Шубин А.В. Путь исторического исследования
Аннотация:
В статье рассматриваются основные принципы научного исторического исследования, которые автор описывает формулой «логика + эмпирика = модель реальности». Расшифровывая эту формулу, автор разъясняет свою позицию по поводу правил логического мышления, анализа источников, формулировки фактов, терминологии, темы, гипотез и выводов исследования. Автор считает, что источник, в случае отсутствия подозрений в его фальсифицированности, представляет исследователю эмпирический материал, предельно приближенный к реальности. На основе этих первичных фактов с помощью логической обработки в условиях «презумпции виновности» источника формируются достоверные факты (модели реальности) разного уровня подробности. На их основе формируются гипотезы, подвергаемые многократной дедуктивно-индуктивной проверке («маятник гипотез»), после чего следует публикация выводов, которая с точки зрения автора представляет собой акт приближения к истине общечеловеческого знания. После публикации выводы уточняются в ходе профессиональной дискуссии и популяризируются. Универсальность принципов научного гуманитарного исследования с точки зрения автора является важным общественным фактором, так как сегодня рациональное мышление в своем противостоянии мифостроительству может содействовать достижению мира и взаимопонимания между народами и социальными группами, а также трезвому взгляду человека на свое положение в стране и мире.
Ключевые слова: логика, источник, факт, терминология, интерпретация, тема, проблема, гипотеза, историография, популяризация
Сведения об авторе: Шубин Александр Владленович — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН (Москва), профессор РГГУ и ГАУГН. Email: historian905@gmail.com
Shubin A.V. The Path of Historical Research
Abstract: The article discusses the basic principles of scientific historical research, which the author describes with the formula «logic + empiric material = model of reality». Deciphering this formula, the author explains his position on the rules of logical thinking, analysis of sources, formulation of facts, terminology, topic, hypotheses and conclusions of the study. The author believes that the source, in the absence of suspicion of its falsification, provides the researcher with empirical material that is extremely close to reality. On the basis of these primary facts, reliable facts (models of reality) of various levels of detail are formed using logical processing in the conditions of the "presumption of guilt" of the source. Hypotheses are formed on their basis and are subjected to repeated deductive-inductive verification ("pendulum of hypotheses"). As a result, the publication of conclusions follows, which, from the author's point of view, is an act of approaching the truth of universal knowledge. After publication, the conclusions are clarified in the course of professional discussion and popularized. From the author's point of view, the universality of the principles of scientific humanitarian research is an important social factor, since today rational thinking in its opposition to myth-building can contribute to achieving peace and mutual understanding between peoples and social groups, as well as a sober view of a person's position in the country and the world.
Keywords: logic, source, fact, terminology, interpretation, topic, problem, hypothesis, historiography, popularization
Corresponding author: Shubin Aleksandr Vladlenovitch., PhD (doctor istoricheskih nauk), professor, chief researcher of the Institute of General history, RAS (Moscow), the professor of the Russian State University of Humanities and of the State Academic University of Humanities. Email: historian905@gmail.com
Перед глазами нашего поколения прошли разные способы восприятия общественной реальности – и монопольная марксистско-ленинская схема, гордившаяся своей научностью, довольно логичная внутри себя, но все более противоречившая наблюдаемой реальности; и постмодернистское равноправие рациональных и откровенно мифологических суждений, поскольку у всех есть свое мнение, а история многофакторна; и нынешнее агрессивное навязывание национал-патриотических мифов, уже не претендующее на научность и скромно называющее себя правдой – с меньшим, основанием чем газета ЦК КПСС. Но «во дни тягостных раздумий о судьбах моей Родины ты один мне надежда и опора» - научный метод познания истории и современности. Он является основой рационального мышления, трезвого взгляда на жизнь.
По поводу того, в чем он заключается, между самими историками полного согласия нет, и это нормально – наука предполагает споры по любому поводу. Но полемика должна вестись по определенным правилам. И это ставит текст или суждение, претендующие на научность, в некоторые не очень широкие рамки, за пределами которых высказывание воспринимается сообществом практикующих исследователей-историков как ненаучное.
За десятилетия написания научных текстов, преподавания, рецензирования, участия в заседаниях диссертационных советов у меня выработалось некоторое представление о методах научного исследования, которое не претендует на монополию, но позволяет мне легко находить общий язык с большинством профессиональных историков, с которыми сталкивает меня научная судьба. Это убеждает меня в том, что мое понимание принципов научного исторического исследования находится внутри упомянутых рамок. Эти принципы я рекомендую моим ученикам, до сего дня преимущественно в устной форме. Но они просят изложить их письменно, что я здесь делаю.
Начнем с того, что научное исследование – это рациональное (логичное) моделирование реальности на основе доступных нашему восприятию элементов реальности (эмпирического материала, эмпирики). Цель научного исследования – построение максимально точной модели определенного фрагмента реальности (с указанием причин, следствий и иного соотношения ее элементов). Логика + эмпирика = модель реальности. Такова основная формула научного исследования.
