К. А. Пахалюк
Российское государство и «единый» исторический нарратив (критическое исследование «учебника» «Истории России. 10 класс» В. Р. Мединского и А. В. Торкунова)
Аннотация: «Учебник» истории России В. Р. Мединского и А. В. Торкунова рассматривается как один из продуктов государственной политики памяти. Он нацелен на вменение того образа истории, где прошлое страны сведено к развитию государственных органов и труду людей на их благо. Любое преступление государство оправдывается авторами через ссылки на внешнюю угрозу или важные государственные задачи, что составляет главный этический посыл данного пособия. «Ура-патриотизм» неизменно скатывается в рассказ об «исторических обидах», несправедливостях и предательствах, воспитывая ущербно-обозленное мировоззрение. Широко используемые манипулятивные приемы позволяют добиться этого. Стирание граней между историей и памятью – один из отличительных признаков предложенного подхода. Фактически коррупционное поведение В. Р. Мединского, превративший «учебник» в инструмент непрямой саморекламы, на наш взгляд, отражает его глубинное отношение к политике памяти как процессу.
Ключевые слова: политика памяти, Мединский, манипуляции, Вторая мировая война, сталинские репрессии
Сведения об авторе: Пахалюк Константин Александрович – кандидат политических наук, независимый исследователь, г. Хайфа (Израиль). Email: kap1914@yandex.ru.
K. A. Pakhaliuk
The Russian State and the Establishment of a "Unified" Historical Narrative: A Critical Examination of V. Medinsky and A. Torkunov's "History of Russia. Grade 10" Textbook
Abstract: In this article, I scrutinize the "unified textbook" of Russian history authored by Vladimir Medinsky and Anatoly Torkunov, considering it as a product of the state's memory policy. This textbook is crafted to convey a historical narrative in which the nation's past is distilled to the development of state institutions and the toil of its citizens for their collective welfare. A range of manipulative techniques is extensively employed to achieve this goal. A noteworthy characteristic of this approach is the deliberate blurring of the boundary between history and memory. We contend that the questionable conduct of Vladimir Medinsky, who has effectively transformed this "textbook" into a tool for indirect self-promotion, mirrors his deep involvement in the realm of memory politics.
Keywords: memory politics, V. R. Medinsky, manipulation, World War II, Stalinist repressions
Author Information: Konstantin Alexandrovich Pakhaliuk, PhD in Political Science, Independent Researcher, Haifa, Israel. Email: kap1914@yandex.ru
Введение
В 2010-е гг. обращение к истории стало ключевым способом для российской власти привнесение ценностного измерения в политическую жизнь [Пахалюк 2020]. Нарастание авторитарных тенденций вело к деполитизации социально-экономических вопросов при политизации культуры [Будрайтскис 2020]. Еще в середине 2000-х гг. В. В. Путин выдвинул тезис о единой 1000-летней истории России, который и стал основой для властного исторического нарратива [Малинова 2015]: в его центр было поставлено государство, а главной ценностью провозглашено служение ему. Этот нарратив расширялся тематически, демонстрируя поразительную всеядность: образовавшаяся сеть окологосударственных общественных институтов памяти, конечно, прорабатывала память о Великой Отечественной войне, превратив ее в подобие гражданской религии, однако одновременно актуализировала другие страницы прошлого, в основном из имперской или средневековой истории.
Но все же это была политика памяти [подробнее о понятиях см.: Миллер 2012], которая, будучи децентрализованной, взяла на вооружение различные способы манипуляции. Федеральная власть ограничивалась пропагандой, медийными компаниями против «неугодных» (будь то телеканал «Дождь» или историк К. М. Александров) и отдельными запретами (как введение уголовной статьи за оправдание нацизма и отрицание фактов, установленных Нюрнбергским трибуналом). Российские чиновники и пропагандисты больше рассуждали о «единой истории», нежели собирались производить единый и обязательный исторический нарратив. Порою государство обращалось, наоборот, к более углубленным механизмам совмещения семейной и государственной памяти (как в случае с 9 мая и акцией «Бессмертный полк»).
Определенные изменения начались в 2020-е гг. с введением в конституцию декларативных фраз об историческом единстве и началом продвижения концепции «геноцида советского народа». Она родилась в недрах Администрации Президента: вместо, увы, привычного манипулирования образами трагедии там посчитали возможным навязывать обязательное использование понятия «геноцид советского народа», оказывая прямое давление на академическую науку. Показательно, что в 2020–2021 гг. сам В. В. Путин был осторожен в использовании этого термина, а его медийное продвижение началось еще до того, как небольшая группа провластных историков и публицистов (А. Р. Дюков, В. В. Симиндей, Е. Н. Яковлев) стала подверстывать под него факты. Признаться, тогда мне казалось, что это временная кампания, которая закончится примерно к 2024 г., когда иссякнут соответствующие бюджеты.
Политика памяти постепенно эволюционировала в более последовательную историческую политику. Хотя за ее пределами сохранялось немало пространства для более свободных и творческих подходов к прошлому и его коммеморации [см. напр.: Еремеева 2021; Политика памяти 2023]. При всех описанных процессах политизации сам подход, противопоставляющий «официальную» и «народную» память, представляется упрощенным.
«Учебник» Мединского – Торкунова как продукт исторической политики
Полномасштабная агрессия против Украины, начатая 24 февраля 2022 г. и последующая затяжная война, изменили ситуацию. Война нанесла сокрушительный удар по российскому обществу и механизмам культурной интеграции. Историческая и геополитическая риторика, и ранее активная, теперь выросла в цене: именно она создает ту информационную завесу, которая позволяет отчуждать россиян от реальности и побуждает свыкнуться с происходящим [см. о не-противниках войны: Смириться 2023].
Война оказалась менее популярна среди молодежи, что также привело к ответным методам идеологического воздействия: введение уроков «Разговоры о главном», усиление военно-патриотического воспитания, а также появление новой дисциплины в вузах «Основы российской государственности». Степень эффективности этих мер остается под вопросом. Решение в очередной раз переписать школьные учебники истории отчасти вписывается в эту логику.
Идеологическое давление на школу началось в первые годы нахождения В. В. Путина у власти, а в начале 2010-х гг. активно обсуждался вопрос создания «единого учебника истории». Согласно опросам, порядка 58 % россиян поддерживали эту идею [Shnirelman 2021: 119], а введение ЕГЭ по истории делало ее принятие вполне прагматичным шагом. Однако широкая критика заставила власти ограничиться созданием Историко-культурного стандарта (ИКС), которому должны соответствовать учебники истории, включенные в Федеральный перечень учебников [позицию критиков властного подхода см.: Кто боится 2013]. Только последние могут использоваться на уроках, а государство тратит серьезные средства на их приобретение. Координацией экспертных сообществ для выработки Концепции преподавания истории и ИКС занималось Российское историческое общество. Оно же с 2014 г. получило полномочия проводить научную историко-культурную экспертизу. В 2019 г. вся экспертиза вернулась обратно в министерство просвещения [подробнее об изменениях см. Гагкуев 2021].
С точки зрения идейного воздействия конкуренция нескольких «патриотических» версий российского прошлого никакой угрозы не несло. Однако учебная литература – один из наиболее выгодных сегментов книжного рынка. На протяжении последнего десятилетия активную конкурентную борьбу вели три игрока: «Просвещение», группа «Эксмо – АСТ» (бренды «Дрофа», «Вентана Граф», «Российский учебник», «Астрель») и «Русское слово». Именно они в 2015 году запустили собственные линейки учебников, к концу 2020 года их количество возросло с 3 до 5, а общее количество учебников до 69 [Гагкуев 2021: 25].
