Эрлих С.Е. Ленин и Теперь. Почему левая мысль впала в убожество в тот момент, когда она так необходима?
Иллюстрация: Павел Николаевич Филонов "Ленинский план ГОЭЛРО" (1931)
Аннотация: В статье рассматриваются причины отсутствия адекватной социальной рамки для технологий информационной цивилизации. Автор выделяет три причины: 1) Радикальная смена режима социального времени — от футуризма «светлого будущего» к ностальгии по безвозвратно утраченному «золотому веку»; 2) Небывалый ценностный разрыв между информационной цивилизацией, основанной на духовных ценностях самореализации, и всеми предшествующими обществами (Архаика охотников-собирателей, аграрная Традиция, индустриальный Модерн), доминантой которых являются материальные ценности выживания; 3) Дискредитация коммунистической теории практикой коммунизма XX века. Основное внимание уделяется третьей причине. Автор приводит аргументы в пользу того, что большевики осуществили антимодерную индустриализацию, которая перенаправила Россию с пути модернизации к обычаям военного государства, унаследованным Московским царством от Золотой орды.
Ключевые слова: Архаика, Традиция, Модерн, Информационное общество, нация-государство, Московское царство, Российская империя, СССР, Золотая орда, Ленин, Сталин, модернизация, индустриализация.
Автор: Эрлих Сергей Ефроимович, доктор исторических наук, главный редактор журнала «Историческая экспертиза». Email: istorexorg@gmail.com
Ehrlich S.E. Lenin and Now. Why left thought has fallen into squalor at the moment when it is so necessary?
Abstract: The article discusses the reasons why adequate social frameworks for the technologies of information civilization are not imagined yet. The author notes three reasons: 1) Radical change in the mode of social time — from the futuristic dream of the "bright future" to nostalgia for the irretrievably lost "Golden age"; 2) Unprecedented value gap between the information civilization, based on spiritual values of self-realization, and all previous societies (hunter-gatherer archaic society, agrarian traditional society, industrial modern society) dominated by material values of survival; 3) The communist theory was discredited by the practice of communism of the 20th century. The main attention is paid to the third reason. The author argues that the Bolsheviks carried out anti-modern industrialization, which redirected Russia from the path of modernization to the traditions of the military state, inherited by the Tsardom of Moscow from the Golden Horde.
Keywords: Archaic Society, Traditional Society, Modern Society, Information Society, nation-state, Tsardom of Moscow, Russian Empire, USSR, Golden Horde, Lenin, Stalin, Modernization, Industrialization.
Corresponding author: Ehrlich Serguey Efroimovich, PhD (doctor istoricheskih nauk), the Chief-Editor of The Historical Expertise. Email: istorexorg@gmail.com
1. Из какого сора растут статьи
У этой статьи два источника.
Прежде всего, это новаторская работа Леонида Мосионжника «О “русском” и “прусском”: что тут от Орды, что от Ордена? (Несвоевременные размышления)» (Мосионжник 2024). В ней метафора: «Москва — новая ставка Золотой орды», — превращена в концепцию, подкрепленную убедительными аргументами. Идея Мосионжника, ставшая «триггером» моей работы, состоит в том, что Россия в имперский период с большим трудом преодолевала ордынское наследие. С конца XIX века она нащупала дорогу к модерной нации-государству с набором гражданских прав, что и было засвидетельствовано Февральской революцией. Но большевики повернули историю вспять к ордынским порядкам Московского царства, возникшего как прокси-государство Золотой орды, и поднявшегося на сборе дани в пользу захватчиков.
Вторым источником стал недавний спор с моим оппонентом-единомышленником Марком Ткачуком, с которым мы более сорока лет с начала учебы на историческом факультете Кишиневского университета имени Ленина горячо обсуждаем волнующие нас научные проблемы. Наши взгляды на советскую историю совпадают в оценках Сталина, которого мы вместе считаем преступником. Но вот в отношении к Ленину наши мнения разделились. Я считаю, что Сталин был верным ленинцем. Ткачук убежден, что генералиссимус предал дело вождя мирового пролетариата. В ходе недавней дискуссии Ткачук сказал в оправдание Ленина, что модернизация — это вещь кровавая, по-другому идти по пути прогресса тогда было нельзя.
Я сразу не нашелся, что ответить. Но потом соотнес тезис Ткачука с идеей Мосионжника и меня осенило так называемое остроумие на лестнице: Ленин и Сталин осуществили парадоксальную индустриализацию, технологии Модерна использовались ими для укрепления ордынской по своей природе власти. Советская антимодерная индустриализация стала «лейтмотивом» моей статьи. Доказывая эту идею, обнаружил, много интересного. Надеюсь, что и вам будет нескучно читать.
Но начну я с рассуждений на тему, которая волнует меня много лет: почему мы все еще не в состоянии вообразить социальную рамку адекватную технологиям информационного общества? Постараюсь далее показать, что Ленин не притянут к этой проблемы за уши. На мой взгляд, дискредитация левой мысли, обусловленная кровавой практикой советских коммунистов, является одной из важных причин переживаемого человечеством структурного кризиса.
Хочу поблагодарить Леонида Мосионжника и Марка Ткачука за вдохновение. Буду рад, если они со мной не согласятся и вступят в полемику на страницах «Исторической экспертизы». Приглашаю к дискуссии всех, кого эта статья заденет за живое.
2. «Постмодерн», «высокий модерн», «второй модерн», «поздний и текучий модерн» или Поражение гениев
Цивилизационные переходы: 1) от аграрной традиции к индустриальному модерну и 2) от модерна к информационному обществу, — принципиально различаются в одном важном отношении. Сперва, подчеркивает Бенедикт Андерсон, интеллектуалы XVIII–XIX веков изобрели нацию-государство, где на смену власти монарха, от Бога установленной, пришел обожествленный суверен-народ. Лишь потом внутри этой матрицы в полной мере развились индустриальные технологии. Сегодня технологии информационной цивилизации (компьютеры, интернет, тотальная цифровизация, искусственный интеллект и т.д.) вполне развиты. Но адекватная им социальная рамка не только не возникла, но, по большому счету, даже не воображена.