Основы логики для гуманитария
Что мы понимаем под логикой? Как ее применять? Классическая логика Аристотеля создавалась в далекие, донаучные времена, хотя и закладывала основы научного мышления. И. Кант полагал, что формальная логика сохраняется такой же со времен Аристотеля, но философ А.А. Ивин оспаривает это мнение, так как в формальной логике прошла «научная революция», которую он связывает с математизацией и широким использованием разнообразных символов вместо слов (Ивин 1999: 18-19). Но математическая логика трудно применима в гуманитарных исследованиях, где качественные показатели имеют большее значение, чем количественные, а до консенсуса в оцифровке таких показателей далеко. В гуманитарной сфере революцией стала «диалектическая логика», которая признает важность противоречий, что создает соблазн при обнаружении таковых развести руками и сказать голосом Горбачева: «такая диалектика, товарищи». Но диалектика предполагает изучение противоречий в объекте, а не признание их правомерности в рассуждении субъекта. В этом отношении диалектика не противоречит аристотелевской формальной логике, так как Аристотель утверждал: «невозможно также, чтобы противоположности были в одно и то же время присущи одному и тому же, разве что обе присущи ему лишь в каком-то отношении, или же одна лишь в каком-то отношении, а другая безусловно» (Аристотель 1976: 1, 141). Таким образом, аристотелевская формальная логика не исключает противоречия в структуре объекта и в его развитии во времени.
Данная статья никоим образом не претендует на обзор современного состояния логических исследований и всего обилия выявленных со времен Аристотеля логических законов и методов умозаключения. Важно, что они не противоречат аристотелевским трем «законам» (Ивин 1999: 178). В наше время «законы», предложенные Аристотелем, трактуются как принципы теоретического мышления (Новая философская энциклопедия 2010: 2, 37). То есть это правила, которым нужно следовать, чтобы оставаться в рамках логики, когда суждения не содержат внутренних противоречий. Так что, стремясь к максимально нейтральному пониманию формальной логики, мы оттолкнемся от «классики» – «законов» тождества, противоречия и исключенного третьего. Они позволяют делать правильные выводы из правильных посылок. Для применения этих правил к исторической реальности они, на мой взгляд, нуждаются в некотором разъяснении в историческом контексте, которое им не противоречит. У меня выработалась такая интерпретация этих правил:
1. Тождество (понятия и суждения должны употребляться в одном и том же смысле) – правило однозначности определений: явление, подходящее под критерии определения термина, определяется данным термином независимо от отношения исследователя к явлению. Правило обеспечивает объективность суждений и ясность высказывания для читателя и собеседника. Классический пример: одна и та же деятельность не должна называться «разведкой», когда речь идет о «своих», и «шпионажем», когда о «чужих».
2. Противоречие (противоречащие друг другу суждения не могут быть верны одновременно) – правило сортировки аргументов: утверждение, противоречащее уже принятому (постулату) или доказанному суждению, исключается в данном рассуждении. Это правило обеспечивает доказанность утверждений в рамках данного рассуждения, позволяет быстро отклонять суждения, которые уводят обсуждение «по кругу». Что обсуждено, к тому не возвращаемся, пока не пересмотрен постулат или не приведены аргументы, которые еще не применялись к более ранним фазам доказательства. Это правило создает ядро суждений, которые уже считаются обоснованными.
3. Исключенное третье (из двух противоречивых суждений одно истинно) – правило сортировки утверждений: утверждения делятся на доказанные (истинные в данном рассуждении), опровергнутые (ложные) и неизвестные (новые, не прошедшие сортировку на истинные и ложные). Правило обеспечивает расширение сферы логической обработки данных.
Разумеется, в научном исследовании о деятельности разведчиков могут упоминаться и «шпионы», но должно быть понятно, что негативная коннотация принадлежит не автору, а источнику, а в выводах исследования обе стороны должны характеризоваться в соответствии с правилом тождества (однозначности определений). Два других правила не исключают возвращения к отвергнутым аргументам и суждениям позднее. Дело в том, что три правила Аристотеля обеспечивают логичность рассуждения при данном количестве оснований (принятых без доказательства постулатов и обнаруженных «фактов»). Это позволяет создавать внутренне непротиворечивые суждения. Кант отмечал: «вопросу, согласуется ли знание с объектом, должен предшествовать вопрос – согласуется ли оно (по форме) с самим собой? А это и есть дело логики» (Кант 1980: 358). То есть логика отвечает за непротиворечивость мыслительного аппарата, а не за тот материал, с которым он имеет дело. Если в хороший компьютер поместить чушь, то и на выходе получится чушь (такое случается, когда за ревизию истории берутся некоторые математики).
Источник и факт
Таким образом, мы переходим ко второй составляющей формулы научного исследования – притоку эмпирики, извлекаемой из исторических источников. Согласно классическому определению О.М. Медушевской, источник – это «продукт (результат) целенаправленной человеческой деятельности, используемый для получения данных о социальных явлениях или процессах» (Медушевская 1985: 6). На мой взгляд, указание на целесообразность можно опустить – источником может быть продукт любой деятельности человека, так как он может быть использован для выяснения чего-либо об этой деятельности, которая является составляющей социальных (в данном контексте – человеческих) явлений и процессов. Далее мы станем обсуждать в основном информацию, извлеченную из документов, но не будем забывать, что круг источников шире, и даже древние фекалии, созданные в ходе не очень целенаправленной деятельности, могут рассказать нечто важное о состоянии здоровья их производителей.
Научная деятельность требует постоянного пополнения эмпирики, извлекаемой из источников. С помощью этого пополнения историк стремится построить модель событий, как можно более близкую к их реальности, и в то же время обобщенно объясняющую их структуру, причины и последствия. Картина постоянно уточняется. Переписывание истории, с которой борются защитники мифов – это наша профессия.