Одним из проявлений конкуренции стало приглашение известных политических / бюрократических фигур в «редакторы» серий или авторы учебников. Так, «Русское слово» сделало ставку на В. А. Никонова (депутат) и С. В. Девятова (связан с Федеральной службой охраны), «Просвещение» – на ректора МГИМО (У) МИД России А. В. Торкунова, а «Российский учебник» – на министра культуры В. Р. Мединского. Частный бизнес сам оказался заинтересован в поиске «политических покровителей». Другими словами, политизация темы исторического образования в школе оказалась одной из оборотных сторон рыночной борьбы в условиях нарастающего авторитаризма и рентных практик поведения [то есть обеспечения прибыли за счет близости к власти, а не рыночной конкуренции, см. подробнее: Фишман, Мартьянов, Давыдов 2019].
В 2020 г. «Просвещение» выкупило у «Эксмо» учебные бренды, став фактически монополистом. Обратим внимание, что в 2010-е гг. блокирующей долей компании владел бизнесмен Аркадий Ротенберг, человек из ближайшего окружения В. В. Путина. В 2021 г. по 25 % долей «Просвещения» выкупили Сбербанк, РФПИ и ВЭБ.РФ[1]. Фактический рыночный монополист стал окончательно подконтрольным государству. Это, к слову, не привело к прекращению конкуренции, в том числе и между редакциями внутри. Так, в конце 2021 г. из федерального перечня учебников едва не была выбита линейка под редакцией В. Р. Мединского: его учебник базового уровня XX – начала XXI века обвинили в «отсутствии патриотизма» и «серьезных искажениях».
Военное время способствовало окончательному прекращению конкуренции на рынке учебной литературы. Здесь совпали интересы как чиновников, которые видят в этом возможность усилить контроль над умами молодежи или отчитаться об этом, так и фактического монополиста, который окончательно устранит конкурентов и за счет государственного бюджета (федерального и региональных) заработает на перевыпуске «правильных учебников». Непосредственно для В. Р. Мединского появилась возможность усилить позиции, сделав этот проект своей новой «визитной карточкой» и залогом политического выживания. После того как в 2020 г. его сделали помощником президента, он больше не может напрямую распоряжаться бюджетами и проводить самостоятельную политику в сфере культуры, а личного политического веса не хватает, чтобы использовать все потенциальные возможности новой должности.
Единый «учебник» (его содержание заставляет использовать кавычки) отечественной и всемирной истории для 10–11 классов презентовали в начале августа 2023 г., однако вся линейка для 5–11 классов должна появиться только через год. Такая спешка напрямую указывает на политический заказ. Представленное издание вызвало волну критики в среде оппозиции и российской эмиграции. В ответ В. Р. Мединский заявил, будто его оппоненты пользовались черновой электронной версией, в то время как в печать ушла исправленная[2]. Серьезные разночтения между появившимся в Интернете макетом и изданным «учебником» так и не обнаружены. В конце августа на форуме педагогов В. Р. Мединский постарался сделать вид, будто не слышит аргументацию критиков, представив ее так, будто речь идет о разнице взглядов на содержании, а не о принципиальных разногласиях[3].
«Учебник» вызвал раздражение в Венгрии из-за оценок венгерского восстания 1956 г. Если в конце августа представитель венгерского министерства иностранных дел заявил, что правительство не согласно с предложенными интерпретациями, но не будет придавать разногласиям политический вес, то спустя некоторое время лидер ультраправой партии «Йоббик» призвал, наоборот, к активному дипломатическому давлению[4].
После того, как «учебник» начал поступать в российские средние школы, с критикой выступила Чечня. 20 сентября Российский конгресс народов Кавказа потребовал запретить его, поскольку репрессированные Сталиным кавказские народы представлены «наряду с бандеровцами, власовцами»[5]. Председатель парламента Чечни М. Даудов заявил, что по поручению Р. Кадырова, связался с Администрацией Президента и довел соответствующую позицию в т. ч. до В. Р. Мединского. Тот поспешил заверить, что изменения будут внесены.
Хотя школьные учебники и являются «привилегированными медиа» [Lässig 2009: 3], их задача – способствовать образовательному процессу, взаимодействию учителя и ученика. Созданные для конкретной цели, с учетом образовательного процесса и специфики возрастного восприятиями, они не могут воплощать «правильную» историю. Разговор о преподавании истории в школе неверно сводить лишь к содержанию учебников. Некоторые критики уделяют излишнее внимание историческому нарративу, игнорируя методический материал, организующий изучение.
В современной России преподавание истории вызывает общественный резонанс, поскольку государство намеренно политизирует этот процесс. Потому «учебник» В. Р. Мединского и А. В. Торкунова, к сожалению, имеет смысл рассматривать как продукт государственной политики памяти, отражающий взгляды ответственных лиц, какую историю надо рассказывать в школах. Повышенное внимание именно к содержанию свидетельствует о том, что этот процесс нужно сводить к усвоению обязательного материала. Перед нами отчетливая попытка сконструировать официальный исторический нарратив, пусть и ограничивающийся пока последним столетием. Это поручено людям, которые по своему опыту не имеют никакого отношения ни к школьному образованию, ни к изучению отечественной истории XX века.
В этой статье я сосредоточусь на изучении только одного «учебника» В. Р. Мединского и А. В. Торкунова «История России. 1914–1945 годы. 10 класс. Базовый уровень», оставив второй для последующего разбора. Ввиду заявлений о недостоверности электронных версий анализу подверглось печатное издание, купленное в октябре 2023 г. в книжном магазине «Библио-глобус» (Москва). Первая часть статьи будет посвящена прояснению принципов конструирования исторического нарратива об истории России 1914–1945 гг. с целью выявить продвигаемый образ истории этого периода и те ценностные представления, которые он несет. Особое внимание будет уделено стиранию граней между историческим повествованием и государственной политикой памяти, а также манипуляционным приемам. Следующие две части представляют разбор в общей сложности четырех параграфов, раскрывающих те темы, в которых я могу считать себя специалистом: русская армия в годы Первой мировой войны и нацистские преступления.
Навязываемое историческое воображение
Государство-центризм.
В. Р. Мединский и А. В. Торкунов предлагают государство-центристскую версию событий 1914–1945 гг., где история страны сведена к эволюции государственных форм по стройной линии: вызов Первой мировой – революция – установление советской власти – строительство нового общества – всеобщее единение во имя победы против нацистской Германии. Внешний мир – источник угроз, союзники – ненадежны. Общественных структур в таком воображении нет: они либо сводятся к государству, либо низводятся до действий индивидов. Все, что не вписывается, либо отсекается, либо представляется в качестве «частностей» или досадных ошибок. В. Р. Мединский и А. В. Торкунов активно используют манипулятивный прием, описанный французским семиологом Р. Бартом и названный им «прививка»: Вы частично признаете негативные явления (например, «сам факт репрессий») с тем, чтобы обесценить его и замаскировать системные проблемы [см.: Барт 2008].
История Первой мировой – это, прежде всего, история армии и государства, оказавшегося в условиях мировой войны. Революция показана преимущественно как политическая борьба за будущее страны. Прояснение партийных позиций оказывается важнее освещения общественных процессов. События Октябрьской революции показаны сухо, с акцентом на неудачи на фронте и усугубление общего кризиса. Внимание учеников не привлекается к тому, что сформированный на Второй Съезде советов Совет народных комиссаров был также временным правительством, имеющим полномочия только до Учредительного Собрания. Его разгон в январе 1918 г. подан не менее кратко: с одной стороны, упоминается применение вооруженной силы для разгона демонстраций в его поддержку, с другой –указывается, что «большая часть жителей России восприняла это событие спокойно» [Учебник. 10-й класс. С. 67].