О недостатке социального воображения свидетельствует терминологический тупик, в котором уже более полувека топчутся светочи гуманитарной мысли: «постмодерн» (Жан-Франсуа Лиотар), «высокий модерн» (Энтони Гидденс), «второй модерн» (Ульрих Бек), «поздний и текучий модерн» (Зигмунт Бауман) и т.д. Т.е. даже гении пытаются влить информационное «вино молодое в мехи ветхие» Модерна.
Жюльен Бенда в начале 1930-х обвинил интеллектуалов в предательстве идеалов своей всемирной республики и в переходе на службу нации-государству, ставшем, по мнению французского мыслителя, одной из важнейшей причин бойни Первой мировой войны (Benda 2014). В оправдание наших предшественников можно сказать, что отказавшись от глобального видения, они совершили самопожертвование ради народа. Интеллектуалы XIX века попятились к национализму, чтобы их сограждане были в состоянии шагнуть вперед от локальных идентичностей аграрного общества к воображаемому сообществу индустриальной нации, т.е. из подданных стать гражданами с пакетом общих для всех юридических прав. Сегодня, когда переход к новой цивилизации возвещают не образы вдохновляющей утопии, а четыре всадника Апокалипсиса: ядерная война, растущее социальное неравенство, «великое переселение народов» и экологическая катастрофа, — пришло время предать нацию и включить воображение ради того, чтобы «всадники» не уничтожили все человечество, не обращая внимания, кто из нас к какой нации принадлежит.
Почему мир информационной цивилизации еще не воображен?
Я бы выделил три причины:
— Радикальная смена режима социального времени — от футуризма «светлого будущего» к ностальгии по безвозвратно утраченному «золотому веку»;
— Небывалый ценностный разрыв между информационной цивилизацией, основанной на духовных ценностях самореализации, и всеми предшествующими обществами (Архаика охотников-собирателей, аграрная Традиция, индустриальный Модерн), доминантой которых являются материальные ценности выживания;
— Дискредитация коммунистической теории практикой коммунизма XX века.
3. Режим социального времени
Достаточно обратиться к романам певца прогресса Жюля Верна, чтобы ощутить оптимистический настрой интеллектуалов его эпохи. Тогда верилось, что в ближайшем будущем бурное развитие науки и техники избавит человечество от голода и болезней. Мир и процветание воцарятся во всем мире. К сожалению, уверенность в том, что человек Модерна руководствуется в первую очередь рациональными соображениями, была разрушена с началом Первой мировой войны. Осознание того, что достижения лучших умов человечества были направлены на уничтожения людей в промышленных масштабах, поставило крест на научно-технических утопиях Жюля Верна. Одна за другой стали рождаться литературные антиутопии. Увы, они не сумели предотвратить Вторую мировую войну с газовыми камерами, ковровыми бомбардировками и финальной «вишенкой» в виде трагедии Хиросимы и Нагасаки. Ядерная угроза стала началом темпорального поворота в массовом сознании (Hartog 2015). Как строить отдаленные планы, если в любую секунду человечество может превратиться в «ядерную пыль»?
Исследователи отмечают, что и бизнес, и правительства отказываются от долгосрочных проектов. В мире возобладало «краткосрочное» (short-termism) мышление (Guldi & Armitage 2014). Люди страшатся будущего и живут ностальгией по безвозвратно утраченному золотому веку. В гуманитарных науках наблюдается стремительный рост исследований памяти. Будущее же представляется преимущественно страшилками в духе докладов «Римского клуба», на которые мало кто обращает внимание, не потому что «он пугает, а мне не страшно», а именно потому, что очень страшно и единственный способ не оцепенеть от страха состоит в том, чтобы не слышать пророков Армагеддона.
4. Ценностная революция
Все общества прошлого опирались, прежде всего, на ценности выживания. Прежние цивилизационные переходы: аграрная «неолитическая революция» и «промышленная революция» XIX века, — привели к росту производительности труда, т.е. к производству большего количества материальных благ в единицу времени. Поскольку материальные ценности конечны, то смысл существования людей Архаики, Традиции и Модерна вращался вокруг распределения материальных благ, т.е. отношений собственности. В этом смысле нет качественных отличий между первобытным охотником и оператором майнинговой фермы. Не случайно одиночек, которые в старые, но отнюдь не добрые времена, выбирали нищенское существование, чтобы иметь возможность вместо труда заниматься творчеством, мир, не сумев их уловить в свои сети, именовал «не от мира сего».
Да, миры Архаики, Традиции и Модерна стояли на трех китах: природных ресурсах, взаимодействии с природой (труд) и взаимоотношениях между людьми по поводу продуктов труда (собственность). Продукты труда материальны и серийно воспроизводимы. Поэтому они могут отчуждаться и присваиваться, т.е. быть товаром. Информационные продукты выступают полной противоположностью своим материальным омонимам. Они создаются в результате творчества и поэтому носят уникальный характер. Они могут присваиваться, но не могут отчуждаться, т.е. не являются товаром. Бернарду Шоу приписывают следующий афоризм, демонстрирующий принципиальные отличия двух классов продуктов: «Если у вас и у меня есть по яблоку и мы ими обменяемся, то у каждого так и останется по яблоку. Если у вас и у меня есть по идее и мы обменяемся ими, то у каждого станет по две идеи».
Пока большинство населения занималось материальным производством, производство информации регулировалось отношениями собственности. Сегодня соотношение стремительно переворачивается. Все больше людей работает с информацией. Их творчество неуклонно сужает сферу труда. «Умные устройства» освобождают людей от тяжелой и монотонной работы. Это означает, что неотчуждаемая природа информации неминуемо ведет к революции в общественных отношениях, когда, не, как в настоящее время, творчество регулируется трудовыми законами собственности, а, напротив, материальное производство будет регулироваться творческими законами производства информации. Нам должно быть стыдно, что и сегодня, когда доля труда в общественном времени может быть на порядок сокращена, большинство наших современников все еще либо выступают в качестве мускульного приложения к орудиям труда, либо играют роль нервной системы машин и компьютеров. Тяжелый и монотонный, т.е. лишенный творческой составляющей труд ничуть не облагораживает, он не достоин человека информационной цивилизации.
