- und Propagandamaschine // Osteuropa. 2024. № 5. S. 147–166.
[2] URL: https://t.me/grey_zone (в 2022–2023 гг. они из ключевых Telegram-каналов ВЧК «Вагнер»); URL: https://t.me/dshrg2.
[5] Подсчитано по: URL: rvio.histrf.ru.
[6] Например: URL: https://t.me/RSaponkov; https://t.me/RtrDonetsk; https://t.me/wargonzo.
[8] См.: URL: https://t.me/vladlentatarsky.
[10] Архипова, Лапшин 2024 – Архипова А., Лапшин Ю. Спонтанные святилища: смерть Навального и мемориальный протест // Re:Russia. 2024. 5 марта. URL: https://re-russia.net/expertise/0131.
"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.
Comments