Встречается мнение, что «данные исторических источников не могут быть названы эмпирическими в том смысле, в каком являются таковыми данные естественных наук, т. е. результатами эксперимента, которые можно проверить» (Хвостова, Финн, 1995: 23). Но ведь эксперимент, строго говоря, тоже всегда повторяется лишь отчасти, в несколько иных условиях. Когда при проведении экспериментов раз за разом смешиваются химические ингредиенты в пробирке, вокруг нее могут меняться условия (освещение, электромагнитные поля, уровень радиоактивности и др.). Более того, химический лабораторный эксперимент должен что-то сказать нам о ситуации в большой фабричной установке, где действует еще множество факторов. Можно сказать, что для условий эксперимента это неважно. Но что важно, а что нет, субъективно определяет экспериментатор. В этом смысле эксперимент субъективнее наблюдения. А наблюдение вполне доступно историку. Впрочем, ему доступен и эксперимент. Ведь если допустить вычленение условий эксперимента из более широкой ситуации (как в случае с пробиркой и фабрикой), то можно повторять исторические события в некоторых их чертах, например, в ролевой игре. Историк может в дискуссии с коллегами реконструировать смысл споров политиков прошлого, но не всю ситуацию эпохи. Да, эпоху нельзя экспериментально полностью восстановить, но ведь и ученые в области естественных наук могут исследовать извержения вулканов и движение атмосферных масс, которые не могут повторить.
Впрочем, лично мне приходилось участвовать в драматических политических событиях, что затем помогало понять отчасти совпадающие с личным опытом политические ситуации. Активное участие историка в жизни общества – это его эксперименты. Но, как и в естественных науках, не следует забывать об ограниченной доказательности эксперимента.
Естественные науки обычно имеют дело не с уникальной эмпирикой, а с аналогичным материалом (определив химический состав воды, ее можно просто вылить; проведя эксперимент с газами, физик вряд ли станет их долго хранить). На этом фоне исторический источник как раз гораздо более неизменен и определенен в своих важных для исследователя свойствах.
Чтобы понять, есть ли за источником реальность и какая, необходимы следующие этапы и процедуры анализа (разделения на элементы и их логической обработки) источника:
1. Определение наличия документа либо предмета (артефакта), несущего информацию, отсутствия подозрений и мотивов фальсификации (классический случай: нахождение документа в архиве, правильно расположенного в сшитом деле – в этом случае действует презумпция подлинности документа). Далее я оставляю в стороне случаи фальсификаций и рассуждаю об источниках, которые не являются плодом сознательной подделки (обнаружение таких подделок – увлекательная, но второстепенная для моего изложения тема, так как подобное случается нечасто в сравнении с общим объемом источников).
2. Формулировка на основании источника первичного факта: такой-то тогда-то в таком-то документе выразил такую-то мысль или сообщил что-то; другой вариант: некий предмет находится там-то и привезен оттуда-то, где обнаружен при таких-то обстоятельствах. Такое утверждение истинно, если артефакт, в частности документ признается подлинным. На этом этапе рассуждения факт подтвержден документом или другим предметом.
3. Обработка факта с помощью логических правил: приведение терминов документа к единообразным научным терминам, сравнение с данными (фактами), сформулированными на основании других источников, сортировка данных на противоречащие друг другу, выявление возможных вариантов мотивов автора источника (автор действительно так считал или он хотел, чтобы думали, что он так считает). На этом этапе действует презумпция виновности источника. Его автор подозревается не только в обмане, но и в самообмане, причины которого также должны исследоваться. В итоге исследователь получает спектр возможных интерпретаций источника. Этот спектр может быть настолько узким, что можно дать осторожную формулировку доказанного источником (достоверного) факта, выходящего за рамки утверждения в п. 2. Либо для уточнения ситуации (выбора из полученного спектра интерпретаций) необходимо знание более широкой ситуации, в которой расположен исследуемый факт.
Таким образом, из первичного факта, о котором говорится в п. 2, мы получаем достоверный факт, который встраивается в более широкий факт и так далее. От анализа (разделения на элементы) мы переходим к синтезу (соединению их в мыслительные конструкции, модели реальности). Все факты (в рамках гуманитарного знания кроме первичного, но для физиков и он будет сложен) – это сложные модели реальности – ситуации, в которую включено как правило некоторое множество людей и отношений между ними. То есть факт является моделью реального события, и с учетом такой смысловой разницы эти понятия можно употреблять как синонимы. По мере удаления от эмпирического материала возникает иерархия фактов, встроенных во все более широкие факты. Например, Октябрьский переворот 1917 г. – это факт (событие), в который встроен факт занятия вооруженными противниками Временного правительства зала заседаний большинства Временного правительства. При формулировке описания факта важно не забывать о первом правиле «тождества» и употреблять формулировки, которые приемлемы для других исследователей независимо от их идеологических симпатий и антипатий, знания деталей и представлений об их важности.
Терминология и интерпретация
Чтобы упорядочить и логично описывать факты, необходимо определиться с основной терминологией (понятиями). Язык науки состоит из терминов. Образы в научный текст допускаются в виде исключения, лишь для предварительного разъяснения мысли, которая затем должна быть изложена с помощью терминов. Термин (понятие) – это мыслительная конструкция, которая создается через определение с помощью однозначно понимаемых критериев. Эмпирические данные либо подпадают под критерии понятия, соответствуют ему, либо нет. Это позволяет группировать материал для его выборочного рассмотрения и обобщенно именовать группы фактов, находящихся внутри понятия.