Беспрецедентный переход от эпох труда (Архаика, Традиция, Модерн) к эпохе творчества требует нашего напряженного осмысления. Но этому препятствует т.н. «эффект колеи» (path dependence), как в науке именуется инерция восприятия всего качественно нового. Поэтому мало кто сознает, что человечество обязано обуздать индустриальную гонку престижного потребления, сопровождаемую, в частности откровенным безумием, в виде выбрасывания «немодных» вещей и запрограммированных поломок бытовой техники сразу после окончания срока гарантийного ремонта. В противном случае мы столкнемся с вызовами гораздо опаснее тех, что наши предки пережили во время так называемого «кризиса верхнего палеолита». Тогда люди перебили мамонтов и другую крупную дичь. В результате им пришлось пройти испытание тысячелетиями смертного голода. Численность нашей популяции резко сократилась. Физические кондиции древних людей заметно ухудшились. Свирепствовал каннибализм, включая пожирание собственных детей. Выходом стало изобретение сельского хозяйства (Harris 1978).
Наша ситуация гораздо более уязвима. Если тысячелетние правила выживания не будут объявлены вне закона, то борьба за скукоживающийся от ненасытного потребления материальный ресурс может пресечь волосок, удерживающий ядерный дамоклов меч над нашими головами. Разумеется, на этом фоне покажутся пустяками экологическая деградация, вопиющее социальное неравенство и многомиллионные миграции из терпящих бедствие регионов. Из-за них человечество не погибнет, а «просто» вернется в средневековье вожделенных некоторыми «духовных скреп». Но те, кому придется жить в эту пору прекрасную, вряд ли возрадуются.
Спасение видится в действительно качественном скачке, который Рональд Инглхарт определил как переход от материальных ценностей выживания к духовным ценностям самореализации (Inglehart 2018). В развитых странах, где после окончания Второй мировой войны новым поколениям были гарантированы гамбургер и безопасность, появляется все больше людей, которые вовсе не «с жиру бесятся», как чудится адептам «скреп», а, напротив, проявляют сострадание и солидарность с «униженными и оскорбленными». Успешные граждане помогают «париям» посредством растущего волонтерского движения, которое не замыкается в границах нации-государства.
Альтруизм становится все более массовым явлением, не потому что улучшился «генетический материал» человечества. Причина в том, что новые технологии производства, позволяющие уже сегодня на порядок сократить время монотонного и, зачастую, бесполезного обществу труда, создают предпосылки для перехода к информационной цивилизации. Цивилизации, где творчество будет не привилегией «элиты», а правом и обязанностью каждого жителя нашей планеты.
При этом волонтеры-альтруисты действуют, можно сказать, инстинктивно. Они, увы, не рефлектируют, что их ценности смогут реализоваться в полной мере лишь при условии, что мир, движимый эгоизмом престижного потребления, будет пересобран на новых основаниях.
5. Как нам реорганизовать левую мысль?
Что же мешает вообразить и претворить новое общественное устройство, для которого уже существуют технологические предпосылки?
Да, нам мешают как страх будущего, порожденный ядерной угрозой, так и инерционный «эффект колеи», сформированный тысячелетиями борьбы за выживание. К этим двум можно сказать объективным причинам добавляется третья — субъективная: теория коммунизма была дискредитирована практикой коммунизма, прежде всего в СССР, опыт которого стал матрицей для левых в других странах. Советский Союз, построенный на крови миллионов, «жутко, унизительно издох», продемонстрировав, что жертвы были напрасны. Поэтому, советский пример служит для правых главным аргументом несостоятельности левой идеи, благодаря которому они получают возможность безапелляционно изрекать свои пошлости типа: «У рыночной экономики много недостатков, но человечество пока ничего лучшего не придумало».
5.1 «Надо найти страну, которую не жалко»
Глядя на то, что пережила наша страна после 1917 нельзя не вспомнить афоризм приписываемый Бисмарку: «Как построить социализм? Очень просто, надо найти страну, которую не жалко». Сразу скажу, что в обществе, где подавляющая часть населения была занята тяжелым физическим трудом, по-другому быть и не могло. В условиях всеобщей борьбы за выживание обязательные для успешного социалистического общества альтруизм и солидарность не могли стать массовым явлением. Голодные альтруисты — это редкие герои, которых воспевают жития святых.
Убежденный сторонник «дела пролетариата» румынских писатель Панаит Истрати провел полтора года в СССС (1927–1929). Он был потрясен вульгарным консюмеризмом «идейных» коммунистов: «И какой-нибудь парфюмер с мировым именем — божественный орошатель сифилитических вагин и лютый враг коммунизма — удивится, узнав, что на родине пролетариата его дефицитные изделия стали жизненной целью всякой советской красотки, от супруги наркома до истеричной комсомолки. Другими целями их жизни являются красивые шелковые чулки, красивые меха, красивая квартира, хорошо оплачиваемое место, то есть все то, что в любой буржуазной стране остается целью жизни большинства граждан» (Истрати 2023: 145).
Стремление избежать трудовой каторги и получать при этом больше благ, чем приходилось на долю полуголодного труженика, быстро привело к тому, что руководящие должности всех уровней заняли ловкие люди с «активной жизненной позицией», обладавшие развитым инстинктом выживания. Мои ровесники хорошо помнят этот тип проходимцев. За место у кормушки они были готовы на любые преступления. Приспособленцы, чутко колебавшиеся с «линией партии», построили под лозунгами социальной справедливости т.н. «государственный капитализм», который в гораздо большей мере был основан на насилии и унижении человеческого достоинства, чем самый дикий «частнособственнический» капитализм.
Чего можно было ожидать от швондеров с шариковыми, если даже идеалисты-большевики из «ленинской гвардии» не удержались от искушений «служебного положения». В этом они дружно следовали примеру собственного вождя. Если перед революцией Ильич заявлял, что жалованье руководителя должно быть равно заработку «среднего рабочего», то после переселения в Кремль он, скорее всего, незаметно для себя пришел к убеждению, что, только напитав свой организм достаточным количеством белков, витаминов и углеводов, он сможет эффективно работать на благо голодающих рабочих. Так за ноябрь 1920 года семье Ленина было отпущено явно больше, чем мог себе позволить «средний рабочий»: «24,5 кг мяса, 60 яиц, 7,2 кг сыра, около 1,5 кг сливочного масла, 2 кг зернистой икры, 4 кг огурцов, более 30 кг муки и круп, 5 кг сахара и 1,2 кг монпансье, килограмм сала и даже 100 папирос» (РГАСПИ, ф. 17, оп. 84, д. 111, 8 об. https://novayagazeta.ru/articles/2012/06/29/50367-partiya-zhulikov-i-obzhor). В 1922 руководителю разоренной гражданской войной и смертным голодом страны заказали в Великобритании персональный Роллс-ройс серии «Серебряный призрак» (https://blog.mediashm.ru/?p=2747). Его семья ютилась в пяти комнатах в Кремле, а также жила в Горках в особняке изгнанных оттуда наследников Саввы Морозова. Даже заслуги Морозова перед РСДРП, который щедро финансировал большевиков, не остановили эту «экспроприацию экспроприаторов». Увы, человек, за редчайшими исключениями, слаб и в обществах, подобных Советской России, где пища и безопасность не были гарантированы, даже принципиальные сторонники социальной справедливости легко убеждали себя, что их привилегированное положение является залогом скорейшего торжества справедливости.
