top of page

19.07.2024. Dmitri Stratievski


«Заговор 1944» в германской историографии и коллективной исторической памяти в прошлом и настоящем








Аннотация: Данная статья посвящена коллективному портрету участников заговора против Гитлера 1943–1944 года, их роли в официальной исторической памяти, политическом образовании и историографии послевоенной Германии, а также трансформации этого образа с 1950-х годов и по настоящий момент. Автор отвечает на вопрос, каким образом Клаус Шенк фон Штауффенберг и его товарищи заняли лидирующее место в «пантеоне» героев антинацистского сопротивления, выделяет ключевые точки их позитивного восприятия и анализирует причины, почему в 21 веке, при сохранении общей положительной оценки, в общественном пространстве Германии стали звучат и голоса критики в адрес заговорщиков.


Ключевые слова: Вторая мировая война, заговор против Гитлера, 1944, Штауффенберг, историческая память, историческая политика  


Сведения об авторе: Дмитрий Стратиевский, PhD, научный сотрудник Фонда Макса Вебера (Бонн), директор Берлинского центра изучения Восточной Европы (OEZB)


Контактная информация: dmitri.stratievski@mws-osteuropa.org


Abstract: This article focuses on the collective portrait of the participants in the 1943-1944 conspiracy against Hitler, their role in the official historical memory, political education and historiography of postwar Germany, and the transformation of this image from the 1950s to the present day. The author answers the question of how Claus Schenck von Stauffenberg and his comrades came to occupy a leading place in the «pantheon» of anti-Nazi resistance heroes, identifies the key points of their positive perception and analyzes the reasons why in the 21st century, while maintaining the general positive assessment, in the public space of Germany there are also voices of criticism of the conspirators.


Keywords: World War II, conspiracy against Hitler, 1944, Stauffenberg, historical memory, history politics


About the author: Dmitri Stratievski, PhD, Research Fellow at the Max Weber Foundation (Bonn), Director of the Berlin Center for Eastern European Studies (OEZB)   



20 июля 1944 года полковник германского Генерального штаба Клаус Шенк граф фон Штауффенберг привел в действие взрывное устройство с целью убить Адольфа Гитлера. Попытка переворота, ставившая своей целью свержение нацистского режима в «Третьем Рейхе», провалилась: Гитлер остался жив, а заговорщики, частично проявив медлительность, недостаточную организованность и несинхронность действий, не смогли ничего противопоставить нацистской государственной машине. Заговор в рядах офицерства, чиновников высших органов управления, дворянства и дипломатического корпуса Германии сформировался не позднее сентября 1943 года. Его истоки относятся к еще более раннему периоду. После провала заговора были казнены более 200 человек, в том числе один фельдмаршал, 19 генералов, 26 полковников, один министр, три статс-секретаря министерств, девять дипломатов, шеф Имперской криминальной полиции, а также значительное количество руководителей региональных полицейских управлений, включая полицай-президента Берлина, и гражданских ведомств.


Если в послевоенной Западной Германии образы Штауффенберга и его товарищей приобрели культовый статус и фактически стали воплощением сопротивления против нацизма, то в объединенной Германии, при общем сохранении позитивной оценки, в общественном пространстве и историографии все сильнее слышны голоса критиков.

 

20 век


После капитуляции Германии и ее раздела, в западных зонах оккупации осуществлялась объемная многоступенчатая денацификация, которая должна была затронуть как элиту (политиков, чиновников, военных, ученых, деятелей культуры и представителей СМИ), так и, по возможности, наиболее широкие слои немецкого общества. Важной составляющей денацификации стала Re-Education, программа «переобучение» немцев в духе демократии и парламентаризма, отрицания нацизма, тоталитаризма и милитаризма. В американском отчете 1947 года отмечалось: «Одной из главных целей военного правительства в Германии является создание программы образования для взрослых. При этом необходимо пытаться преподать народу демократические принципы и демократические поведенческие привычки, а также наглядно показать ошибочность нацистской доктрины».[1] Также признавалось необходимым «возвратить Германию в культурное сообщество цивилизованных наций, которое она покинула в период господства национал-социализма».[2] 


Оккупационные власти понимали, что для успеха такого проекта западногерманскому обществу нужны были новые герои, причем не личности из далекого прошлого, а их современники. Лучше всего на эту роль подходили борцы против гитлеризма. При выборе кандидатов авторы программ денацификации руководствовались простыми критериями. Во-первых, они должны были быть немцами, а уже этот факт заметно сужал рамки потенциальных «претендентов»: в 1933–1945 годах германское сопротивление не было слишком массовым. Во-вторых, это должны были быть узнаваемые лица. В настоящий момент мы располагаем сведениями о 42 покушениях на Гитлера, однако в большинстве случаев это были инициативы одиночек с низкой степенью подготовленности. Многие имена в ранний послевоенный период еще не были известны, другие же не совсем подходили идеологически. Например, Георг Эльзер, попытавшийся убить Гитлера в ноябре 1939 года, состоял в «Красном объединении фронтовиков» и причислял себя к коммунистам. В условиях начинавшейся Холодной войны такие фигуры не были приемлемы в качестве новых национальных символов.[3] В-третьих, предпочтительнее были активные борцы сопротивления, в то время как, например, группа мюнхенских студентов «Белая роза», распространявшая антинацистские листовки, могла показаться слишком «пассивной» для столь значимого статуса. Таким образом, участники заговора июля 1944 года (представители известных дворянских родов Германии, офицеры, консерваторы и центристы) идеально подходили в качестве символов для новой эпохи.  