В случае, если толкование критерия не очевидно, то возникает вопрос об определении критерия, то есть возможно создание целой цепочки определений, в которой есть более общие (родовые) и более конкретные, узкие понятия. Родовые понятия именуют также категориями. Самому выстраивать эту цепочку не обязательно, так как наука уже накопила большой потенциал определений, и в начале исследования можно лишь указать на те, которыми Вы пользуетесь. А вот по мере исследования может возникнуть необходимость в корректировке терминологии, если этого требуют логика и привлеченная исследователем новая эмпирика.
При этом нужно иметь в виду три особенности удачных систем терминов: во-первых, их совокупность должна покрывать всю массу исследуемой эмпирики, разделяя ее границами критериев терминов. Таким образом создается система координат, на которой можно размещать исследуемый материал. Такая система координат, которая включает все элементы объекта исследования, называется классификацией. Ее частным случаем является периодизация. Во-вторых, термин не должен прямо противоречить языку предшествующих этапов науки и общественной мысли, иначе Ваши высказывания будут труднопонимаемы даже для подготовленных читателей. Скажем, если уже было принято считать революциями события во Франции в конце XVIII в. и в России в (с) 1905 и в (с) 1917 гг., то при определении понятия «революция» как минимум эти исторические явления должны оказаться внутри его рамок (критериев). В-третьих, предполагается, что термин передает «сущность» явления, его наиважнейшие черты, часто скрытые за «формой», то есть второстепенными, но более заметными чертами. Но первоначально исследователь не должен знать, в чем эта «сущность». Иначе он начнет подгонять материал под концепцию, еще не опирающуюся на эмпирику, а полученную из абстрактный рассуждений или идеологических убеждений автора. «Сущность» - это либо общие черты больших групп элементов явления, либо детерминанты - те элементы и структуры исследуемого явления, которые значительно чаще оказываются причинами, чем следствиями, сильнее влияют на остальные элементы явления, чем они на детерминанту. Но в чем заключаются общие черты и детерминанты, можно установить только в результате исследования.
По мере этой работы можно выяснить, что термины неудачны, не характеризуют выявленные общие черты и детерминанты. В ходе исследования под давлением вновь установленных фактов термины, унаследованные от исторической традиции, могут пересматриваться и дополняться. При уточнении термина важно, во-первых, чтобы его критерии становились все более четкими, понимаемыми однозначно, во-вторых, чтобы из рамок термина не выпали события и явления, на основе которых он формулировался изначально (например, революция XVIII века во Франции не должна перестать считаться революцией, могут пересматриваться только ее хронологические рамки), в-третьих, пересмотр термина не должен способствовать его расширительному толкованию, то есть расширению рамок критериев с целью включения в понятие явлений, которые при прежнем понимании имели от него качественные отличия, и в-четвертых, желательно чтобы при этом определение приближалось к вновь выявленной сущности. Ведь в ходе исследования происходит интерпретация – выявление новой сущности или сущности по-новому. Меняя определение термина, важно не забыть, что все проведенное ранее исследование должно быть пересмотрено с учетом этого изменения.
В ходе дискуссии терминология может согласовываться с собеседником (например: Вы называете «восстанием» то, что я называю «переворотом»). При этом обсуждаемое явление должно подпадать под критерии терминов, выдвигаемых обоими собеседниками.
Тема и проблема
Приступая к исследованию, необходимо определиться с тем участком реальности, который будет исследоваться – с темой. Тема – это формулировка, определяющая предмет исследования. А как говорил нам, первокурсникам, на лекции по введению в специальность В.Ф. Антонов, «качественное исследование должно проанализировать все доступные по теме исторические источники». Ширина рамок исследования определяется тем, какой объем эмпирики мы готовы освоить. Это был вызов – ведь явление, которое хотелось бы исследовать (например, сражение, произошедшее в ХХ в.), могло сгенерировать тысячи источников (включая делопроизводство, мемуары, прессу), а исследование демографических процессов может касаться миллионов источников.
Правда, во втором случае нам могут прийти на помощь статистические методы. По мнению К.В. Хвостовой, «при достаточном объеме содержащейся в источниках информации применяются статистические методы, а при недостаточном – структурное моделирование» (Хвостова, Финн 1995: 98). С таким противопоставлением трудно согласиться. Целью исследования в любом случае является построение модели структуры исторической реальности, и статистика может помочь в этом, играя, таким образом, вспомогательную, хотя и важную роль. Она применяется, если содержащаяся в источниках информация однородна настолько, что масса источников может быть статистически обобщена без потери важной качественной информации. Таким образом, большие массивы данных могут быть сведены к нескольким группам, в которых можно выявить тенденции (векторы развития), и полученные результаты затем включить в более сложную модель, характеризующую качественные, а не только количественные показатели. Для этой модели важно, росла ли, например, экономика, и примерно какими темпами. Но спор о том, выросло производство стали до 120653 или 120718 тонн – не является принципиальным (хотя подобные неточности нередко используются для дискредитации оппонента). Сведя однородные данные к нескольким обобщенным таким образом фактам (подсистемам общей модели), затем можно сосредоточить внимание на неоднородных показателях, которые уже нельзя обобщить статистически, хотя информации может быть очень много (например, как в протоколах совещаний в министерстве металлургической промышленности, отвечавшем за приведенные выше статистические показатели). Таким образом, статистический и качественный (например, структурный) анализ применяются в зависимости не от количества данных, а от степени их однородности.