Драматизм событий 1918–1922 гг. устранен за счет выбранного нарратива, то есть организации повествования, который в центр внимания ставит успех советской власти и тем самым заставляет его воспринимать как нечто непроблематичное. В параграфах № 6–7 выстраивается следующая последовательность пунктов: «первые декреты новой власти», «учредительное собрание», «организация власти советов», «создание новой армии и спецслужбы», «Брестский мир», «Первая Конституция России 1918 г.», «национализация промышленности», «“Военный коммунизм”», «“Военный коммунизм" в деревне», «План ГОЭЛРО». И только затем идут три параграфа собственно о Гражданской войне, которая по большей части сведена к противостоянию «белых» и «красных». Кронштадтское и крестьянское восстания перенесены вообще во 2-ю главу «Советский Союз в 1920–1930-е гг.», тем самым структурно отрываясь от Гражданской войны.
В. Р. Мединскому и А. В. Торкунову в большей степени интересно рассказать о причинах успеха советской власти: уделяя минимальное внимание радикальным идеям мировой революции, они утверждают, что большевикам «удалось убедить большинство населения в том, что именно они являются единственным защитником национальных интересов России. Кроме того, большевики сумели предложить привлекательных образ будущего – перспективу построения нового, справедливого общества» [Учебник. 10-й класс. С. 111]. Образ защитников национальной России убедителен за счет исключения интернационализма. Хотя ход боевых действий Гражданской войны показан сквозь призму «белых», авторы сосредоточивают особое внимание на их ошибках и связях с иностранными государствами. Там, где было бы адекватно обсуждение противоречий, авторы идут путем навязывания определенного подхода.
Государство-центристский нарратив развивается во 2-й и 3-й («Великая Отечественная война 1941–1945 гг.») главах. Период НЭПа представлен, с одной стороны, как ответ на тяжелейшие последствия «эпохи “великих потрясений”» и массовое недовольство политикой «военного коммунизма» [Учебник. 10-й класс. С. 156]. В центре внимания – достигнутые экономические успехи, развитие административного деления, политическая борьба и создание «нового общества».
Признание проблем подводит ученика к принятию необходимых изменений 1930-х гг.: сначала ему рассказывают про успехи индустриализации: «Ценой трудового героизма и энтузиазма населения, мобилизации всех материальных и человеческих ресурсов (включая труд заключенных системы ГУЛАГ) СССР добился экономической независимости. Советская промышленность была способно производить любой вид продукции» [Учебник. 10-й класс. С. 218]. Затем сообщают об успехах развития села в ходе коллективизации: признание ошибок, упущений, голода и жертв, не отменяет главного вывода: «коллективизация решила проблему свободной перекачки средств из аграрного сектора в промышленность, снабжения армии и индустриальных центров продуктами сельского хозяйства, а также задачу поставок хлеба и сырья за границу» [Учебник. 10-й класс. С. 227].
Глава о Великой Отечественной войне завершает эту восходящую линию: это финальный аккорд единения государства и общества, осененного победой, имеющей «всемирно-историческое значение. Своим подвигом Красная Армия заслужила признательность народов всего мира. Разгром фашизма способствовал усилению национально-освободительного движения, скорому краху колониальной системы» [Учебник. 10-й класс. С. 472].
Это простой исторический нарратив, который навязывает определенную оптику восприятия исторического развития. Она совпадает с той, которая одновременно продвигается в государственных медиа и порождает социальную аномию: если будущее всегда зависит от государственных учреждений, то собственно простой человек может просто удалиться в бытовую повседневность. Оттуда его могут, конечно, иногда выдернуть, то по обстоятельствам, которые лучше известны правителям, а значит, эти «издержки» стоит признать в качестве исторически неизбежных.
Внешний мир: угрозы и предательство.
Для В. Р. Мединского и А. В. Торкунова большую роль играет специфическое представление о внешнем мире. Внешняя политика России и СССР систематично не раскрывается, из 40 параграфов только два посвящены ей полностью (параграф № 17 «Международное положение и внешняя политика СССР в 1920-е гг.» и параграф № 27 «СССР и мировое сообщество в 1929–1939-е гг.»). Многочисленные отсылки или пункты в других тематических разделах нацелены на то, чтобы убедить: Россию неоднократно предавали и на нее нападали, ей не на кого надеяться, кроме себя и своей армии, и только тогда с нами будут считаться. Эмоционально это усиливается постоянной демонстрацией «исторических обид» – различного рода несправедливостей в прошлом и настоящем по отношении к России.
В параграфе № 2 о русском фронте Первой мировой В. Р. Мединский и А. В. Торкунов пытаются доказать, что Россия неоднократно спасала союзников, однако те лишь пользовались ею. И Германия, и Антанты в равной мере обвиняются в поддержке националистических движений в годы Гражданской войны, а также в ее разжигании: «Лишь после начала иностранной интервенции сторонников контрреволюции стал называть белыми, а на полях Гражданской войны сформировались фронты. При этом оккупанты и интервенты – вначале Германия, Австро-Венгрия и Турция. А за ними и государства Антанты – увидели в российской смуте не только опасность для себя, но и возможность поживиться за счет России [Учебник. 10-й класс. С. 89]. В конце этого параграфа авторы, описывая многообразие антибольшевистских сил, еще раз повторяют: «Наиболее активно действовали войска Антанты и Чехословацкий корпус, понявший восстание против большевиков в мае 1918 г. Значительные территории были оккупированы Германией и Османской империей. Всего в интервенции на территорию России приняли участие войска 14 государств» [Учебник. 10-й класс. С. 94].
Без прояснений международной политики большевиков, степени вовлеченности иностранных сил во внутренние дела, всех обстоятельств восстания Чехословаков (например, перехваченная телеграмма об их разоружении) – это создает образ противостояния советской России всему миру. Выражение «возможность поживиться» заменяет краткое изложение целей ключевых внешних участников, равным образом как и позиция лидеров Белого движения находит объяснение якобы в их психологии: «Многие лидеры Белого движения не замечали или не захотели замечать, что “союзники” их просто используют. Бывшие царские генералы видели в Антанте боевых друзей, в союзе с которыми они вместе воевали на фронтах Первой мировой войны. Ведь Россия столько раз выручала Западный фронт в трудные минуты!» [Учебник. 10-й класс. С. 98]. Перед нами яркие примеры мифологизации вместо попытки предложить рациональное объяснение.
Публицистический стиль явным образом унаследован из современной политической риторики. К ней же восходит и акцент на положении советских военнопленных в Польше, многие из которых погибли: «Власти Польши до сих пор отказываются признать это военное преступление», – подытоживают В. Р. Мединский и А. В. Торкунов [Учебник. 10-й класс. С. 108]. Неприемлемость такого в учебной литературе В. Р, Мединским и А. В. Торкуновым не осознается.
В параграфе о НЭПе авторы один пункт посвятили концессиям. Без приводя общих цифр, они сосредоточили внимание читателя на том, что «советская власть соглашалась на сотрудничество с иностранными компаниями только при безусловном соблюдении государственных интересов», подробно остановившись на примере «Юнкерс», который не выполнил своих обязательств [Учебник. 10-й класс. С. 160]. Внутриполитическая борьба на фоне внешней угрозы в конце 1920-х гг. предстает одной из основных причин последующего «ужесточения» политического курса [Учебник. 10-й класс. С. 182].
Рассказывая о внешней политике России 1920–1930-е гг., В. Р. Мединский и А. В. Торкунов подчеркивают ее прагматизм. Этот тезис позволяет и объяснять поддержку международного коммунистического движения (называется одним из механизмов продвижения национальных интересов), и рассказывать о «полосе признаний». Тезис о стремлении СССР создать систему коллективной безопасности в Европе дает возможность переложить ответственность за провал политики сдерживания нацистов исключительно на западные страны. Важной вехой называется «мюнхенский сговор», «пакт Молотова – Риббентропа» – вынужденной мерой, а соглашения о разделе сфер влияния – защитой интересов на территориях, «которые Россия потеряла после Первой мировой войны» [Учебник. 10-й класс. С. 284].