К концу 1950-х годов в ФРГ распространилось явление, которое уже в наше время писатель Томас Карлауф назовет «культом Штауффенберга». Некритичное, почти исключительно позитивное отношение к этому офицеру продлилось до 2000-х годов. В программе Федерального ведомства службы родине, созданного в 1952 году по образцу аналогичной структуры в Веймарской республике и ответственного за политическое образование граждан (с 1963 года Федеральное ведомство политического просвещения), сохранение памяти об антигитлеровском заговоре 1944 года и популяризация его участников было названа одним из центральных элементов работы. В 1952 году вдова одного из расстрелянных генералов торжественно открыла мемориал борцов сопротивления 20 июля. Годом позднее бургомистр Западного Берлина одобрил строительство еще одного памятника. В 1955 году именем Штауффенберга была названа одна из западноберлинских улиц, а в его родовом замке в Лаутлинге был создан дом-музей. Позднее, на месте казни Штауффенберга и его единомышленников в Берлине, был открыт комплекс «Мемориал германского сопротивления», включивший в себя музей и образовательный центр и действующий до сих пор. Генеральный инспектор Бундесвера[4] в своем приказе к 15-летию событий назвал участников заговора «примером» для западногерманских военных. Имена видных участников заговора (Эриха Хепнера, Людвига Бека, Хельмута фон Мольтке и других) были увековечены в топонимике, названиях казарм, военных частей и даже на почтовых марках. Их биографии стали частью школьной программы и многочисленных образовательных мероприятий.  


Некоторое сопротивление такой глорификации оказывали три группы в германском обществе. Во-первых, это были правые консерваторы и реваншисты, относившиеся к Штауффенбергу настороженно, а то и вовсе считавшие его «предателем». По их мнению, успех переворота и неизбежный после этого период нестабильности привел бы к потере немцами воли к сопротивлению, развалу фронта и вероятному захвату Красной Армией всей Германии еще до подхода западный союзников. Во-вторых, негативное отношение звучало и из рядов крайне левых. Покушение на Гитлера воспринималось в контексте желания прусского традиционного офицерства, понимавшего неизбежность военного поражения Германии, «обелить» свою репутацию, то есть участники заговора обвинялись не только в запоздалых действиях, но и в «неискренности». В-третьих, недовольство высказывала часть военных, в особенности резервисты с большим опытом службы в Вермахте и даже в Рейхсвере. Они считали, что Штауффенберг и другие офицеры, являются неоднозначными личностями: с одной стороны, устранение Гитлера было бы благом для Германии, с другой – нарушение присяги в отсутствии официальной капитуляции одобрять нельзя.  Но эти голоса довольно быстро, уже к концу 1950-х, оказались в меньшинстве.


В историографии отношение к этим заговорщикам против Гитлера также оставалось весьма положительным. Все значимые авторы той эпохи, занимавшиеся данной проблематикой, к примеру, Иохаим Краматц[5] и даже один из основных биографов Штауффенберга в 20 веке Кристиан Меллер[6], относились к ним без излишней критики. Бодо Шойриг датировал в своей книге готовность Штауффенберга к сопротивлению чуть ли не довоенным периодом.[7] Авторы того времени опирались на два основных источника: во-первых, отчеты следственной комиссии под председательством Эрнста Кальтенбруннера, руководителя полиции безопасности, СД и РСХА, во-вторых, воспоминания очевидцев, то есть устная история. Нет сомнения в том, что отчеты Кальтенбруннера, хранящиеся в Национальном архиве США и впервые опубликованные в 1961 году[8], и сегодня не потеряли своей исторической значимости. Вместе с тем, важно отметить, кто был адресатом документов – Гитлер и глава партийной канцелярии Мартин Борман. Уже сам этот факт делал отчеты «политизированными». С одной стороны, для следователей и лично Кальтенбруннера заговорщики были преступниками, предавшими «фюрера и идеалы национал-социализма», нанесшие Германии «удар в спину» на решающем этапе войны. Документы изобилуют эпитетами, выходящими далеко за пределы юридической лексики, в красках рисующие образ «предателей нации». С другой, Кальтенбруннер ставил своей целью произвести максимально сильное впечатление на Гитлера, возвыситься в его глазах и показать собственную значимость в коридорах власти «Третьего Рейха». Для этого всячески подчеркивались масштабы заговора и перечислялись целые общественные группы, вовлеченные в сопротивление либо симпатизировавшие ему. Также в тексте приводились мелкие, но значимые лично для Гитлера детали. Например, указывалось на то, что при обыске у генералов было найдено значительное количество вина, а сам Штауффенберг «употреблял алкоголь почти каждый день». Кальтенбруннер знал о резко отрицательном отношении Гитлера к спиртному, не в последнюю очередь, результат злоупотребления в молодости, и это еще больше демонизировало заговорщиков. Наконец, что отмечали журналисты «Шпигеля» еще в 1960-х[9], Кальтенбруннер использовал следствие по «делу 20 июля» с целью протестировать потенциальную готовность Гитлера к началу мирных переговоров с Великобританией и США: массовая вовлеченность высшего офицерства и чиновничества в заговор, пусть и на вторичных ролях, должна была подтолкнуть «фюрера» к необходимости задуматься о продолжении войны против западных держав. Еще более осторожно следует относиться к воспоминаниям очевидцев. Интервью записывались в 1950-1960-х годах, в условиях уже сформировавшегося позитивного коллективного портрета Штауффенберга и его единомышленников. Свидетелям событий, находившимся под давлением общественного мнения, было непросто говорить о «теневых» сторонах жизни заговорщиков, об их участии в военных преступлениях нацистского государства до 1944 года. Так выкристаллизовывался исключительно положительный образ легендарных борцов с гитлеризмом.