Даже с учетом применения статистических методов количество исторических источников, которые нельзя свести к однородным показателям, пугающе велико. Тема квалификационного исследования должна быть сформулирована так, чтобы ограниченный ее рамками предмет исследования был достаточно узким, чтобы исследователь мог освоить весь эмпирический материал. Однако тема должна быть и достаточно широкой, чтобы иметь какое-то значение для историографии. Скажем, тема «Мировоззрение моей бабушки-домохозяйки» слишком узка даже для курсовой работы, взгляды бабушки должны быть включены в более широкий контекст. Исследование должно решать важные для более широкого контекста вопросы (что позволит затем встроить исследование в более широкий историографический процесс).
В XXI веке при формулировании темы квалификационных исследований возникло «раздвоение»: собственно предмет исследования сейчас принято отличать от более широкого объекта (хотя понятия «предмет исследования» и «объект исследования» являются синонимами). Когда такое разделение сделали обязательным, я стал объяснять ученикам разницу понятий образно – как соотношение ядра кометы и самой кометы. Строго говоря, предмет – это то явление, которому посвящена работа и которое формулируется темой, а объект – это предмет в более широком историческом контексте, без которого предмет нельзя понять. Такое «раздвоение» имеет смысл в контексте распространенного среди историков принципа историзма, который можно понимать как рассмотрение людей и их сообществ в контексте своего времени и в динамике, сопряженной с динамикой других исторических явлений того же времени[1]. Исследователь должен не просто описать свой предмет исследования, но и решить проблемы, актуальные для более широкого круга историков.
Мой научный руководитель Я.С. Драбкин мучил меня вопросом по поводу темы диссертации: «В чем здесь проблема?» Мне просто хотелось описать интересное для меня в связи с моими взглядами эмигрантское сообщество, структуру организаций и спектр идей, но научный руководитель, далекий от моего идейно мотивированного интереса, пытал меня этим вопросом, пока я не заинтересовал его теми общенаучными, идеологически нейтральными «загадками», которые должно разрешить исследование. И тогда я услышал: «Вот, это – проблема».
Интерес к теме часто мотивируется историософскими и идеологическими представлениями исследователя. При формулировке проблемы и самой общей гипотезы это может быть даже полезно, но затем идейные взгляды автора, его ценностные представления должны быть вынесены за скобки до конца исследования. Это – на пользу его же идеологии, которая, если она рациональна, то сама заинтересована в реальном, а не мифическом представлении о мире. А читатели исследования должны пользоваться им независимо от того, согласны ли с автором идеологически. Научные выводы должны годиться для всех рационально мыслящих людей. Поэтому только после завершения исследования, когда историку ясны причины, структура и следствие событий, когда он объяснил, «как было дело», историк может дать свои оценки событиям, продиктованные его ценностями. Если он это делает, то началась стадия популяризации результатов исследования.
Существует мнение, что без научной проблемы «в принципе невозможно само научное исследование» (Теория и методология исторической науки. Терминологический словарь 2016: 138), но мой опыт научного руководства подсказывает, что какое-то время начинающий исследователь вполне может без нее обходиться. В начале исследования автору могут быть интересны сами события, он может еще не формулировать проблемы. Даже если были какие-то загадки заранее, при знакомстве с источниками могут возникнуть новые. Обходиться без формулирования проблем в начале исследования даже полезно: важно, чтобы эмпирический материал не «отбирался под проблему», потому что в этом случае ее изначальная формулировка может повлиять на ответ, и он будет этим искажен. Так что можно посоветовать не формулировать проблемы заранее, а сначала погрузиться в материал. Но затем без формулирования проблем не обойтись. Перефразировав Сократа, можно сказать: «Я знаю, ЧТО я не знаю». Нужно понимать, на какие вопросы нужно ответить, что прежде непознанное познать. Решение проблем – это задачи исследования, а создание комплексной модели исторического явления – его цель.
Гипотеза и историография
Модель реальности формулируется в виде гипотезы, которая затем должна проверяться и уточняться. Для построения гипотезы используются методы индукции и аналогии, ее проверка производится дедуктивно. Движение от эмпирики к первичным фактам, а от них к фактам все более крупного масштаба – это все более гипотетическое моделирование реальности, основанное на логических методах индукции и аналогии. Нужно учитывать, что полученные таким образом выводы предположительны, так как на основании совпадения с выводом нескольких из многих фактов (при индукции) и свойств явлений (при аналогии) нельзя сделать однозначный вывод обо всех остальных. Впрочем, то же самое можно сказать и о дедукции, то есть вывода из постулата, который ведь тоже не доказан. Но наука – это путь уточнения, который ведет в сторону истины. Индуктивное восхождение к гипотезе и ее проверка и уточнение в ходе дедукции позволяют сделать этот путь вдвое надежнее.
Чтобы не «изобретать велосипед» и выявить, какие у историографии уже есть важнейшие гипотезы и проблемы в сфере Вашего исследования, необходимо ознакомиться с работами предшественников. Историки уже сделали часть работы за Вас, они обработали часть эмпирики и построили свои модели явлений. При написании квалифицированной работы ее автор должен быть знаком со всей научной литературой по его теме, по крайней мере, доступной в центральных библиотеках. Каждая из прочитанных книг, кроме тех, которые автор аргументировано считает устаревшими или ненаучными, должна цитироваться либо комплиментарно (демонстрируется согласие, исследователь опирается на достижение предшественника), либо критически.