Мне могут возразить, что неча пенять на зверства большевистского госкапитализма, так как европейские колонизаторы эпохи Модерна также были чрезвычайно жестоки по отношению к населению завоеванных территорий и не останавливались даже перед геноцидом. Это правда. Завоеватели заморских территорий до не столь уж давних пор, вспомним Бельгийское Конго и Бенгальский голод, действовали в полном соответствии с логикой модерной нации-государства. Они безжалостно грабили «чужих», за счет чего положение «своих», вопреки мрачным предсказаниям Маркса, постепенно улучшалось.
В СССР мы видим небывалый в мировой истории пример жесточайшей эксплуатации именно «своих», стимулируемой неизбывным страхом репрессий. Нельзя согласиться с рядом авторов из бывших советских «националий», утверждающих, что русский «центр» эксплуатировал национальные окраины на манер британских колонизаторов. В том-то и дело, что русские в плане угнетения часто находились в худшем положении в сравнении с «титульными нациями» советских республик. Советский режим был «русскоязычным», но ни в коей мере не был «прорусским». В безжалостной эксплуатации «своих» и состоит принципиальное отличие Советского Союза от европейских колониальных империй.
Среди части современных левых до сих пор жива вера, что практика Ленина вела страну по пути прогресса. Но ранняя смерть Ильича привела к тому, что пришел негодяй Сталин и «все испортил». Хрущев пытался «поправить получившие широкое хождение ошибочные взгляды, связанные с культом личности», но бездарный Брежнев и достойные его последователи промотали чудотворное ленинское наследство.
Это противопоставление «доброго» Ленина и «злого» Сталина, внедренное в общественное сознание Хрущевым, чтобы реабилитировать пропитанную кровью практику раннего советского коммунизма, легко опровергается фактами. Красный террор, смертный голод в Поволжье и Соловецкий лагерь особого назначения предшествовали Большому террору, Голодомору и Гулагу.
5.2 «Твой прадед сдох с голода, чтобы твой дед смог дойти до Берлина»
В ответ на это включается другая мантра: «Без крови модернизации не бывает», — которая уже не противопоставляет, но, напротив, объединяет верных ленинцев с убежденными сталинистами. Циничный тезис, что без террора и голода не удалось бы модернизировать страну и, соответственно, подготовиться должным образом к неминуемой войне с нацизмом, опровергается по двум направлениям:
а) На чем основано, убеждение, что советская индустриализация вывела СССР к 1941 на экономические позиции, которые не могли быть достигнуты прежними методами хозяйствования? Была ли программа социально-экономических преобразований большевиков качественным улучшением тех процессов, которые полным ходом шли в селе и в городе в результате, забракованной Лениным столыпинской реформы?
Общеизвестно, что русская промышленность бурно росла в начале XX века. Согласно экспертным оценкам современников у России были все шансы стать лидером европейской экономики к середине века (Тери 2008). Мало кто знает, что в сельском хозяйстве тогда шел ускоренный процесс кооперации. В нее за всего лишь десять лет было вовлечено более двух миллионов человек. «Темные крестьяне» мгновенно смекнули, что негоже держать деньги в кубышке, и понесли их, нет не в банки, а в кредитные кооперативы, где выплаты были больше банковских. Наряду с кредитной и потребительской формами, развивалась и производственная кооперация. К 1918 в стране было более десяти тысяч производственных кооперативов (Давыдов 2016). А это значит, что к 1930 произошла бы массовая коллективизация сельского хозяйства без раскулачивания и голодомора. Это позволяет считать, что и без большевиков Россия выходила на приличные показатели экономического развития. Видные экономисты в исследовании, озаглавленном «Был ли необходим Сталин для экономического развития России?», в заключительной части категорично отвечают — «нет»: «К 1940 царская экономика, даже в нашей консервативной версии <…> достигла бы уровня производства, сопоставимого со сталинской экономикой» (Cheremukhin et al 2013). Подчеркну, что сопоставимый уровень производства был бы достигнут без миллионов жертв гражданской войны, перманентного террора и трех волн смертного голода;
б) А был бы Гитлер? Пришел бы он к власти вне контекста большевистской революции? И даже если бы нацисты сумели захватить власть, был ли возможен сепаратный мир Германии с Россией, чтобы обезопасить германский тыл при нападении на Францию?
В исследовательской литературе преобладает мнение, что поддержка нацистской партии крупным бизнесом в значительной мере объяснялась страхом перед революцией большевистского типа в условиях мирового кризиса, разразившегося в 1929. Т.е. без председателя Совета народных комиссаров Ленина, скорее всего не было бы и рейхсканцлера Гитлера. Но даже, если бы каким-то чудом нацистам удалось бы захватить власть в Германии, то Антанта была бы немедленно реанимирована и, несомненно, в отличие от руководителей межвоенных Франции и Великобритании, которые впали в ступор, поскольку не знали, кого им больше бояться — Гитлера или Сталина, активно бы противодействовала нацистской политике милитаризации и ирредентизма. У нацистов не появилось бы возможности вначале разгромить Францию, а потом напасть на Россию. Решился бы Гитлер в такой ситуации вести войну на два фронта? Даже если бы решился, то для России она бы протекала в гораздо более благоприятных условиях, чем это случилось после 22 июня 1941.
5.3 Ленинский (?) Декрет о земле
Еще одна линия защиты ленинских кровавых мер — это социальные преобразования: земля крестьянам, бесплатные образование и медицина, которые без большевиков, якобы, не могли быть претворены в жизнь.