Несколько обособленно можно рассматривать позицию Ханса Моммзена. Еще в 1960-х он писал о «сопротивлении без народа», об оторванности заговорщиков от большинства немцев, хотя Штауффенберг, как, впрочем, и его противники-нацисты, апеллировали именно к «народу Германии». Возможно, первым из историков, Моммзен задался вопросом: каковым был общественно-политический образ будущей Германии в представлениях Штауффенберга и его соратников? И это с учетом важного фактора: как Веймарская республика, так и западные демократии на момент заговора были дискредитированы в глазах подавляющего количества немцев.[10] Но и Моммзен, в целом, поддерживал позитивную оценку участников заговора 1944 года.


В ГДР утвердился иной, коммунистический пантеон героев сопротивления, на вершине которого находился Эрнст Тельман, многолетний депутат Рейхстага и последний лидер КПГ перед захватом власти нацистами, убитый в 1944 году в концлагере Бухенвальд. Едва ли существовал восточногерманский населенный пункт, в котором не было улицы Тельмана, его имя носила пионерская организация ГДР, а понятие «тельмановские традиции» официально применялось руководителями СЕПГ для обозначения своего государственного курса. Участники заговора 20 июля, в большинстве своем профессиональные военные и национал-консерваторы, с некоторым количеством правых социал-демократов и либералов, были для лидеров ГДР идеологически неприемлемыми, хотя их имена и не замалчивались. По выражению Курта Финкера, они были в Восточной Германии еще в 1950-е «отодвинуты на обочину истории», «даже лишены права называться борцами сопротивления», их намерения «фактически были дисквалифицированы, названы реакционными и антинародными».[11]


Таким образом, на момент воссоединения страны в двух германских государствах существовали два прямо противоположных общественно-исторических образа участников заговора 1944 года: крайне позитивный в ФРГ, где «20 июля» стало синонимом понятия «германское сопротивление» (Deutscher Wiederstand), и равнодушно-негативный в Восточной Германии. В последний год существования ГДР некоммунистическое правительство, перенимая западногерманские нарративы, планировало ввести военный Орден Штауффенберга, но этому помешало воссоединение.

 

21 век


Переосмысление роли и, самое главное, предыстории главных участников антигитлеровского заговора 1944 года началось в единой Германии в 2000-х годах. Оно совпало (а, точнее, было результатом) целой цепочки историко-политических процессов: успех выставки «Преступления вермахта», открытой в Берлине в 2001 году и показанной в ряде городов ФРГ, в Австрии и Люксембурге, окончательно опровергнувшей тезис о «чистом» вермахте, лишь выполнявшем приказы», широкие общественные дебаты об истребительной политике нацистов на востоке континента, в первую очередь, на оккупированных территориях СССР и Польши, а также смена поколений в профессиональных историографических кругах, выход на научную арену представителей «новых» школ историков. Эти изменения дали толчок и к трансформации взглядов «старого» академического сообщества.  Немалую роль сыграли и геополитические перемены в Европе и в мире: окончание Холодной войны и идеологического противостояния, распад Советского Союза и социалистического лагеря, нормализация отношений со странами Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы, их поэтапная интеграция в западное сообщество, включая расширение Евросоюза и НАТО. Это помогало по-другому взглянуть на ранее признанных героев.


Современное отношение к личности Штауффенберга и его соратников необходимо рассмотреть в различных контекстах.