Высшая точка «напряжения» – Великая Отечественная война: Советский Союз провозглашается и главной жертвой (тезис о «геноциде советского народа»), и главным победителем. Пункт «Начало формирования антигитлеровской коалиции» помещен только после описания побед под Москвой и срыва планов по захвату Ленинграда, потому это дает возможным убедить ученика: Великобритания и США стали союзниками только из-за силы Красной армии [Учебник. 10-й класс. С. 335]. Авторы не отрицают значимость ленд-лиза, однако сводят его к «ускорению темпов наступления Красной Армии» [Учебник. 10-й класс. С. 362], концентрируя внимание ученика на то, что по зерну, муке и крупам он составил 2,8 % от производимого в СССР, который в свою очередь делал встречные поставки, а окончательно «долг был погашен Россией в 2006 г.» [Учебник. 10-й класс. С. 362]. Учитывая общий контекст «учебника», это также можно отнести к риторике «исторических обид».
Освещение межсоюзнических отношений усиливается на фоне описания побед Красной армии, что убеждает читателя в том, что только силой оружия СССР добился международного признания. Однако это не мешает разоблачать «подлость» союзников. Так, В. Р. Мединский и А. В. Торкунов утверждают, что Советскому Союзу не предложили присоединиться к Потсдамской декларации с ультиматумом о капитуляции Японии, ведь: «осознав неизбежность вступления Советского Союза в войну и безнадежность своего положения, Япония могла капитулировать. В этом случае американские генералы теряли возможность “испытать на людях” свое новое оружие – атомную бомбу» [Учебник. 10-й класс. С. 454].
Обратим внимание, что каждая война, в которой участвовала Российская империя / СССР, находит свое оправдание: даже потенциально минимальный вопрос об ответственности Москвы / Санкт-Петербурга не ставится. Первая мировая возникла словно сама по себе, а России ничего не оставалось, как воевать за национальные интересы. Ответственность за Гражданскую войну несут все: «белые, красные, интервенты» [Учебник. 10-й класс. С. 138], однако текст возлагает все же большую долю на первых и последних. Между пактом «Молотова – Риббентропа» и началом Второй мировой всякая связь разрывается. Более того, события 1939–1940-х гг. представлены во 2-й главе, а Великая Отечественная вынесена в 3-ю: дополнительная подстраховка на уровне структуры с целью, чтобы ученик не связывал раздел Польши и советско-финскую с «однозначно героическим и справедливым» событиям своей истории. Хотя и эти сомнительные страницы российской прошлого получают вполне однозначную трактовку. Соучастие в разделе Польши – это «возвращение» недавно утраченных территорий. Советско-финская война оправдывается традиционно: «чтобы сорвать планы Гитлера по превращению Финляндии в плацдарм для агрессии» [Учебник. 10-й класс. С. 287]. Авторы забывают указать, что ее поводом была провокация, согласно которой якобы финские военные атаковали советскую сторону. Равным образом о планах советизации Финляндии в соответствующем параграфе – ни слова. Неудачи первых месяцев сводятся лишь к недооценке, а итоги признаются однозначно позитивными: «Военно-стратегическое положение Советского Союза значительно укрепилось» [Учебник. 10-й класс. С. 288]. В. Р. Мединский и А. В. Торкунов даже не предлагают обсудить другую точку зрения, принятую в историографии: агрессия СССР, наоборот, подтолкнуло финское общество и власти к союзу с нацистской Германией.
Таким образом, внешний мир – это источник угроз и предательств, чувство обиды на других намеренно взращивается. Россия одновременно и обороняется, и отстаивает национальные интересы, и многое дает миру. Продвижение социалистической повестки, заслуги «русской» культуры и науки, освобождение от нацизма – все это должно заставить убедить ученика в том, что одновременно его страна многое дала этому миру. Потому завершая 3-ю главу, В. Р. Мединский и А. В. Торкунов используют понятие «освободительная миссия», даже не предлагаю обсудить, была ли свобода от нацизма дарованием свободы? Ведь для многих стран восточной Европы нацистская форма оккупация сменилась другими формами репрессий и зависимости.
Имперское воображение.
Превращение истории России в историю ее государственных органов способствует легитимации имперского воображения. Смысл не только в прославлении строителей империи (Романовых или советской), но и в принижении значимости тех независимых и оппозиционных процессов, которые происходили на ее территории. Поскольку сегодня российская пропаганда воображает агрессию против Украины как справедливые действия во имя возвращения «исконных», «наших» территорий, то данный «учебник» также использует определенный инструментарий для того, чтобы «чужая» история не просто была незаметной (здесь хватило бы только умолчаний), но и воспринималась нелегитимной.
Главы о Первой мировой войне удивительным образом обходят стороной одну из целей – захват Восточной Галиции, подаваемый в качестве «воссоединения с Червонной Русью». Однако на с. 20 мы обнаруживаем подпись к фотографии «Русские войска в Галиции, 1915 г.»: «Галиция – историческая территория Галицкого княжества Руси, позднее – Галицко-Волынского княжества со столицей в Галиче, затем во Львове [Учебник. 10-й класс. С. 20]. Это заставляет смотреть на Галицию как на когда-то историческую область, на которую Россия (якобы единственная наследница русских княжеств) имеет право.
Продвигая образ Великой российской революции, В. Р. Мединский и А. В. Торкунов предлагают не только объединить более известные Февральскую и Октябрьскую революцию воедино, но и расширить их до всей Гражданской войны. Для них Великая российская революция – это период в 1917–1922 гг. [Учебник. 10-й класс. С. 47]. Потому процессы, которые происходили на территории Украины, будущих Балтийских и Закавказских республик, – это часть Великой российской революции и российской Гражданской войны [Учебник. 10-й класс. С. 155]. Использование понятия «национальные окраины» вместо «бывшие имперские окраины» – намеренная манипуляция с целью воспитания имперского мышления, когда история других народов воспринимается исключительно как часть «нашей, российской, истории». Установление советской власти преподносится как нечто преимущественно непроблематичное, по крайней мере внутренне: альтернативные политические проекты на бывших западных окраинах (балтийские государства, Белоруссия, Украина) увязываются с внешней поддержкой – Германии или Антанты [Учебник. 10-й класс. С. 115–123].
Подготовку к оправданию раздела Польши в 1939 г. В. Р. Мединский и А. В. Торкунов начинают уже в конце Гражданской войны в России, а именно заявляя, что по Рижскому мирному договору «к ней переходили территории Западной Украины и Западной Белоруссии» [Учебник. 10-й класс. С. 107]. Они перетаскивают назад во времени более поздние понятия. Эта же мысль еще раз повторяется в начале параграфа № 15 об образовании СССР, причем добавляется, что Бессарабия была отторгнута Румынией, без уточнения внутренних процессов на этой территории. Финляндия, Эстония и Латвия обвиняются в отторжении ряда территорий РСФСР [Учебник. 10-й класс. С. 168].
Если территория «Западной Белоруссии» еще раньше входила в состав Российской империи (после разделов Речи Посполитой в конце XVIII века, то есть чуть более 100 лет), то значительная часть «Западной Украины» – это территория Восточной Галиции, которая в составе централизованного российского государства никогда не была [Учебник. 10-й класс. С. 107]. Это не мешает В. Р. Мединскому и А. В. Торкунову в параграфе № 28 заявить, будто в 1939 г. войска СССР «заняли» те территории, которые «были отторгнуты от России по результатам польско-советской войны 1919–1921 гг.» [Учебник. 10-й класс. С. 286]. Неоднократное повторение этого тезиса нацелено на убеждение ученика в том, что СССР «по праву» (пусть и имперскому) мог претендовать на эти территории.