Послевоенный опыт многих стран, возникших в результате распада Российской, Германской и Австро-Венгерской империй показывает, что большевики не совершили ничего уникального. Даже крайне правые правительства той эпохи проводили аграрные реформы в пользу крестьян за счет помещичьих земель. Правда, делалось это в духе молодых наций-государств. Землю забирали преимущественно у этнически «чужих» эксплуататоров (в Эстонии, Латвии, Польше, Чехословакии — у немецких «баронов», в Литве — у поляков, в Румынии — у венгров) и отдавали «своим» труженикам. Важно, что в отличие от советских «фермеров», землю у их собратьев из Центральной и Восточной Европы никто потом назад не отбирал до тех пор, пока СССР не поставил в этих странах своих марионеток.
Чтобы убедиться, что аграрные революционеры Российской республики прекрасно обошлись бы без большевиков, достаточно взглянуть на программу партии социалистов-революционеров. Большевистский Декрет о земле от 26 октября 1917 был «копипастом» эсеровского документа, что признал Ленин: «Здесь раздаются голоса, что сам декрет и наказ составлен С.Р.-ми. Пусть так. Не все ли равно, кем он составлен, но, как демократическое Правительство, мы не можем обойти постановление народных низов, хотя бы мы с ними были не согласны. В огне жизни, применяя его на практике, проводя его на местах, крестьяне сами поймут, где правда». Оговорка «не согласны» свидетельствует, что для «демократического Правительства» большевиков Декрет был тактической уступкой. В этом контексте последующее сталинское закрепощение крестьян, так и не понявших, в чем состоит ленинская «правда» — не читали они работу «Аграрная программа социал-демократии в первой русской революции 1905–1907 годов», где Ленин доказывал ошибочность передачи помещичьей земли в частную собственность крестьян, — может рассматриваться как, возвращение к давней программе большевиков о «национализации земли», т.е. передаче ее государству, от которой они «в интересах дела» временно отступили в 1917.
Эсеры имели большинство в Учредительном собрании и на единственном его заседании 18 января 1918 депутаты, пока их не разогнал матрос Железняк, успели единогласно проголосовать за основанный на эсеровской программе Закон о земле, предусматривающий безвозмездную передачу всей возделываемой земли крестьянам. Следовательно, крестьяне гарантировано получили бы землю, которую у них впоследствии никто бы не отобрал. И это произошло бы без гражданской войны, красного террора и смертного голода в Поволжье. Даже, если бы партии, которые должны были сформировать правительство по итогам выборов в Учредительное собрание, по причине своей «мягкотелости», т.е. не готовности прибегать к террору, были бы свергнуты русским аналогом Пилсудского или Хорти, сомнительно, что тот бы решился отбирать землю, уже «конфискованную» к тому моменту у помещиков в явочном порядке.
Вопрос с образованием также решился бы без рек пролитой большевиками крови. В 1911 Государственная дума одобрила законопроект об обязательном четырехклассном образовании. Правда, в 1912 верхняя палата тогдашнего парламента — Государственный совет, отличавшаяся реакционным настроем, так как половина состава не избиралась, а назначалась царем, этот законопроект не утвердила по причине, якобы, отсутствия необходимых для его реализации средств (О введении всеобщего начального обучения в Российской империи. 22 апреля 1911. https://web.archive.org/web/20210518051331/http://www.doc20vek.ru/node/1638). Вскоре началась война, отложившая насущные реформы. Разумеется, отказ монархистов от просвещения был величайшим преступлением Романовых, которые верили, что именно неграмотные крестьяне являются их опорой против русского народа. К тому времени всеобщее бесплатное начальное образование давно было нормой во всех европейских странах. Так не в самой богатой стране — Румынии оно было учреждено еще в 1864 году! Но так как Россия после 1861 реально модернизировалась, то государство в ней, в отличие от СССР, не было единственным агентом образования. Земства активно развивали четырехклассные школы. К 1914 бесплатным обучением был охвачено 51% детей (Начальные училища 1916). Нет сомнений, что в провозглашенной в сентябре 1917 Российской республике проект, отвергнутый в 1912 монархистами, был бы немедленно претворен в жизнь, и Россия не только бы вскоре догнала по уровню образования европейские страны, но и не прошла бы через мракобесный этап запрета «буржуазных лженаук»: генетики, социологии, кибернетики, — сопровождаемый расправами с выдающимися учеными.
По поводу медицины можно сказать, что это было «слабое звено» в системе земства. В 1910 в сельской местности было лишь около 3 тыс. земских врачей. На одного врача приходилось 28 тысяч потенциальных пациентов. На этом фоне система Семашко, основанная на концентрации медицинских ресурсов в руках государства, делающая упор на социальной гигиене и профилактике заболеваний была передовым явлением для своего времени и многие ее элементы были заимствованы другими странами. Но стоило ради ее внедрения уничтожить миллионы людей? После свержения царизма система Семашко, основанная на опыте территориальных участков земских врачей, несомненно, нашла бы свое применение в демократической Российской республике. Следует подчеркнуть, что идеи советского наркома здравоохранения были много успешнее воплощены в «капиталистических» странах Европы, чем в СССР, о чем свидетельствует значительная разница — в лучшем по этому показателю для Советского Союза 1990 году она составляла от 6 (Австрия) до 9 (Исландия) лет — в средней ожидаемой продолжительности жизни свободных советских людей и угнетенных трудящихся «мира капитала» (https://su90.ru/life.html).
5.4 Без сослагательного наклонения или Слово пацана
У сталинистов и примкнувшим к ним ленинцев остается последний довод, который они, исчерпав аргументы, исправно пускают в ход: «История, де, не знает сослагательного наклонения». Хорошо, можно и без сослагательного. Большевики пришли к власти, разогнав Учредительное собрание, поскольку были уверены, что только они знают, как накормить голодных. Удалось накормить?
Кремлевский мечтатель посоветовал Герберт Уэллсу в 1920: «Приезжайте снова через десять лет и посмотрите, что сделано в России за это время». Представим, что Уэллс переместился на своей машине времени не в 1930, а, скажем, в 1970, когда страна дружно праздновала столетие Ильича. Чтобы он увидел?