 

Официальная политика памяти


20 июля каждого года в Германии проходят соответствующие памятные мероприятия с участием первых лиц государства. Они носят официальный статус «торжественного часа» (Feierstunde) Федерального правительства. Крупные политики не скупятся в этот день и на собственные комментарии. В 2022 году в Твиттере канцлера ФРГ Олафа Шольца появилось сообщение: «В этот день 78 лет назад женщины и мужчины из окружения полковника Штауффенберга рискуя своей жизнью попытались свергнуть режим Гитлера. Я восхищаюсь их мужеством и мужеством всех, кто противостоял нацистам. Их жертвы обязывают нас постоянно защищать демократию». Похоже сообщение было опубликовано и в 2023 году.[12] В минувшем году министр обороны Германии Борис Писториус заявил, что «Штауффенберг дал сигнал будущим поколениям и истории о том, что есть и другая Германия».[13] В то же время президент ФРГ Франк-Вальтер Штайнмайер расставил в 2019 году несколько иные акценты. Он отмечал, что «в Германии было слишком мало сопротивления», но «были и мужественные люди, которые не смотрели в сторону, сохранили человечность, попытались закончить войну и заплатили за это своей жизнью». Для Штайнмайера они «важная часть германской истории борьбы за свободу».[14] Отдельные церемонии проходят в подразделениях Бундесвера, например, в Ульме.[15] В стране функционируют три государственных мемориальных музея, полностью или частично посвященных участникам заговора: музейный комплекс «Германское сопротивление», входящий в список берлинских достопримечательностей и активно посещаемый школьными классами, мемориал Плетцензее под Берлином, на месте бывшей нацистской тюрьмы для политзаключенных, где были казнены некоторые заговорщики, а также постоянная выставка в Штутгарте, по своему размеру и концепции сопоставимая с полноценным музеем. В Штутгарте ежегодно 15 ноября, в день рождения Штауффенберга, проходят памятные чтения. Этот период истории освящен и в экспозициях ряда других музейных учреждений страны, географически и исторически связанных с жизненным путем видных участников заговора, включая региональные краеведческие музеи и дом-музей семьи Штауффенберг. Непосредственно изучением событий и их сегодняшней популяризацией занимаются две организации, Исследовательское сообщество «20 июля 1944 года» и Фонд «20 июля 1944 года». Обе имеют негосударственный статус, но на практике получают значительную часть своего финансирования из государственных проектов. В Германии десятки объектов носят имя Штауффенберга и его соратников: улицы, площади, парки, школы и казармы Бундесвера. В стране установлены множество памятников и памятных табличек, а бюст Штауффенберга находится в мюнхенском Зале Славы. Если фигура Штауффенберга, хоть и подвергается ревизии, но все еще занимает почетное место в официальной исторической памяти, то некоторые другие казненные заговорщики уже были лишены почестей post mortem. Западноберлинская гимназия, полвека носившая имя генерал-полковника Эриха Гепнера, в 2008 году по решению школьной конференции была переименована в связи с неоднозначностью генерала, известного не только выступлением против Гитлера, но и «применением самых жестких методов на Восточном фронте».[16]

 

Школьное и внешкольное образование


На сайте мемориального комплекса «Германское сопротивление» есть раздел «Простым языком», с информацией для детей, а также взрослых с низким образовательным уровнем. В главе о Штауффенберге, в числе прочего, указано следующее: «Вначале Штауффенберг поддерживал Адольфа Гитлера и войну. Вначале он радовался многочисленным победам Гитлера. Германия быстро победила многие страны и это ему подходило».[17] Данные простые строчки являются свидетельством глубокого переосмысления личностей лидеров заговора 20 июля, затронувшее образовательное и научное сообщество, их трудно было бы себе представить еще в 1980-е. Оно выражается в новом, «уравновешенном» подходе: интересующиеся событиями 20 июля узнают в равной степени и о предыстории их участников. Такие тенденции ярко проявляются в биографических справках, размещенных на странице главного германского музея, посвященного антигитлеровскому сопротивлению немцев. О Гепнере: «Гепнер безоговорочно поддерживал войну против Советского Союза. В ней он видел «защиту европейской культуры от московско-азиатского нашествия, оборону против еврейского большевизма». В августе 1941 года он требовал применение отравляющих газов против партизан. 12 ноября 1941 года Гепнер отдал приказ подчинявшимся ему подразделениям о расстреле «элементов, подозреваемых в партизанской деятельности» и запретил их передачу в сборные пункты военнопленных».[18] Об Эдуарде Вагнере: «В качестве генерал-квартирмейстера он несет ответственность за оккупационную политику за линией фронта, за политику голода по отношению к гражданскому населению и, в первую очередь, за недостаточное снабжение продовольствием советских военнопленных, сотни тысяч из которых умерли зимой 1941-1942 годов»[19] В то же время далеко не все онлайн-презентации столь подробны. Образовательный портал LeMo, созданный Федеральным архивом ФРГ и Германским историческим музеем, предпочитает изложение хронологии и фактов, без оценочных суждений о прошлом заговорщиков.[20]