При наличии работ предшественников по теме имеет смысл начинать исследование, если найден ранее нерассмотренный аспект темы, либо найдены значительные массивы источников, неизвестные предшественникам, либо в их выводах найдены существенные логические недостатки или неполнота.
Этапы пути
С учетом сказанного процесс исследования темы (предмета) может проходить следующие основные этапы:
1. Знакомство с работами предшественников и начало обработки новых источников. Результат: понимание проблематики и имеющихся в науке представлений о теме. Освоение терминологии и при необходимости ее уточнение: перевод терминов предшественников на те, с которыми согласен исследователь.
2. Критика предшественников на основе их материала – определение того, что можно опровергнуть логически, что вызывает сомнение и нуждается в дополнительной проверке, выделение белых пятен в предыдущих исследованиях. На этом этапе возможно уточнение темы и формулирование проблем своего исследования.
3. Поняв проблемы, необходимо сформулировать структуру исследования: главы и входящие в них параграфы. Эмпирический материал и его интерпретации будут сортироваться по параграфам, посвященным определенной стороне предмета и желательно призванным решить конкретные проблемы. В квалификационных работах я обычно рекомендую «матричную» структуру. Главы посвящены периодам развития предмета. Так удобнее воспринимать предмет в развитии. Но при этом Вы можете выделить сквозные аспекты темы, которые будут проявляться на протяжении всего развития предмета. Каждую главу можно разделить на параграфы в соответствии с такими аспектами. Например, если Вы пишете о политической партии, то можете отдельно писать о ее организационной структуре, идеологии и месте в политическом процессе. Этим аспектам могут быть посвящены параграфы в каждой из глав.
4. Анализ новой эмпирики, сортировка на три группы данных: – факты, которые подтверждают выводы предшественников (из этой группы достаточно выделить несколько примеров), которые их не подтверждают (тут должны рассматриваться все), и данные из тех сфер исследования, которые предшественниками не рассматривались («белые пятна»). Сортировка материала по параграфам для удобства последующего изложения материала.
5. Построение фактов – моделей реальности, которые мы пока считаем истинными на основании анализа литературы и эмпирики, рассмотренной к этому моменту. Выделение данных, которые не соответствуют формулировкам фактов.
6. Оценка возможности применения специальных (то есть не общенаучных) методов исследования: вспомогательных исторических дисциплин, методов, пришедших из дисциплин, которые не считаются собственно историческими (например, лингвистика). На этом этапе также можно попробовать «вжиться в образ» деятелей того времени (только потом не забыть выйти из образа). Применение этих методов и (взаимо)проверка результатов общеисторическими методами.
7. Построение на основании полученных фактов новых гипотез – авторских моделей рассматриваемых явлений. Таким образом завершается этап индуктивного восхождения от эмпирики к модели. Гипотеза – это обобщенная модель, ее формулировки относятся к группам исследованных фактов. После построения гипотезы поиск новой эмпирики и ее обработка не прекращается. Этот процесс продолжается до момента публикации работы.
8. Маятник гипотез – их неоднократная проверка. Сначала автор проверяет гипотезу дедуктивно, сосредотачивая внимание на всех фактах и источниках, которые на соответствуют гипотезе. Формулировка гипотезы уточняется так, чтобы она соответствовала всем известным автору фактам. Но скорректированная гипотеза теперь может расходиться с частью фактов, которые вписывались в предыдущую формулировку, но не соответствуют новой. В этом случае необходимо снова менять формулировки гипотез так, чтобы и «выпавшие» факты в нее снова попали. Таких сдвигов то в одну, то в другую сторону может быть несколько. Эти старые, новые, и следующие гипотезы опираются на пересекающиеся множества фактов, их эмпирическое ядро остается прежним, поэтому исследователь сосредотачивает внимание не на всех вообще фактах, а только на тех, которые в данный момент составляют исключение из имеющихся формулировок. Нужно понять причины этих исключений и уточнить формулировки гипотезы так, чтобы исключений по возможности не было, или оговорки гипотезы имели объяснение. Когда гипотезы уточнены, они продолжают проверяться дедукцией. Ставится частный вопрос, ответ на который автору заранее неизвестен, и ответ, вытекающий из гипотезы, проверяется эмпирикой.
9. Формулировка заключения, которое содержит выводы – гипотезы, доказанные при данном объеме доступных источников. Выводы характеризуют (обобщенно моделируют) причины, структуру (в частности сущность) и последствия исторических явлений. Заключение не должно содержать новой для читателя эмпирики, все аргументы должны быть изложены в предыдущих главах работы.
10. Публикация корректно полученных выводов представляет собой акт приближения к истине общечеловеческого знания. Но этот акт не является завершением процесса, потому что после публикации происходит дискуссия между исследователями (специалистами по данной тематике, но более широкой, чем тема исследования). Дискуссия призвана уточнить выводы общими усилиями всех специалистов по данной тематике. Автор научного труда должен приветствовать вежливую аргументированную критику и не отождествлять свой престиж с неизменностью своих выводов. Равно и критики, даже в чем-то не соглашаясь, должны быть благодарны автору за его работу и не стремиться разрушить его репутацию, если работа сделана качественно, но имеет отдельные изъяны. Да, автор мог «недосмотреть» с логичностью и не знать каких-то фактов. Но рецензенты и другие исследователи, обращающиеся к теме, делают общее дело. Это правило проявляется и в «ритуале» защиты диссертаций. К моменту защиты автор уже прошел этапы жесткой критики при предварительных обсуждениях текста, с качественностью текста после многочисленных поправок согласен целый ряд читавших диссертацию исследователей, но все равно оппоненты обязательно предлагают свои замечания, которые либо аргументированно отклоняются автором, либо принимаются им с благодарностью. При этом оппонент отмечает, что указанные замечания не препятствуют присвоению автору искомой ученой степени. Даже шедевр нуждается в дальнейшем совершенствовании. Наука не должна стоять на месте, переписывание истории продолжается.