А увидел бы он, что советские люди за пределами Москвы, Ленинграда и столиц союзных республик во многом выживают благодаря огородам, охоте, рыбной ловле и собирательству. Помню как в 1970-х мой восьмидесятилетний дед, ветеран еще Первой мировой войны, почти ослепший, не только сажал картошку и держал барашков, но и умудрялся ловить сетями рыбу в окрестностях родного села в Архангельской области. Нет, это было не милое хобби бодрого пенсионера (кстати, пенсия у человека, который проработал всю жизнь, была порядка 10 рублей), а суровая борьба за выживание, так как в их сельском магазине ни мяса, ни рыбы не было вовсе. О каком духовном развитии советских людей могла идти речь, когда большую часть свободного от основной работы времени не только сельчане, но и рабочие гигантских заводов проводили подобно первобытным охотникам и собирателям на свежем воздухе, добывая все, что растет и шевелится? А еще часами стояли в очередях за «дефицитом», которым могло быть что угодно: зубная паста, стиральный порошок, изысканный грузинский чай и т.д. Эти несчастные люди радовались, когда в 1970-е в некоторых промышленных российских городах ввели распределение «по талонам» и им хоть что-то стало доставаться. Помню, мой дядька (ветеран Великой отечественной, дошел до Вены), живший в Северодвинске, и работавший на том самом заводе, где строят атомные подводные лодки, с оптимизмом рассказывал, что им «теперь всего хватает»: сливочного масла дают пачку в месяц на человека и целый килограмм колбасы в придачу. Забавно сравнить эти щедроты, полагавшиеся советскому рабочему эпохи «развитого социализма», с вышеприведенным спецпайком Ильича, чтобы убедиться сколь успешно большевики смогли реализовать «продовольственную программу» не через 10, как обещал Ленин Уэллсу, а через 50 и более лет.
Не так давно с успехом прошел сериал, посвященный так называемому «казанскому феномену», о подростковых бандах, терроризировавших город в 1970-х – 1980-х. Попытка «локализовать» это повсеместное явление полуголодных российских промышленных центров является большой пропагандистской ложью. Вот свидетельство историка Константина Морозова о родном городе Куйбышеве (Самаре): «Я хорошо помню, что в 70- е годы рабочие, ходившие в ночную смену, <…> обязательно брали с собой отвертку для самообороны. Это было массовым явлением — нападения, грабежи. Даже за рубль. Это было нормой. Сосед, отсидевший 10 лет за убийство, увидел в нашем районе парня в джинсах и даже удивился этой наглости, сказал: “Вот идут халявные 250 рублей”. Это было даже смешно, что кто-то посмел тут так ходить. Да и у меня была похожая реакция в 1978 году на парня в темных очках, в футболке, в джинсах, с пакетом “Мальборо”. Он шел по Заводскому шоссе — это вызвало у меня сильное удивление, что он даже не понимает, где он находится. Его спасает только то, что это полдень. Если бы он появился здесь вечерком, то его бы сильно смогли удивить» (Морозов 2022: 367). Историки просто обязаны собрать свидетельства о позднесоветских подростковых преступных сообществах, которые являются символом того, к чему привели Россию Ленин со своей бандой и их наследники. Массовый бандитизм недокормленных подростков эпохи «развитого социализма», органично эволюционировавших в «братков» 1990-х, — это красноречивый итог большевистского «модернизационного проекта»!
5.5 Так что там с модернизацией?
Правомерно ли советские преобразования именовать модернизацией? На мой взгляд, следует различать модернизацию и индустриализацию. Да, за годы советской власти большинство населения стало горожанами и основу экономики составила промышленность. Этот процесс корректно именовать индустриализацией. Но ее никак нельзя считать синонимом модернизации.
Модерн — это создание нации-государства с пакетом прав граждан. Этот пакет постепенно расширяется, но гарантией, т.н. правового государства являются выборность и подотчетность власти, разделение властей, политическая конкуренция, неприкосновенность личности, свобода слова и т.д. На этой основе формируется гражданин Модерна, принципиально отличающийся от подданных традиционных обществ ощущением себя (не будем сейчас спорить насколько обосновано это ощущение) свободной личностью.
В Европе этот процесс растянулся на столетия. Так Великая хартия вольностей (1215) носила сословный характер. Бароны, рыцари, клирики, горожане и свободные крестьяне наделялись разными правами. В течение веков продолжалась та самая классовая борьба. В результате в весьма консервативной и не торопящейся расстаться с феодальными пережитками Великобритании постепенно возникло гражданское общество, т.е. совокупность людей, идентичность которых зиждется на пакете общих для всех прав. В том же направлении эволюционировали другие европейские страны.
В России сходные процессы были заморожены ордынским игом, а потом в результате нескольких погромов Новгорода искоренены Москвой — прокси-государством Золотой орды, поднявшимся на праве сбора дани для ордынцев под ордынским же покровительством. Потом московские князья поработили своих прежних хозяев, унаследовав от них традиции сугубо военного государства, совершенно чуждого местному населению, которое рассматривается «силовиками» исключительно как ресурс. Кто-то из историков метко сказал: «Москва — новая ставка Золотой орды».
Когда Петр I начинал свою «европеизацию» ему и в голову не приходило поступиться ордынской традицией всевластия. Он заимствовал, прежде всего, технологии, способные усилить русскую армию: «К азиатскому туловищу Московской Руси “царь-плотник” приделал европейские руки» (Г.В. Плеханов). Да, первый русский император перенимал также западные модели местного (городовые магистраты) и центрального (коллегии) управления, но делалось это исключительно с целью повысить эффективность государственного аппарата. Из импортированных образцов выхолащивалось все, что имело отношение к свободе. Как пишет знаток эпохи Евгений Анисимов: «Петру нравились западные газеты, он перенял их, привозил их вместе с печатными станами — но оставлял на западном прилавке свободу печати»; «Петровское законодательство запрещало слова “вольный”, “свободный”» (https://arzamas.academy/materials/1497). Т.е. гражданские права, составляющие суть модернизации, для Петра были «нерелевантны».
Владимир Ильич учился, учился и учился этому же у Петра Алексеевича: «Наша задача – учиться государственному капитализму немцев, всеми силами перенимать его, не жалеть диктаторских приемов для того, чтобы ускорить это перенимание еще больше, чем Петр ускорял перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства» (Ленин 1969: 310). Но есть отличие между варварскими «европеизациями» Ленина и Петра. Петровское варварство по отношению к ордынскому варварству Московского царства дало через два века модерные плоды в виде Российской республики (сентябрь 1917). А ленинское варварство по отношению к уже сформировавшемуся после Февраля 1917 в главных чертах (парламент, партии, свободная пресса) модерному обществу вело к реставрации Орды. Прилежный ученик не учел, что «варварские средства» его индустриализации не оправдывали модернизационные цели, а убивали русский Модерн.