События 20 июля включены в современные школьные уроки истории. В Германии вопросы образования находятся в компетенции земель. Кроме того, учитель самостоятельно определяет объем и модель подачи материала. По этим причинам нет стандартизации преподавания. Вместе с тем информация о заговоре присутствует во всех методических рекомендациях в разделе, посвященном Второй мировой войне и господству нацизма. К примеру, преподавателям в земле Баден-Вюртемберг рекомендуется пользоваться образовательным сервером, на котором представлены контроверсийные публикации о Штауффенберге и других участниках Сопротивления.[21] Предлагается такое построение урока: информация о 20 июля 1944 года, базовое знание: сопротивление против национал-социализма, возможность внешкольного обучения: памятные места в Баден-Вюртемберг, педагогическая, дидактическая и методическая информация.[22] Данный пример показывает, что заговор против Гитлера 1944 года не подается в отрыве от контекста всей антигитлеровской деятельности в Германии. Педагог Франк Лауэрбург, отдавая должное благим намерениям Штауффенберга и его товарищей, предлагает в своем методическом пособии для школьников 7–10 классов задаться вопросом, какой хотели видеть заговорщики будущую ненацистскую Германию. Он указывает на противоречия в рядах участников сопротивления. Лишь небольшая их часть высказывалась в пользу парламентской демократии, в то время как многие военные, включая самого Штауффенберга, были против. Последний предпочитал элитарно-авторитарную модель. Лауэрбург цитирует британского историка Ричарда Эванса: «Штауффенберг плохо подходит в качестве примера для будущих поколений».[23]


Федеральное ведомство политического просвещения (bpb), подразделение МИД ФРГ, занимается политическим образованием жителей Германии, распространением объективной всесторонней информации о прошлом и настоящем, а также осуществляет помощь некоммерческим организациям в проведении образовательных и просветительских проектов. На сайте ведомства, в разделе «Коротко и ясно», где предлагается компактная информация об основных событиях германской истории, есть редакционная статья о заговоре 20 июля. Важен редакционный характер публикации. Сайт bpb предоставляет площадку различным историкам, политологам, социологам и культурологам, но в данном случае статья носит оттенок «официальной». Авторы подчеркивают, что покушение на Гитлера была запланировано давно, признают исторически позитивные мотивы заговорщиков и критикуют стигматизацию участников офицерского сопротивления в правых кругах. Вместе с тем, в статье отмечается: «В то же время критические голоса обращают внимание на тот факт, что борцы сопротивления вокруг Штауффенберга не были «прирожденными» противникам нацистского режима и их представление о послевоенном устройстве никак не основывалось на базовых принципах демократии и свободы, которые были установлены в Федеративной республике после войны». [24]  Также ведомство издает серию брошюр в помощь школьным преподавателям истории. Выпуск 37, изданный в 2008 году, посвящен покушению на Гитлера. Основной тематический раздел предваряет введение о сопротивлении нацистам. Предлагается следующая градация: сопротивление в рядах рабочего движения, сопротивление традиционных элит, сопротивление на основе христианского мировоззрения, оппозиция молодежи и студенчества, сопротивление одиночек. Авторы брошюры подчёркивают, что ни одно сопротивление не может иметь эксклюзивный статус в исторической памяти, восприниматься в качестве «главного» или «единственного» актора. Также учителям предлагается информировать школьников о связах «гражданского» крыла группы заговорщиков 1944 года с коммунистической ячейкой бывшего функционера КПГ Антона Зафкова, бывшего депутата Рейхстага от КПГ Бернхарда Бестляйна, одновременно входившего в «Красную капеллу», и бывшего члена краевого управления германской Компартии Франца Якоба. Оба аспекта являются свидетельством трансформации официальной исторической памяти, замене элитарности на инклюзию, включение в «пантеон борцов» единой Германии и коммунистов.[25]    

 

Научное сообщество


Непосредственно сами события 20 июля 1944 года, попытка устранить Гитлера, свергнуть диктатуру и остановить войну, прекратив кровопролитие и дальнейшие жертвы, не могут вызывать у немецких историков и представителей других социальных дисциплин иной оценки кроме положительной. Даже принимая во внимание любые гипотетические пути развития мировой истории в случае успеха заговорщиков, их победа считается лучшим сценарием, а мужество не подвергается сомнению. Петер Штайнбах отмечает: „Сопротивление гарантировало себе место в коллективной памяти немцев, в том числе и в своей противоречивости. (…) За почти шестьдесят лет (на момент написания статьи – Д.С.) публичной памяти о попытке переворота 20 июля 1944 года сложился широкий консенсус. Противниками режима в тот день были личности, главной целью которых, являлись особый статус основных прав, свободное конституционное государство, федерализм и идея европейского единства».[26] Директор мемориала «Германской сопротивление» Иоханнес Тухель констатирует: «Память об этих событиях и их участниках стало неотъемлемой частью политической культуры ФРГ».[27] 