Обобщение и популяризация
Сказанное относится прежде всего к узкотематическим, как правило квалификационным работам, будь то курсовая, дипломная работы или диссертация. В квалификационных работах плотность анализа материала должна быть максимальной. На эти «кирпичики» опираются авторы обобщающих трудов, которые обращаются к настолько широким темам, что личная проверка автором всего эмпирического материала уже невозможна. В связи с этим по степени подробности изложения материала выделяют монографии, приближающиеся в этом отношении к диссертации, и очерки, где излагаются основные выводы и гипотезы, к которым пришел автор, без подробной аргументации. В идеале монография должна выполнять все требования к диссертации. Но в реальной историографии они редко совпадают, монография сдвигается в сторону очерка (Маловичко, Румянцева 2017: 337-354). Во-первых, монография рассчитана на более широкий круг читателей, чем диссертация, ее автор должен учитывать проблему сложности восприятия строго научного изложения относительно широким кругом читателей. Во-вторых, автор монографии, в отличие от автора диссертации, уже может не бояться, что его карьеру погубит некое важное для него суждение, которое пока еще недостаточно обосновано. Защита диссертации – важный рубеж в карьере ученого, здесь при формулировках нужно быть осторожнее, а при публикации монографий можно быть смелее в обобщениях и тезисах, которые автор готов защищать уже в новых работах, если эти его утверждения вызовут серьезную критику коллег.
Если диссертация, как говорилось выше, должна опираться на рассмотрение всего материала по теме, то автор монографии при отборе материала должен учитывать возможный физический объем книги. Даже если автор задумал многотомное издание, каждый том должен быть посвящен понятной отдельной теме, которая шире диссертационной. Осуществить отбор фактического материала без вкусовщины нелегко. Как общее правило, должны приводиться факты одинакового «веса» - доказанного влияния на описываемую ситуацию. Но автор монографии может обнаружить материал, до сих пор не введенный в научный оборот, хотя его публикация требует изложения большей подробности, чем о других упомянутых сюжетах аналогичного значения. На мой взгляд, все равно нужно публиковать в монографии эти историографические новости, не дожидаясь выхода отдельных статей о них. Это сделает книгу более интересной, хотя при формулировании выводов нужно следить за тем, чтобы сюжет, изложенный более подробно из-за обнаружения новой эмпирики, не стал выглядеть незаслуженно более значимым в общей картине, предложенной в заключении работы.
Обобщающие работы, при объективно неизбежном недостатке их аргументированности, все же научны. У них – свои задачи, они необходимы для формирования широкой картины исторической реальности, на которой расположены более «плотно» исследованные темы. Авторы обобщающих работ должны опираться на весь массив исторических исследований по их теме, а в случае обнаружения существенных «белых пятен» провести в них свое узкотематические исследование лично.
Хороший историк должен знать все о своей узкой теме, где он является лучшим специалистом по крайней мере в своей стране, но также иметь представление о широком поле исторической реальности, на котором расположен этот его «домен», понимать, как он соотносится с другими хорошо исследованными темами и еще оставшимися «белыми пятнами». Обобщающие работы помогают выстроить эту общую картину, которая имеет уже важное общественное значение, позволяя людям получить научное понимание закономерностей развития человеческих сообществ, того опыта, который может применяться в настоящем и помогать определить контуры движения стран и личностей в будущее.
Историк – не «пустынник, живущий в мире своих формул», ему важно поделиться результатами своих изысканий, мотив которых заключен не только в удовлетворении собственного любопытства, но и в желании принести пользу другим людям. Лучше всего качество и полезность исследования могут оценить коллеги, специалисты по теме. Поэтому наука элитарна. Тут, конечно, открывается пространство психологических ситуаций, связанный с борьбой за влияние в науке, например, зависть к молодым дарованиям. Все это тоже можно исследовать, когда возникают подозрения в несправедливости оценок. Но последнее слово высказывается в научной дискуссии. Если работа коллеги не нравится – раскритикуй ее по научным правилам.
Несмотря на то, что ценность исследования определяется узким кругом компетентных в данной тематике коллег, наряду с его строго научным обсуждением начинается также фаза популяризации – необходимо познакомить с новым научным знанием широкие слои интеллектуалов, влиятельных и любых интересующихся историей людей. Но их редко интересуют совсем частные детали истории, если они не являются сенсационными. А если являются сенсационными – еще хуже, тогда они будут неверно поняты вне контекста. Поэтому правильный путь популяризации – предоставление обществу широких картин прошлого, в сбалансированном контексте которых будут размещаться и новые детали, и давно накопленный потенциал научного знания.