Технические и «косметические», вроде «ассамблей» и «галантного поведения», заимствования вопреки воле «первого европейца» постепенно влекли социальные перемены в Российской империи. В середине XVIII века права вольности получили дворяне, в середине XIX века — крестьяне были освобождены от крепостного рабства, в начале XX века была провозглашена, пусть и ограниченная, но конституционная монархия. В сентябре 1917 Россия была объявлена республикой.
Т.е. за два века в стране сложились основы модерной нации-государства с борьбой политических партий и относительно свободной прессой. Параллельно расширялся слой модерных людей, все эти чеховские земские врачи, учителя и статистики, которые самоотверженно шли в народ, чтобы его учить и лечить. Моя бабка 1898 года рождения до самой смерти вспоминала свою учительницу, которая пожалела дочь пьяницы, пригласила к себе, расчесала и вплела в косу ленту. Да, к 1917 этих людей было не очень много, но если бы Россия осталась демократической республикой, то их число начало бы стремительно увеличиваться.
Я хорошо помню авторов нашего издательства «Нестор-История», которым родители успели передать чувство собственного достоинства, присущее свободному человеку Модерна. Это дочь исследователя Арктики Павла Владимировича Виттенбурга — Евгения Павловна, внучка директора легендарного издательства «Посредник» Ивана Ивановича Горбунова-Посадова — Елена Дмитриевна Михайлова, сестра Юрия Михайловича Лотмана — Лидия Михайловна. Как прямо эти дамы держали спины, какие у них были сдержанные манеры и какая отчетливая речь! Глядя на них, я понимал, что вот она Россия, которую мы потеряли. Нет, не пресловутый хруст французской булки, а именно естественное поведение свободного человека.
Мы могли бы быть такими же, но этого не произошло, так как большевики, придя к власти, немедленно стали уничтожать институции Модерна: разогнали Учредительное собрание, ликвидировали политические партии, запретили оппозиционную прессу. Ленину, вполне возможно, тогда представлялось, что без оппонентов, путающихся под ногами, Совнаркому будет проще осуществлять прогрессивные реформы. Вождь пролетариата неосознанно «косплеил» царских держиморд согласно известному мифологическому сюжету: Герой, сумевший одолеть Дракона, сам превращался в монстра под влиянием алчности и властолюбия. Лишив русского человека свободы, стремительно «одраконившиеся» герои-большевики реставрировали ордынский режим Московского царства, с господством «опричников» над бесправным населением «земщины». Символично, что революционный «западник» с выраженными «монгольскими» чертами немедленно перенес столицу из слишком выдвинутого на Запад устья Невы обратно в Московский улус, как бы указывая, что страна будет отныне пятиться к родным для него ордынским истокам. Поэтому ленинско-сталинская индустриализация без свободы не может именоваться модернизацией. Отрицающий свободу СССР стал обществом индустриального антимодерна. И Сталин в данном случае только продолжил дело Ленина. Выходит, что правильно сталинский прихлебатель Барбюс именовал своего патрона «Ленин — сегодня».
Опыт СССР доказал, что пролив реки крови, можно создать промышленность за счет разорения крестьян. Сбылось пророчество Герцена об антимодерной индустриализации: «Если б у нас весь прогресс совершался только в правительстве, мы дали бы миру еще небывалый пример самовластья, вооруженного всем, что выработала свобода. Это было бы нечто вроде Чингисхана с телеграфами, пароходами, железными дорогами и с Конгревовыми ракетами под начальством Батыя».
В результате селекции под руководством чингис-ханов и батыев с партбилетами мы выросли не только со спинами, сгорбленными от привычки унижаться, но и с тяжелым сколиозом в душе. Что толку в том, что мы читали в детстве «нужные книги», обогатив, как завещал вождь, «свою память знанием всех тех богатств, которые выработало человечество», если вычитанные там представления о человеческом достоинстве существуют для нас лишь в трусливой форме надежно запрятанной «тайной свободы»? Это даже не двоеверие наших средневековых предков, а взлелеянный цинизм псевдоинтеллигенции, которая мыслит идеалами граждан Модерна, но ведет себя подобно подданным Орды.
Политолог Василий Жарков обратил внимание на прискорбный факт, который мы тщательно стараемся от себя скрыть. Если европейский университет стал, начиная со Средневековья, моделью демократический преобразований для всего общества, то российский университет 1990-х с несменяемыми деканами и ректорами стал моделью путинского авторитаризма (https://www.youtube.com/watch?v=dJicuEffr3I). Высшая школа — это место высочайшей концентрации «русских европейцев» в стране. Но и здесь даже в относительно свободное ельцинское десятилетие мы, по большому счету, ничего не сделали для того, чтобы «тайная свобода» стала явной. Отважные одиночки, которые отстаивали гражданские права внутри академии, воспринимались коллегами как провокаторы. Большинство, одержимое стокгольмским синдромом преданности своим притеснителям, с ненавистью ополчалось против академических «диссидентов». Даже когда речь шла не о свободах, а об интересах (помните, как все покорно писали заявления с просьбой перевести на годовой контракт?) рафинированные сторонники либерализма не решались перечить начальству.
Я к тому напоминаю о нашем позоре, что нет никаких оснований ностальгически умиляться «просвещенческими» аспектами советского проекта: «Все было неоднозначно. Не только убивали и унижали, но и одновременно издавали прекрасные книги, снимали выдающиеся фильмы, ставили великолепные спектакли и т.д.». Приведенные мной примеры показывают, что даже если тебя приучают читать книги о свободе, но при этом заставляют ходить строем, то твое поведение будет определяться не чтением, а строевой подготовкой. Ордынское проклятие ленинско-сталинского антимодерна до сих пор довлеет нами и передается из поколения в поколение.
XX век мы с позором проиграли.
Есть ли шанс спасти век XXI?