Каким образом В. Р. Мединский и А. В. Торкунов делают очищают советский имперский проект от внутренних противоречий? С одной стороны, они склонны сводить историю национальной политики к изменению административно-государственных форм, что позволяет избежать вопроса о том, что реально происходило на этих территориях, исключить из них жизнь местного населения [Учебник. 10-й класс. С. 172, 237].
C другой стороны, авторы фокусируют внимание на положении русских, очищая советскую историю от интернационализма. Так, завершая разговор о Гражданской войне, они провозглашают: «С победой красных в Гражданской войне в Советской России было воссоздано российское цивилизационное пространство» [Учебник. 10-й класс. С. 139]. Принцип федерализации В. И. Ленина подвергается однозначной критики и называется «миной замедленного действия», так и последующая политика «коренизации», которая, по утверждению авторов, нанесла удар по положению русских в союзных республиках и в конечном счете способствовала распаду СССР [Учебник. 10-й класс. С. 170–173]. К этому вопросу В. Р. Мединский и А. В. Торкунов возвращаются спустя почти что 100 страниц, заявляя, что в конце 1930-х гг. перевод большинства языков народов СССР на кириллицу способствовал росту образования, а «русское население в национальных республиках, которое значительно увеличилось, также стало чувствовать себя более комфортно» [Учебник. 10-й класс. С. 237].
Орудием манипуляций становятся карты. На стр. 216–217 гг. размещена карта «Отрасли промышленности, предприятия которых были реконструированы и построены в 1926–1940-е гг.». Одним цветом закрашена вся территория СССР на 22 июня 1941 г. Западная граница на 1 сентября 1939 г. обозначена труднонаходимым пунктиром. По левую сторону от нее (то есть на насильственно присоединенных территориях) нет никаких, судя по карте, значимых предприятий. Равным образом на стр. 306 ученикам дается задание на запоминание этих территорий и связанных с ними событий. Зарубежные государства отмечены зеленым, СССР – светло розовым, занятые территории – этим же цветом, правда, помечены красной штриховкой. Тем самым ученику вменяется представление о естественности таких границ.
В. Р. Мединский и А. В. Торкунов избегают проблематизировать связь между государством и территорией, даже наоборот: если что-то когда-то было в подчинении центрального правительства в Москве или Санкт-Петербурге, то эти территории «безусловно наши». Для в высшей степени метафизических отношениях между государством и территорией люди – лишнее и необязательное звено, и совершенно неприемлемое, если они начинают ставить ребром вопрос о политических порядках.
Государственное насилие.
Заявленный подход к истории делает тему нелегитимного государственного насилия неудобной, а потому авторы стараются избегать ее и все, что кидает тень на «наших предков». Из истории Первой мировой исключены рост шпиономании, которые выливались в насилие против немцев и евреев. При этом отмечается в качестве одного из факторов Февральской революции, что «в Петрограде были отмечены случаи неповиновения войск, возмущенных решением использовать их для подавления демонстраций и приказам стрелять в толпу» [Учебник. 10-й класс. С. 38]. Оценка остается за учащимися, однако авторы «учебника» ничего не сделали, чтобы сделать этот факт предметом рефлексии.
Особенности взгляда на роль большевиков в Гражданской войне определили отношение и к «красному террору», который представлен в качестве ответа на аналогичный «белый террор». В соответствующем пункте ему уделяется основное внимание, в то время как более системный характер преступлений большевиков игнорируется [Учебник. 10-й класс. С. 105–106]. В биографической справке Ф. Дзержинского он показан лишь как глава советской спецслужбы и руководитель экономики [Учебник. 10-й класс. С. 70]. Расказачивание подано фактически как ошибка, вместо содержательного рассказа – сожаление, что эта политика «привела на сторону белых значительное количество казаков, а также часть рабочих и крестьян, недовольных введение продразвестки и резким снижением уровня жизни» [Учебник. 10-й класс. С. 94]. «Комбеды» и «продразверстка» также поданы инструментально: «объективные» причины их введения и противоречивые последствия [Учебник. 10-й класс. С. 82–83]. Сухость и «рационализм» описания изгоняют человеческие трагедии.
Сталинские репрессии 1930-х гг. нивелируются за счет того, в рамках каких тем (параграфов) они рассматриваются. В. Р. Мединский и А. В. Торкунов словно убеждают ученика: массовые преступления могут быть оправданы, поскольку они были связаны с индустриализацией и дальнейшей Победой. Понятие «сталинские репрессии» и любые его производные не употребляются. Да и фигура самого И. В. Сталина отчищается от них. Его биография появляется только в главе о Великой Отечественной войне, где он представлен в качестве одного из «главных творцов Победы <…> Ему принадлежит заслуга дипломатического закрепления результатов Победы и создания в послевоенной Европе, исключающих возможность возникновения военных конфликтов на границах СССР» [Учебник. 10-й класс. С. 315]. «Учебник» проиллюстрирован 11 фотографиями или цветными изображениями И. В. Сталина, которые задают восприятие истории 1930–середины 1940-х гг.
В параграфе № 19 «“Великий перелом”. Индустриализация» возникновение ГУЛАГа объясняется освоением природных богатства в отдаленных регионах [Учебник. 10-й класс. С. 212]. Более подробный рассказ мы встречаем спустя одну страницу в пункте № 4 «Издержки индустриализации». Упоминая без деталей тяжелое положение рабочих, труд спецпереселенцев, строительство каналов Беломор-Балтийского и Москва – Волга, а также работу «технических бюро» – «шарашек», В. Р. Мединский и А. В. Торкунов рационализируют преступную политику сталинского руководства. Да, это «издержки», но они же внесли вклад в развитие и «великий перелом». В героическом нарративе находится место всем – даже «врагам народа». Загубленные жизни – достойная цена [Учебник. 10-й класс. С. 214–215].
В следующем параграфе негативные последствия раскулачивания также представлены как издержки в целом успешной аграрной политики, а массовый голод объясняется как ошибками, так и объективными факторами. Возвратные конструкции «голод разразился» и «при этом голод не распространился на крупные города» манипулятивно снимают ответственность с властей [Учебник. 10-й класс. С. 224–225]. В общей сложности голоду уделено 11 строк, которые проиллюстрированы официозно-позитивной фотографией «Работники колхоза “Большевистский труд” молотят хлеб. Украинская ССР, 1939 г.».
Пункт про репрессии мы встречаем в следующем параграфе № 21: «Политическая система и национальная политика СССР в 1930-е гг.». Он соседствует с пунктами № 1 «Конституция 1936 г.», № 2 «Укрепление политического режима», № 4 «Массовые общественные организации» и № 5 «Национальная политика и национально-государственная политика. Тем самым навязывается представление, будто это одна из страниц истории того времени, не заслуживающая считаться особо значимой.
Репрессии получают объяснения: страх заговора в армии и удара «пятой колонны» на фоне обострившейся внешнеполитической обстановки. В. Р. Мединский и А. В. Торкунов сосредоточивают внимание на репрессированных большевиках, на составлении репрессивных списков других выделяющихся групп («участников Белого движения, бывших крупных собственников, членов небольшевистских партий» [Учебник. 10-й класс. С. 233], на рост доносительства. Даже отмечается, что «для основной массы советских людей репрессии в условиях сложной международной обстановки казались обоснованными. Миллионы простых граждан не знали и не представляли их истинного масштаба» [Учебник. 10-й класс. С. 234].
Другими словами, авторы используют целую сеть манипулятивных приемов для того, чтобы отвлечь внимание на жертвы среди действующих или бывших элит, приуменьшить значимость, набросать якобы оправдывающие элементы и завершить тем, что «жертвами репрессий» стали и их организаторы, а в конце 1950-х гг. вообще началась реабилитация осужденных. В. Р. Мединский и А. В. Торкунов избегают того факта, что под каток репрессий попали и простые люди «рабоче-крестьянского происхождения», а в некоторых случаях преследованию подвергались и представители отдельных этнических групп. В методической части ученика просят назвать причины массовых репрессий и задуматься, были ли они «закономерным следствием избранной большевиками модели социально-экономического и политического развития СССР» [Учебник. 10-й класс. С. 238]. Из 16 вопросов и 12 заданий ко всей 2-й главе (1920–1930-е гг.) ни один не затрагивает тему репрессий или другие преступления государства [Учебник. 10-й класс. С. 297–306].