Если в вопросе оценки действий заговорщиков как таковых в германской историографии действительно существует консенсус, то биографии лидеров оцениваются уже намного объективнее, чем в 20 веке. В центре внимания, безусловно, продолжает находиться личность Штауффенберга. Ханс Бентциен в своей переизданной в 2015 году работе 1997 года оставляет первоначальные выводы без изменений. Он ищет корни решения Штауффенберга примкнуть к заговору в его воспитании, ценностях христианства и кодексе чести дворянства. Автор признает, что биография Штауффенберга не кристально чиста, но считает, что Клаус и двое его братьев, юрист Бертхольд и ученый Александр, не одобряли политический курс Гитлера, пытались уклониться от участия в его наиболее страшных проявлениях, но, находясь на государственной службе, имели для этого ограниченные возможности.[28] Однако немало современных авторов придерживается иного мнения. Генрих Август Винклер считает, основываясь на письмах Штауффенберга домой, что в начале Второй мировой войны, во время боевых действий против Польши, будущий заговорщик поддерживал расистские постулаты нацизма.[29] С ним согласен Гаральд Штефхан, цитирующий в своей книге одно из его писем с польского фронта, адресованное жене: «Местное население представляет собой невероятную толпу, много евреев и полукровок. Это народ, которому хорошо только под воздействием кнута. Тысячи пленных, несомненно, пойдут на пользу нашему сельскому хозяйству. В Германии их, конечно, можно хорошо использовать. Они трудолюбивы, готовы к работе и бережливы». Для Штефхана такие строки в приватной переписке являются достаточным подтверждением мировоззрения Штауффенберга образца 1939 года, весьма близкого гитлеровскому.[30] 


Значительной частью современных германских дебатов о личности Штауффенберга стало обвинения его в антисемитизме. В 2010-х годах в ФРГ в научном и общественном пространстве проходили дискуссии о юдофобии ряда известных исторических личностей, таких как Мартин Лютер и Иоганн Вольфганг Гете. Они продолжаются до сих пор и не обошли стороной и Штауффенберга. Одним из подтверждений отрицательного отношения офицера к еврейскому народу служат вышеуказанные фронтовые письма семье. Если представители еврейских организаций подчеркивают, что антисемитизм нацистов не был особой проблемой для заговорщиков, то в профессиональном историческом сообществе высказываются иные мнения, преимущественно неготовность «лишить» Штауффенберга «героического статуса». Германо-израильский историк Рафаэль Зелигманн отмечает: «Несмотря на то, что Штауффенберг вначале приветствовал назначение Гитлера канцлером в 1933 году и служил ему как смелый солдат, я готов предоставить полковнику статус героя, потому что он, в отличие от многих представителей политического, военного и теологического сопротивления, наконец положил конец бесплодным дискуссиям о том, допустимо ли убийство тирана». С ним согласен его коллега Михаэль Вольффсон, подчеркивающий жертвенный характер действий заговорщиков и предлагающий, в первую очередь, принимать во внимание их цели: «Не все бойцы сопротивления были безупречными демократами, но альтернатива, к которой они стремились, была основана на человеческом достоинстве».[31] Петер Хоффманн, один из наиболее популярных биографов Штауффенберга, известный своей крайне осторожной и взвешенной позицией, не согласен с причислением лидера сопротивления к антисемитам. Он настаивает на интерпретации писем Штауффенберга в контексте времени и его функции в качестве квартирмейстера в оккупированной Польше, то есть ответственного за продовольственное снабжение. Он оперировал лексикой своего времени, но в его письмах историк не может проследить прямых параллелей с нацистской идеологией и одобрения преследования евреев.[32] Петер Штайнбах признает, что и Штауффенберг никак не реагировал ни на Нюрнбергские «расовые» законы 1935 года, ни на погромы 1938 года, ни даже на начавшееся в 1939 году масштабное преследование евреев. Однако он рекомендует обратить больше внимания на другие видные фигуры сопротивления, которые не в форме сомнительных строчек в личных письмах, а в виде конкретных действий выражали свой антисемитизм и верность нацистскому государству. Артур Небе, шеф Имперской криминальной полиции, непосредственно руководил айнзатцгруппой, убившей не менее 40.000 человек. Вольф-Генрих фон Хельдорфф, полицай-президент Берлина, издал в 1938 году инструкции, согласно которым евреи должны были жестко и тщательно контролироваться, а в качестве времени для допросов предлагался шабат. За это служебное рвение он заслужил личную похвалу Йозефа Геббельса, отметившего, что «таким путем мы скоро изгоним всех евреев из Берлина».[33] Нет сомнения и в крайне антисемитских взглядах ряда генералов вермахта, казненных в 1944 году за участие в заговоре, таких как Карл фон Шлюльпнагель, Фридрих Ольбрихт и Эрих Гепнер.


Также спорным в германской историографии остается определение момента, когда Штауффенберг окончательно ушел (первоначально) во внутреннюю оппозицию к Гитлеру, а затем принял решение примкнуть к сопротивлению. От данной хронологии в немалой степени зависит его морально-этическая и историческая оценка в современной Германии. Томас Краузе датирует «внутреннее дистанцирование» Штауффенберга от нацистского режима 1938 годом, при этом отмечая, что он оставался «лояльным офицером вермахта».[34] Вольфрам Ветте считает, что Штауффенберг сохранял лояльность минимум до 1941 года, причем это выражалось не только в поступках, но и в мировоззрении.[35] Петер Штайнбах предполагает, что бесполезно пытаться определить, когда во взглядах Штауффенберга произошел кардинальный перелом. Наверняка это было результатом медленной трансформации. Важнее отметить, что он «поздно» примкнул к заговорщикам в Берлине, в 1943 году, но практически сразу стал «мотором сопротивления».[36] Такая же позиция отражена в постоянной выставке в музейном комплексе «Германское сопротивление». Нередко в дебатах проводится противопоставление Штауффенберга и некоторых других офицеров, которые значительное время колебались, не рискуя примкнуть к сопротивлению по различным причинам (верность присяге, убеждения, неверие в успех), и пошли на такой шаг только после поражения вермахта под Сталинградом, и группой генералов (Хеннинг фон Тресков, Ханс Остер и другие), создавшие подпольную ячейку еще осенью 1941 года.