Считается, что это может сделать научпоп. Но он опасен, если научно-популярные материалы делают не сами исследователи. Изготовитель научно-популярной продукции часто обслуживает интересы какой-то идеологии, а в нормальной ситуации идеологические выводы должны вытекать из научных, а не наоборот. «Научпоперы» в силу особенностей своего ремесла высвечивают сенсационно поданные факты, которые помогут привлечь внимание аудитории. Даже субъективно честный автор научпопа в силу научной неподготовленности скорее всего что-то перепутает, и возможно – в главном. Поэтому научные достижения должны прежде всего популяризировать сами исследователи, а журналисты и блогеры должны им помогать, больше задавая вопросы, нежели что-то утверждая.
Ученый может сначала писать свою работу отдельно на строгом научном языке со множеством сложных терминов, а потом делать популярное изложение полученных результатов. Но дублировать таким образом монографии – двойная трата времени, да и опубликовать и то, и другое – двойная трата организационных усилий. Поэтому историк должен уметь писать строго научную книгу (пусть это не диссертация, где требования к оформлению строже) живым литературным языком. Тут есть свои трудности, так как терминология должна быть единообразной, а литературное изложение, напротив, требует богатства языка, применения образности и многообразия синонимов. Баланс непрост, но возможен – сами термины должны быть строго единообразны, а вот объяснения и описания ситуаций вполне могут нести в себе черты образности, свойственные литературе. А если критик поймает автора на неточности, связанной с влиянием литературности – отношения снова можно выяснить с помощью кратких строго научных обсуждений. Тут уж без обид – всегда можно объяснить, что под «бурей, охватившей страну» имелась в виду «дестабилизация социально-политической структуры в крупнейших городах и большинстве регионов». Разумный читатель это и сам поймет и не станет придираться. Для того, чтобы такие «бури» в большей степени «освежали воздух», нежели оставляли после себя груды развалин, необходим рациональный учет исторического опыта как можно более широким кругом активных участников современного общественного развития. Историческое значение должно передаваться наружу из узких коридоров научных учреждений. И здесь на историке лежит ответственность за корректную интерпретацию исторического опыта. Как писал Ж. Мишле, «историк – не Бог, и всепрощение – не в его власти. Описывая прошлое, он не вправе забывать, что будущее неизбежно станет искать в нем примеры для подражания» (Гордон 2017: 195).
Но выполнение миссии историка зависит не только от него, но и от того, достаточно ли культурны и образованы будут деятели будущего, чтобы черпать опыт из выводов науки, а не из диких мифов медийных жрецов. В случае возобладания в будущем рационального мышления над мифологическим, методы научного гуманитарного знания могут помочь преодолению искусственных враждебности и фобий между жителями ныне недружественных стран, язык науки может стать культурной основой мира и взаимопонимания между народами и социальными группами. Но и сегодня путь научного мышления может помочь каждому человеку сформировать в потоках публичной информации и дезинформации свой трезвый взгляд на окружающую общественную реальность.
БИБЛИОГРАФИЯ
Аристотель 1976 - Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. 1. М.: Мысль, 1976.
Гордон 2017 - Гордон А.В. Уроки Мишле. // Профессия - историк. К юбилею Л.П. Репиной. М.: ИВИ РАН, 2017. С. 178-2011.
Ивин 1999 - Ивкин А.А. Логика: Учебник. М.: Гардарики, 1999.
Кант 1980 - Кант И. Трактаты и письма. М.: Наука, 1980.
Маловичко, Румянцева 2017 - Маловичко С.И., Румянцева М.Ф. Монография и очерк 2017 - Монография и очерк: опыт сравнительного источниковедческого анализа историографических источников. // Профессия - историк. К юбилею Л.П. Репиной. М.: ИВИ РАН, 2017. С. 337-354.
Медушевская 1985 - Медушевская О.М. Источниковедение социалистических стран. М.: МГИАИ, 1985.
Новая философская энциклопедия 2010 - Новая философская энциклопедия. М.: Мысль, 2010.
Теория и методология 2016 - Теория и методология исторической науки. Терминологический словарь. М.: Аквилон, 2016.
Хвостова, Финн 1995 - Хвостова К.В., Финн В.К. Гносеологические и логические проблемы исторической науки. М.: Наука, 1995.
REFERENCES
Aristotel'. Sochineniya v chetyrekh tomah. T. 1. M.: Mysl', 1976.
Gordon A.V. Uroki Mishle. // Professiya - istorik. K yubileyu L.P. Repinoj. M.: IVI RAN, 2017.
Hvostova K.V., Finn V.K. Gnoseologicheskie i logicheskie problemy istoricheskoj nauki. M.: Nauka, 1995.
Ivin A.A. Logika: Uchebnik. M.: Gardariki, 1999.
Kant I. Traktaty i pis'ma. M.: Nauka, 1980.
Malovichko S.I., Rumyanceva M.F. Monografiya i ocherk: opyt sravnitel'nogo istochnikovedcheskogo analiza istoriograficheskih istochnikov. // Professiya - istorik. K yubileyu L.P. Repinoj. M.: IVI RAN, 2017.
Medushevskaya O.M. Istochnikovedenie socialisticheskih stran. M.: MGIAI, 1985.
Novaya filosofskaya enciklopediya. M.: Mysl', 2010.
Teoriya i metodologiya istoricheskoj nauki. Terminologicheskij slovar'. M.: Akvilon, 2016.
[1] Существуют и другие интерпретации этого столь же уважаемого, сколь и неоднозначно трактуемого принципа (см., например, Теория и методология исторической науки. Терминологический словарь 2016: 141-143).
"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.