Из «учебника» фактически исчезла и Катынь. В пункте «Вхождение в состав СССР Западной Украины и Западной Белоруссии» к этой теме отсылают 3 предложения. Сначала рассказывается о том, что большую часть из 250 тыс. польских военнопленных распустили по домам (что верно). Затем говорится: «Но многие из офицеров, жандармов, полицейских и чиновников были переведены в тюрьмы и лагеря», что создает образ «классовых врагов». Завершающее предложение: «Документы, опубликованные в начале 1990-х гг., указывают на то, что часть из них была расстреляна органами НКВД» [Учебник. 10-й класс. С. 287].
В. Р. Мединский и А. В. Торкунов не хотят напрямую проговорить факт военного преступления, давая простор для интерпретаций и подыгрывая отрицателям Катыни. Авторы не приводят и общую цифру убитых – более 21 тыс. человек, то есть примерно 10 % от заявленного ими количества пленных и арестованных. Над этим текстом размещена выноска, она рассказывает о «Катынском мемориале» как о месте «массового захоронения советских граждан – жертв политических репрессий, кладбища, где погребены польские военнослужащие, а также музейной экспозиции, посвященной истории российско-польских отношений и политических репрессий» [Учебник. 10-й класс. С. 287]. Даже об известном месте памяти В. Р. Мединский и А. В. Торкунов рассказывают манипулятивно: «наши» – жертвы, «поляки» – погребены.
Тема преступлений советского государства почти что исключена из истории Великой Отечественной войны, а депортации ряда народов Северного Кавказа и других регионов представлены в виде одного абзаца в пункте «Пособников оккупантов», что является фактическим оправданием этой преступной политики, пусть и названной «коллективным наказанием» [Учебник. 10-й класс. С. 351].
Единственное заметное исключение сделано для Русской православной церкви (РПЦ), преследования которой со стороны советской власти описываются довольно подробно на протяжении всего «учебника», обычно попадая в параграфы о культуре. В пункте № 4 «Отношения к Русской православной церкви» (параграф № 11–12 «Идеология и культура в годы Гражданской войны») В. Р. Мединский и А. В. Торкунов рассказывают о массовом закрытии храмов и монастырей, убийстве отдельных иерархов. Преследование мотивировано идей воспитания «нового человека», однако подчеркивается, что патриарх Тихон оставался над схваткой Гражданской войны [Учебник. 10-й класс. С. 133]. В параграфе о культуре 1920-х гг. авторы сообщают, что, с одной стороны, большевики продолжали преследовать РПЦ, а с другой – в ней возникли демократические тенденции [Учебник. 10-й класс. С. 198]. Степень давления возросла в 1930-е гг.: В. Р. Мединский и А. В. Торкунов привлекают внимание к разрушению храмов (с перечислением и фотографией подрыва Храма Христа Спасителя в Москве) и антирелигиозной пропаганде. О репрессиях против духовенства – одно предложение [Учебник. 10-й класс. С. 245]. Другими словами, внешние обряды в очередной раз оказываются важнее людей. Параграф завершается словами о том, что, несмотря на все меры, 41,6 млн человек считали себя православными в 1937 г., что логически перекидывает мост к событиям Великой Отечественной войны, где РПЦ видится одним из соучастников «общей победы», а власть ослабляет давление [Учебник. 10-й класс. С. 369–370].
Подчеркнем, что В. Р. Мединский и А. В. Торкунов не называют репрессии и государственные преступления благом, они не радикальны в этом вопросе. Им скорее не нравятся эти «черные пятна» на «блестящем мундире» империи, они их стыдятся и пытаются задним числом отмыть, апеллируя к сверхважным государственным задачам, ошибкам или сложным обстоятельствам. Фактически это переигрывание более знакомого тезиса «все неоднозначно», за которым, однако стоит идея допустимости пожертвовать гражданином (жизнью или благополучием) ради действий элит. Потому в голову авторам даже не приходит обсудить необходимость репрессий для индустриализации и, может, без них к 1939 г. страна подошла бы в лучшем состоянии?
Манипуляции с понятийным аппаратом.
Обращу внимание на нечеткое использование понятийного аппарата. В одних случаях особенности употребления указывают на попытки манипулирования, в других – на слабое понимание авторами сущности вопроса.
Относительно Первой мировой в параграфе № 1 авторы подчеркивают, что это Германия объявила войну России, в одном из вопросов к нему спрашивают о причинах вступления и таким же образом в выводах пишут: «Россия вступила в Первую мировую войну» [Учебник. 10-й класс. С. 11, 13, 25]. Тем самым подвисает вопрос: насколько вынужденным было участие России в этой войне? Какую ответственность за нее несет руководство? Вероятно, авторы сами в этом не разобрались. Также в качестве синонимичных используются понятия «русская армия» и «российская армия».
Хотя Великая российская революция (образ который продвигал В. Р. Мединский в 2017 г., к 100-летию революции) вынесена в названии нескольких параграфов и используется в тексте, специальная сноска в конце одного из них поясняет, будто этот термин уже закрепился в историографии (что не соответствует реальности), однако слово «великая» несет излишние позитивные коннотации, а потому «в тексте учебника используется сокращенный термин “Российская революция”». Обещание В. Р. Мединский и А. В. Торкунов не сдержали [Учебник. 10-й класс. С. 47, 51, 483].
«Мюнхенский сговор» идет без кавычек, выражение «пакт Молотова – Риббентропа» не употребляется, равным образом как опущена и фамилия министра иностранных дел нацистской Германии [Учебник. 10-й класс. С. 279, 281]. Зачем лишний раз напоминать о скандальных историях? Это лишний раз позволяет зафиксировать, что отправной момент Второй мировой войны связан с «плохими западными странами», а СССР в общем-то не причем. Насильственная аннексия части польских территорий называется «вхождением в состав СССР Западной Украины и Западной Белоруссии». «Вхождение» – отглагольное существительное, которое ставит эти два региона в позицию активных субъектов действия [Учебник. 10-й класс. С. 286].
Еще больше манипуляций с терминологией В. Р. Мединский и А. В. Торкунов совершают в отношении сталинских репрессий и преступлений. Массовое насилие во время раскулачивания без кавычек называется перегибами [Учебник. 10-й класс. С. 224, 302]. Эвфемизм сталинского времени принимается без критики. В «Словаре понятий и терминов» ряд терминов определяются намеренно в искаженной манере: «барак» – это всего лишь «временное, быстро возводимое, дешевое строение» (технические подробности вместо значимости образа, да и строения, для ГУЛАГ), «враг народа» – «термин римского права, предполагающий объявление лица вне закона и подлежащим безусловному уничтожению» (оправдание репрессий за счет неточной ссылки на римское право) [Учебник. 10-й класс. С. 483, 484]. Ради справедливости отметим, что такие понятия, как «лишенцы», «расказачивание, «раскулачивание» и «спецпереселенцы», также включены в словарь.
Не меньше сложностей и с определением нацистской политики уничтожения. Она и «геноцид мирного населения», и «нацистская политика геноцида», и «геноцид народов СССР», и «геноцид советского народа» [Учебник. 10-й класс. С. 339, 342, 467, 482]. Здесь нечеткость понятий отражает желание представить СССР главной жертвой нацистов при непонимании, кто именно все же был объектом уничтожения. Возникает ощущение, будто авторам просто нравится слово «геноцид». Выражение «геноцид мирного населения» – оксюморон, поскольку сама идея геноцида предполагает истребление определенных групп.