Интересен факт некоторого смещения фокуса при историографическом рассмотрении событий 20 июля 1944 года и их предыстории. Штауффенберг и его ближайшие товарищи остаются в центре общественного и научного внимания. Вместе с тем появляются исследования и о «менее известных» борцах сопротивления, осуществляется своего рода процесс «возвращения имен». Примером может послужить майор германского Генштаба Йоахим Кун, близкий соратник Штауффенберга и основной участник подготовки двух покушений на Гитлера, в ноябре 1943 года и в июле 1944 года. Именно он подготовил взрывчатое вещество, переданное Штауффенбергу. После войны и возвращения из советского плена Кун проживал в Западной Германии, избегая контактов с прессой, и был фактически «забыт». Забвению способствовали не только изолированный образ жизни, но и детали его биографии после 1944 года. Достоверно неизвестно, был ли Кун взят в плен советскими войсками либо добровольно сдался. С 1944 до 1951 года он находился в различных тюрьмах СМЕРШ, в феврале 1945 года помогал советским офицерам госбезопасности разобраться с секретными документами, найденными в брошенной штаб-квартире ОКХ в Восточной Пруссии. Несмотря на то, что бывший майор стал фактически жертвой двух тоталитарных режимов (в нацистской Германии он был приговорен к смерти за «измену фюреру и предательство», в СССР был приговорен к 25-илетнему заключению за «попытку заключить сепаратный мир с Англией, Францией и США с целью продолжения войны против Советского Союза совместно с этими государствами»), по возвращению в ФРГ ему долго отказывали в присвоении статуса «пострадавший от нацизма» и возвращении воинского звания. Позднее он был реабилитирован, но факты сотрудничества с со спецслужбами СССР помешали ему быть причисленным к пантеону западногерманских героев сопротивления. В 2001 году была опубликована подробная статья Бориса Хавкина о Куне на немецком языке, а в 2007 году вышла первая и пока единственная объемная монография авторства Петера Хоффманна, биографа Штауффенберга.[37]     

 

Итоговые выводы


Личность Штауффенберга и его соратников, в целом, по-прежнему положительно оценивается официальными лицами ФРГ и коллективной исторической памятью, поддерживаемой государством. Восприятие и далее фокусируется на самом факте антинацистского заговора 1943–1944 годов и покушения на Гитлера 20 июля 1944 года. В протокольных заявлениях политиков подчеркивается желание группы германских офицеров и чиновников остановить войну, свергнуть нацистский режим и устранить «фюрера» как его главного символа и вдохновителя. Окончание боевых действий уже летом 1944 года, по крайней мере, на западном фронте, ликвидация СС, СД, гестапо и системы концлагерей, отстранение от власти нацистских руководителей, прекращение Холокоста – все это, без сомнения, было бы позитивным сценарием, который мог сохранить жизни сотням тысяч человек. Выполнение этой части плана признается предпочтительнее событиям, произошедшим в реальности. Политики Германии отдают должное участникам сопротивления, их героизму и решительности, а Бундесвер, как парламентская армия демократического государства, в какой-то мере опирается на традиции сопротивления профессиональных военных преступному режиму. В Германии нередко цитируют слова прокурора Фрица Бауэра: «20 июля 1944 года немецкий народ был полностью предан своим правительством, а полностью преданный народ больше не может быть предметом измены».[38] Так авторитетный юрист, сыгравший центральную роль в «Аушвицских процессах», поставил точку в дебатах о «предательстве» и обозначил позитивный моральный и исторический характер непосредственно действий заговорщиков. Но сегодняшние высказывания официальных лиц и строчки в учебных пособиях уже далеки от безоговорочного восхищения, свойственного ФРГ 1950-1980-х годов.


В общественных дискуссиях и в научном сообществе ФРГ взгляд на заговорщиков 1944 года за прошедшие два десятилетия стал намного более амбивалентным. Не только фигура Штауффенберга находится под огнем критики, но и его соратники, причем последние, в лице высокопоставленных офицеров вермахта и полиции, в еще большей степени. В нынешней Германии уже невозможно представлять исторические личности 1930-1940-х годов в виде «моментального кадра», вычленять из их биографий исключительно позитивные и героические факты (участие в заговоре против Гитлера, желание демонтировать нацистское государство, смерть за собственные идеалы), и не уделять внимание их роли в карательном аппарате, истребительной политике нацистов на оккупированных территориях Европы, а также игнорировать мировоззрение заговорщиков до вступления в ряды сопротивления.    