5.6 От пирамиды к сети
Индустриализация без свободы оказалась неконкурентоспособной. При отсутствии модерных граждан не удалось перейти на стадию информационной цивилизации, несмотря на то, что первая советская ЭВМ появилась в 1951 всего на четыре года позже, чем в США. Более того в 1960-е годы академик Глушков сумел «пробить» Объединенную государственную автоматизированную систему (ОГАС) — прообраз Интернета. Но «советский интернет», несмотря на огромные средства, вложенные в этот проект, не заработал, потому что он копировал «пирамиду» — иерархическую ордынскую структуру советского сверхцентрализованного общества. Западные же аналоги, на основе которых развился современный Интернет, создавались по образу и подобию «сети», повторяющему контуры растущих «снизу» самоуправляющихся сообществ развитого Модерна.
Возведенная рабским трудом пирамида красных фараонов рухнула не из-за происков ЦРУ, МИ-6 или Моссада. Она обратилась в прах из-за принципиальной ошибки ее архитектора Ленина, который считал, что институты модерного общества: разделение властей, парламент, политические партии, свободная пресса, — это «буржуазная чепуха», лишь мешающая «комиссарам в пыльных шлемах» (Булат Окуджава), которые «знают как надо» (Александр Галич) накормить трудящихся. Советский эксперимент откорректировал максиму Бенджамина Франклина: Лишившись свободы, советские люди не только не обрели безопасности, но и остались без хлеба.
О том, что убив в стране дух свободы, Ленин со товарищи надолго дискредитировали коммунизм, первыми по горячим следам писали именно левые — Кропоткин, Короленко, Чернов и другие. Долг современного левого состоит в том, чтобы солидаризироваться с критическими высказываниями упомянутых отцов русской демократии и деда мировой анархии и отмежеваться от «проклятого прошлого» ленинско-сталинской традиции уничтожения свободы. Отмечая «годовщину Октября», ты, вопреки наилучшим намерениям, не призываешь бороться за свободу, а воспеваешь ее палачей. Если ты истинно левый, тебе не нужны буржуазные предрассудки вроде красных дат советского госкапитализма.
Наше будущее настолько небывало новое, что у него не может быть политических образцов, потому что политик — это рудимент индустриальной эпохи, объективно не заинтересованный в информационном обществе, где его функция «подателя всего» — излишня. Наши верные союзники на пути в будущее — это вечные спутники человечества, герои мировой культуры. Лишь с опорой на них мы можем вообразить адекватную социальную рамку для технологий информационной цивилизации. Орда, реанимированная тщанием антимодерной ленинско-сталинской индустриализации, — это то самое наследство, от которого мы отказываемся, чтобы левая мысль, впавшая в постструктуралистское ничтожество и прозябающая в гетто западной академии, обрела способность остановить всеобщее поклонение богу престижного потребления Олдоса Хаксли и зажечь сердца мечтой о мире альтруизма, солидарности и творчества свободных людей.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
Давыдов 2016 — Давыдов М. А. 20 лет до Великой войны. Российская модернизация Витте-Столыпина. СПб.: Алетейя, 2016.
Истрати 2023 — Истрати П. Исповедь для побежденных : После шестнадцати месяцев в СССР. СПб.: Нестор-История, 2023.
Морозов 2022 — Морозов К.Н. «Жизнь дала второй шанс...» Интервью с К.Н. Морозовым. // Историческая экспертиза. 2022. № 4. С. 346–381.
Мосионжник 2024 — Мосионжник Л.А. О «русском» и «прусском»: что тут от Орды, что от Ордена? (Несвоевременные размышления) // Историческая экспертиза. 08.08.24. URL: https://www.istorex.org/post/08-02-2024-leonid-mosionjnic
Начальные училища 1916 — Начальные училища ведомства Министерства Народного Просвещения в 1914 году. Пг.: 1916.
Тери 2008 — Тери Э. Экономическое преобразование России: пер. с фр. М.: РОССПЭН, 2008.
Benda 2014 — Benda J. The Treason of the Intellectuals. Translated by R. Aldington. New Brunswick; London: Transaction Publishers, 2014.
Cheremukhin et al 2013 — Cheremukhin A., Golosov M., Guriev S., Tsyvinski A. Was Stalin Necessary for Russia's Economic Development? // Working Paper 19425. URL; https://www.nber.org/system/files/working_papers/w19425/w19425.pdf
Guldi & Armitage 2014 — Guldi J., Armitage D. The History Manifesto. Cambridge: Cambridge University Press, 2014.
Harris 1978 — Harris M. Cannibals and Kings. The Origins of Cultures. London: Fontana; Collins, 1978.
Hartog 2015 — Hartog F. Regimes of Historicity: Presentism and Experiences of Time. New York: Columbia University Press, 2015.
Inglehart 2018 — Inglehart R. Cultural Evolution: People’s Motivations Are Changing, and Reshaping the World. New York: Cambridge University Press, 2018.
REFERENCES
Benda J. The Treason of the Intellectuals. Translated by R. Aldington. New Brunswick; London: Transaction Publishers, 2014.
Cheremukhin A., Golosov M., Guriev S., Tsyvinski A. Was Stalin Necessary for Russia's Economic Development? // Working Paper 19425. URL; https://www.nber.org/system/files/working_papers/w19425/w19425.pdf
Davydov M. A. 20 let do Velikoj vojny. Rossijskaja modernizacija Vitte-Stolypina. SPb.: Aletejja, 2016.
Guldi J., Armitage D. The History Manifesto. Cambridge: Cambridge University Press, 2014.
Harris M. Cannibals and Kings. The Origins of Cultures. London: Fontana; Collins, 1978.
Hartog F. Regimes of Historicity: Presentism and Experiences of Time. New York: Columbia University Press, 2015.
Inglehart R. Cultural Evolution: People’s Motivations Are Changing, and Reshaping the World. New York: Cambridge University Press, 2018.
Morozov K.N. «Zhizn' dala vtoroj shans...» Interv'ju s K.N. Morozovym. // Istoricheskaja Ekspertiza. 2022. № 4. S. 346–381.
Mosionzhnik L.А. O «russkom» i «prusskom»: chto tut ot Ordy, chto ot Ordena? (Nesvoevremennye razmyshlenija) // Istoricheskaja Ekspertiza. 08.08.24. URL: https://www.istorex.org/post/08-02-2024-leonid-mosionjnic
Nachal'nye uchilishha vedomstva Ministerstva Narodnogo Prosveshhenija v 1914 godu. Pg.: 1916.
Teri E. Ekonomicheskoe preobrazovanie Rossii: per. s fr. M.: ROSSPJeN, 2008.
"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.
Comentários