Обратим внимание на идеологически-эмоциональный язык главы о Великой Отечественной войне, который воспроизводит штампы. Противник называется и «немцами», и «фашистами», и «гитлеровцами», и «нацистами». Вопреки правилам русского языка слово «армия» в сочетании «Красная армия» пишется с большой буквы, равным образом постоянно используется понятие «Победа» (с большой буквы). План «Барбаросса» – «вероломство, помноженное на жестокость», наступающие германские армии – это «немецко-фашистские полчища», эвакуация получает эпитет «чудо» в названии соответствующего пункта. Работники советской экономики предлагают «инновационные решения» на всех стадиях производства. Пункт про сельское хозяйство выглядит боевито: «Хлеб – тоже оружие». [Учебник. 10-й класс. С. 309, 311, 355, 359]. Параграф про наступления 1944 г. назван «“Десять сталинских ударов” и изгнание врага с территории СССР». Использование советской формулировки сопряжено с грубейшей ошибкой: вплоть до 9 мая 1945 г. немцы оборонялись в Курляндии, которую считали советской территорией. Даже в выводах эта ошибка не исправлена хотя бы минимальной оговоркой [Учебник. 10-й класс. С. 415].
Человек и государство
Предлагаемый подход к истории вовсе не оставляет возможность увидеть в прошлом простого человека, с его жизненным миром, желаниями, надеждами, страданиями и внутренней свободой. История, сведенная к развитию государственных форм, очень ценит, с другой стороны, человека, если он оказывается им полезен.
Обратим внимание на тех персоналии, которые выделяет «учебник». Речь идет о выносках на цветном фоне, сопровождаемые фотографиями или памятниками. Тексты содержат биографические справки или интересные подробности. Чаще всего они идут в разделах «Честь и слава Отечества» (синий фон) и «Портрет на фоне эпохи» (красный фон), однако в других случаях тематизация отсутствует. Это я связываю с торопливостью в создании «учебника», поскольку логически сложно понять, почему генерал А. А. Брусилов [Учебник. 10-й класс. С. 20] не может попасть в первую или вторую рубрику.
В общей сложности таким образом выделены 77 человек. 16 человек можно отнести к крупным государственным деятелям (А. Ф. Керенский, В. И. Ленин (трижды), Ф. Э. Дзержинский, А. В. Луначарский, Г. Я. Сокольников, Г. В. Чичерин, А. М. Коллонтай, Н. Бухарин, А. И. Рыков, М. П. Томский, С. М. Киров, М. М. Литвинов, И. В. Сталин, Н. А. Вознесенский, П. А. Судоплатов, В. М. Молотов), еще 12 человек – к высокопоставленным военачальникам (А. А. Брусилов, Л. Г. Корнилов, А. В. Колчак, Н. Н. Юденич, А. И. Деникин, С. М. Буденный, М. В. Фрунзе, Г. К. Жуков (дважды), А. М. Василевский, К. К. Рокоссовский, И. С. Конев, М. Г. Ефремов). Если сюда добавить двух патриархов (Тихон и Сергий), то получается 30 человек, то есть 38,4 % всей выделенных персоналий представляют фактически политическое руководство.
Доля военных героев – 28 человек, или 35,8 % от общего списка. К Первой мировой относятся двое: казак К. Ф. Крючков как первый георгиевский кавалер и сестра милосердия Р. М. Иванова как совершившая военный подвиг. К Гражданской – также двое: Н. И. Махно, чей анархизм оттеняется борьбой против П. П. Скоропадского и временными союзами с большевиками, и В. И. Чапаев. К Великой Отечественной – 24 человека, то есть создающих образ сражающегося народа. Часть образов унаследована еще с советского времени, и каждая биография, почему этот человек достоин упоминания, имеет особый смысл: З. А. Космодемьянская как мученица из народа, С. А. Ковпак представляет партизан, Д. М. Карбышев – мученичество в плену, Н. И. Кузнецов – героя-разведчика, Л. М. Павличенко и В. Зайцев – снайперов, А. И. Покрышкин и И. Н. Кожедуб – авиацию, А. М. Матросов – самопожертвование в бою, А. П. Маресьев – мужество духа, когда инвалид возвращается в строй, Ц. Л. Куников – мужество в обороне (впрочем, этот подвиг был совершен на «Малой земле», где воевал Л. И. Брежнев, почему этому сюжету во время его правления страной придавали излишне большое значение).
Еще 13 человек можно назвать «новыми героями», внимание к которым привлечено в последнее десятилетие. З. Г. Колобанов подается как танкист-виртуоз, Н. Я. Киселев – партизан, спасший евреев. Х. Нурадилов сегодня прославляется как герой-чеченец, А. И. Маринеско – как герой-подводник. А. Н. Ботян нужен для того, чтобы рассказать о том, как советские разведчики спасли Краков от разрушения. Появление В. Ф. Маргелова можно объяснить только как основателя ВДВ, хотя он и был героем Великой Отечественной, отмечать его в этом контексте предстает странным.
Шесть оставшихся можно назвать «рядовыми героями», то есть попавшими в «учебник» относительно случайно, чтобы репрезентировать сам факт коллективного героизма. Трое имеют отношение к Украине: К. Ф. Ольшанский погиб за Донбасс, М. М. Магерамов отличился при форсировании Днепра, фельдшер Ф. А. Пушина пала при освобождении Киева, вытаскивая раненных из-под обстрела [Учебник. 10-й класс. С. 411, 401]. Образ украинской территории, «политой нашей кровью», значим для В. Р. Мединского и А. В. Торкунова, поскольку коррелирует с текущей агрессией и якобы историческим правом России захватить ее. Подвиги простых людей в прошлом, отдавших жизни ради победы, превращены в часть агрессивного исторического нарратива.
Подвиг П. И. Шпетного чем-то походит на подвиг «панфиловцев», а М. С. Фомин отличился уничтожением семи танков противника. Вероятно, выделение именно этих героев является своеобразным ответом Мединского критикам его поддержки мифа о 28 панфиловцах, дескать, не такой он и уникальный. Также был выделен Н. Печененко, партизан-подросток, который, согласно официальной биографии, несколько раз попадал в плен, его демонстративно казнили, однако он все равно оставался в строю, а затем был сыном полка, дошедшим до Праги [Учебник. 10-й класс. С. 449]. Украинское происхождение «учебник» не акцентирует.
Оставшиеся 20 человек – это гражданские лица, представляющие достижения в науке, культуре или искусстве. Однако и здесь они значимы для авторов только в связи с государством, о чем свидетельствует отбор фактов для кратких биографических справок. М. Горького «признали “главным пролетарским писателем”» [Учебник. 10-й класс. С. 196], И. А. Ильин (единственный эмигрант) важен как монархист и патриот [Учебник. 10-й класс. С. 197], И. А. Иоффе – как создатель уникальной научной школы, «которая позволила вывести советскую физику на мировой уровень», в чем смысл этой школы, кроме мировой славы, остается непонятным [Учебник. 10-й класс. С. 200]. А. Стаханов и П. Ангелина – примеры ударников [Учебник. 10-й класс. С. 211, 212], также вышедшие из сталинской пропаганды. П. Д. Осипенко – летчица-рекордсменка. С. С. Прокофьев – не только автор ряда произведений, но и шестикратный лауреат сталинской премии [Учебник. 10-й класс. С. 257]. В биографии В. С. Вишневского подчеркивается, наоборот, его участие в Первой мировой как подростка-героя [Учебник. 10-й класс. С. 260]. На этом фоне довольно взвешенной выглядит только биография Н. И. Вавилова, где упоминается и его арест по ложному доносу [Учебник. 10-й класс. С. 248].