 

Библиографический список // References


Benztien  2015 - Benztien, H., Claus Schenk Graf von Stauffenberg. Der Täter und seine Zeit, Pinow 2015


Bundeszentrale für politische Bildung, Themenblätter im Unterricht/Nr. 37. 20. Juli 1944 – Attentat auf Hitler, Bonn, zweite Auflage im Oktober 2008


Hoffmann 2007 - Hoffmann, P., Stauffenbergs Freund. Die tragische Geschichte des Widerstandskämpfers Joachim Kuhn, München 2007


Knierim, Schneider 1978 - Knierim, A., Schneider, J., Anfänge und Entwicklungstendenzen des Volkshochschulwesens dem 2. Weltkrieg (1945-1951), Stuttgart 1978


Kramatz 1965 - Kramatz, J., Stauffenberg. 15.November 1907-20.Juli 1944. Das Leben eines Offiziers, Frankfurt 1965

 

Krause 2011 - Krause, T., Klaus Schenk Graf von Stauffenberg – ein Leben, In:  Kaffanke, J., Krause, T., Weber, E., (Hg.), Es lebe das "Geheime Deutschland"! Claus Schenk Graf von Stauffenberg; Person, Motivation, Rezeption Beiträge des Sigmaringer Claus-von-Stauffenberg-Symposiums von 11. Juli 2009, Berlin 2011, S. 11-24


Möller 1971 - Möller, Ch. Oberst i.G. Stauffenberg: eine Biographie, Düsseldorf 1971

 

Mommsen 1966 - Mommsen, H., Gesellschaftsbild und Verfassungspläne des deutschen Widerstandes, in: Walter Schmitthenner und Hans Buchheim (Hrsg.), Der deutsche Widerstand gegen Hitler, Köln-Berlin 1966


Scheurig 1964 - Scheurig., B., Claus Graf Schenk von Stauffenberg, Berlin 1964


Spiegelbild einer Verschwörung: die Kaltenbrunner-Berichte an Bohrmann und Hitler über das Attentat am 20. Juli 1944. Geheime Dokumente aus dem ehemaligen Reichssicherheitshauptamt, Stuttgart 1961


Steffahn 2002 - Steffahn, H., Stauffenberg, Hamburg 2002,


Steinbach 2015 - Steinbach, P. Claus Schenk Graf von Stauffenberg. Wagnis – Tat – Erinnerung, Stuttgart 2015


Tuchel 2014 - Tuchel, J., Zwischen Diffamierung und Anerkennung: Zum Umgang mit dem 20. Juli 1944 in der frühen Bundesrepublik, In: Aus Politik und Zeitgeschichte, 27/2014, S. 18-24


Winkler 2000 - Winkler, H.A., Der lange Weg nach Westen. Band 2. Deutsche Geschichte vom „Dritten Reich“ bis zur Wiedervereinigung, München 2000


Wette 2099 - Wette, W., „Wir müssen etwas tun, um das Reich zu retten“. Stauffenbergs Motive zum Widerstand, In:  Kaffanke, J., Krause, T., Weber, E., (Hg.), Es lebe das "Geheime Deutschland"! Claus Schenk Graf von Stauffenberg; Person, Motivation, Rezeption Beiträge des Sigmaringer Claus-von-Stauffenberg-Symposiums von 11. Juli 2009, Berlin 2011, S. 73-92  


[1] (Knierim, Schneider 1978: 36)


[2] Там же, стр. 21 


[3] Нельзя сказать, что фигура Эльзера замалчивалась в Западной Германии. В 1950 году прокуратура Мюнхена начала следствие по факту его убийства в концлагере Дахау. Однако присутствие Эльзера в официальной и коллективной памяти ФРГ долгое время было ограничено. Достаточно сказать, что первый документальный фильм об этом антифашисте был снят в ФРГ лишь в 1969 году. Первый топографический объект (парк в Хермаринге, родном городе Эльзера) был назван его именем только в 1971 году.


[4] Высшая военная должность в Бундесвере, командующий, одновременно ключевой военный советник Федерального канцлера.


[5] (Kramatz 1965)


[6] (Möller 1971)


[7] (Scheurig 1964: 18)


[8] Spiegelbild einer Verschwörung: die Kaltenbrunner-Berichte an Bohrmann und Hitler über das Attentat am 20. Juli 1944. Geheime Dokumente aus dem ehemaligen Reichssicherheitshauptamt, Stuttgart 1961 



[10] (Mommsen 1966: 77). В последующих публикациях с 1970-х до 2000-ых годов Моммзен развивал свой тезис. 



[12] Твиттер Олафа Шольца














[25] Bundeszentrale für politische Bildung, Themenblätter im Unterricht/Nr. 37. 20. Juli 1944 – Attentat auf Hitler, Bonn, zweite Auflage im Oktober 2008



[27] (Tuchel 2014: 18–24)


[28] (Benztien 2015)


[29] (Winkler 2000: 102–103)


[30] (Steffahn 2002: 75)





[34] (Krause 2011: 11-24)


[35] (Wette 2011: 73-92)   


[36] (Steinbach 2015: 12)


[37] (Hoffmann 2007)



"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.



133 просмотра

Недавние посты

Смотреть все
bottom of page