11 человек помещены в раздел Великой Отечественной войной. В биографии М. Т. Калашникова, оружейника, подчеркивается, что он автор самого популярного стрелкового оружия в мире. В биографию изобретателя советского аналога пенициллина З. В. Ермольевой упомянули установку памятника в 2022 году (один из проектов РВИО). И. В. Курчатов важен военными и атомными разработками [Учебник. 10-й класс. С. 422], А. П. Гайдар –воспитанием юношества в героическом духе и своей гибелью на фронте [Учебник. 10-й класс. С. 424], А. В. Александров – создатель гимна и музыки к «Священной войне», под которую уходили эшелоны. Р. Л. Кармен – военными кинолентами. Д. Д. Шостакович – 7-й Симфонией, ставшей «памятником подвигу Ленинграда» [Учебник. 10-й класс. С. 426], С. В. Михалков – военкор и автор текста гимна [Учебник. 10-й класс. С. 427], М. А. Шолохов, К. М. Симонов и А. Т. Твардовский представлены отрывками их своих военных произведений.
Пять параграфов о культуре, науке и искусстве неизменно начинаются с рассказа об успехах государственных преобразований, только после которых рассказывается о выдающихся деятелях в этой сфере. Показательно превращение этих смысловых блоков – в простые перечни фамилий, без указания заслуг. Так, в параграфе №№ 11–12 «Идеология и культура в годы Гражданской войны» упомянуты 8 ученых, то только у 2-х выделены заслуги [Учебник. 10-й класс. С. 129]. Из деятелей культуры 13 просто перечислены, еще у 6 названы произведения. В параграфе № 18 «Культурное пространство советского общества в 1920-е гг.» заслуги и достижения 11 ученых непонятны (проговорены хотя бы частично у 5). Среди деятелей искусства: у 15 названы произведения, 3 человека просто упомянуты, достижения лишь 4 деятелей более-менее представлены [Учебник. 10-й класс. С. 201–203]. В пункте «Достижения отечественной науки в 1930-е гг.» 16 ученых привязаны только к сферам деятельности (достижения не указаны), у 3 сфера научных интересов уточнена и лишь об 1 человеке (Н. И. Вавилове) рассказано более подробно [Учебник. 10-й класс. С. 247–249]. Из следующего параграфа про советское искусство 1930-х гг. ученик узнает о самом факте существования 73 человек, еще 41 деятеля представлены с произведениями, и лишь о 6 говорится более-менее подробно [Учебник. 10-й класс. С. 254–260].
Превращение истории науки, культуры и искусства в бессмысленные перечни не является исключительной особенностью только рассматриваемого «учебника», однако В. Р. Мединский и А. В. Торкунов наследуют этому подходу в полной мере.
Визуальный образ эпохи.
Иллюстративный материал – фотографии и художественные картины – не просто иллюстрируют «учебник», делая его визуально интереснее и привлекательней. Они притягивают внимание, фокусируют его на определенных сюжетах или процессах. С. Зонтаг в свое время обратила внимание на тесную связь фотографий с тем, как общество воспринимает и запоминает военные события [Сонтаг, 2014]. Безусловно, эта логика действует и при обращении к невоенным сюжетам.
В «учебнике» В. Р. Мединского и А. В. Торкунова всего использованы 278 различных изображений (не считая карт). Прежде всего, меня интересовало: доминируют ли изображения власти, общественности или простых людей? Это официально-парадные или жанровые фотографии? Насколько эти изображения передают общественные процессы? Словом, какой визуальный образ эпохи будет доминировать. В «учебнике» рассматриваются одновременно две мировые войны, революция и Гражданская война, потому перекос в сторону военной тематики предопределен.
В итоге я могу выделить четыре доминирующие группы иллюстративного материала: фотографии или реже официальные портреты правителей, военачальников, политиков и высших руководителей – 59 изображений (21,2 %), пропагандистские плакаты – 48 (17,2 %), фотографии современных памятников и парадов – 28 (10 %). Художественных картин в жанре социалистического реализма также 22 (7,9 %). Выделение последних в отдельную группу оправдано, поскольку этот стиль предполагает поэтизацию и мифологизацию советской власти, то есть перед нами вид политически нагруженного, пропагандистского искусства. Другими словами, 56,3 % всего изобразительного материала напрямую изображают либо саму власть, либо то, какой образ реальности она несет через агитацию, искусство и коммеморацию. 11 изображений И. В. Сталина и 8 изображений В. И. Ленина задают визуальный образ политика этого периода.
Визуальный ряд эпохи политико-милитаристский, однако достаточно отлакированный. Военных фотографий 64, а если добавить репродукции 6 картин (не из соцреализма) – 70 (25,1 %), это фактически четверть всего иллюстративного материала, которые отражает не властно-пропагандистскую сторону военных событий. Однако из 21 индивидуальной фотографии или портрета – 20 парадных. Еще 4 военных парада, 12 предметов (техника и ордена), и окажется, что собственно на повседневность войны претендуют 28 фотографий (из них 14 жанровых на фронте и 10 – в тылу). К ним я добавляю и 3 фотографии разрушенных городов (Великая Отечественная).
Гражданский мир показан еще более скупо: 44 фотографии, а если к ним добавить 7 картин, то получается 51 изображение (18,4 %), репрезентирующее мирную, гражданскую жизнь. Из них 14 парадных фотографий деятелей науки и культуры в соответствующих параграфах, еще 17 жанровых фотографий, в основном 1920–1930-х гг., также подчиненных строгим законам производства.
Отдельно замечу, что в качестве иллюстрации В. Р. Мединский и А. В. Торкунов выбрали только 1 (одно) изобретение: схематическое устройство аэроплана К. Циолковского.
Визуальный ряд отражает общую идеологию «учебника»: история России – это эволюция государства и тех, кто ему служит, при игнорировании общества как независимой структуры. Ученик приучается смотреть на власть или глазами власти, прошлой или нынешней. Незначительное количество репродукций художников авангарда, фотографий фронтовой повседневности и одна фотография голодающей семьи из Поволжья вплетены в этот визуальный контекст и принципиально его не меняют.
[1] Связанная с Аркадием Ротенбергом компания сохранила долю в группе «Просвещение» // Forbes. 2023. 13 окт. URL: https://www.forbes.ru/milliardery/498269-svazannaa-s-arkadiem-rotenbergom-kompania-sohranila-dolu-v-gruppe-prosvesenie (дата обращения: 30.10.2023). [2] Мединский и Кравцов представили новый учебник истории для старшеклассников // Ведомости. 2023. 8 авг. URL: https://www.vedomosti.ru/society/articles/2023/08/08/988994-medinskii-i-kravtsov-predstavili-novii-uchebnik-istorii (дата обращения: 29.10.2023). [3] Владимир Мединский выступил на Форуме педагогов Подмосковья // Российское военно-историческое общество. 2023. 22 авг. URL: https://rvio.histrf.ru/activities/news/vladimir-medinskij-vystupil-na-forume-pedagogov-podmoskovya (дата обращения: 29.10.2023). [4] В Венгрии не согласны с изложением событий 1956 года в новом российском учебнике истории // ТАСС. 2023. 30 авг. URL: https://tass.ru/obschestvo/18620701 (дата последнего обращения: 29.10.2023); Лидер фракции «Йоббика» призывает правительство требовать от РФ отозвать и переписать учебник Мединского // GuildHall. 2023. 12 сент. URL: https://ghall.com.ua/2023/09/12/lider-fraktsii-jobbika-prizyvaet-pravitelstvao-trebovat-ot-rf-otozvat-i-perepisat-uchebnik-medinskogo (дата обращения: 29.10.2023). [5] В Чечне заявили об изменении главы учебника истории о репрессированных народах // Ведомости. 2023. 23 сент. URL: https://www.vedomosti.ru/society/news/2023/09/23/996785-chechne-raskritikovali (дата обращения: 29.10.2023).
"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.