Ванг Э. Рец: Bella Grigoryan. Noble Subjects: The Russian Novel and the Gentry, 1762–1861. DeKalb: Northern Illinois University Press, 2018. xii + 189 pp. ISBN 978-0-87580-774-4.
Авторизованный перевод рецензии, опубликованной в Pushkin Review/Пушкинский вестник 21: 225–27, 2019.
Аннотация: В исследовании Беллы Григорян доказывается, что «великий русский роман» возник в контексте социальных изменений, последовавших за отменой в 1762 году требования Петра I об обязательной службе для российского дворянства. После изменения закона дворяне по-прежнему считали, что служат государству, но под службой они с тех пор стали понимать не только занятие земледелием в своих поместьях, но также параллельное с землевладением ремесло писателя. Именно в этом контексте, утверждает Григорян, в России развивалась публичная сфера, хотя она во многом отличалась от той, что согласно концепции Юргена Хабермаса была построена на основе буржуазной культуры. Дворянство Российской империи создало публичную сферу, в которой художественная литература уникальным образом заняла привилегированное положение. Григорян анализирует ее развитие в контексте других жанров, включая переписку, практические пособия по агрономии и журналистику.
Ключевые слова: дворянство, русская литература, публичная сфера, Александр Пушкин, Лев Толстой.
Автор: Ванг Эмили, профессор-ассистент Университета Нотр-Дам (Индиана, США), сотрудник Института европейских исследований имени Нановича (Nanovic Institute for European Studies), аффилированный сотрудник Инициативы по изучению расы и стойкости (Initiative for Race and Resilience). Email: ewang3@nd.edu
Wang E. Bella Grigoryan. Noble Subjects: The Russian Novel and the Gentry, 1762–1861. DeKalb: Northern Illinois University Press, 2018. xii + 189 pp. ISBN 978-0-87580-774-4.
Abstract: Bella Grigoryan’s 2018 study argues that the “great Russian novel” arose in the context of the social changes that followed the 1762 abolition of Peter I’s service requirement for the Russian nobility. After the law changed, nobles still understood their role as serving the state, but the type of service could be different: they could be useful to the Empire as relatively independent landowners, or even in the somewhat parallel occupation of the writer. It was in this context, Grigoryan argues, that Russia developed a public sphere, albeit one quite different from one built around bourgeois culture that Jurgen Habermas famously theorized one. Instead, the Russian Empire’s nobility developed a public sphere that uniquely privileged the development of prose literature, which Grigoryan analyzes in the context of other genres of writing, including letters, advice literature, and journalism.
Keywords: nobility, Russian literature, public sphere, Alexander Pushkin, Leo Tolstoy
Corresponding author: Wang Emily, PhD, Assistant Professor of Russian at the University of Notre Dame (Indiana, USA), Faculty Fellow at the Nanovic Institute for European Studies; Faculty Affiliate, Initiative for Race and Resilience. Email: ewang3@nd.edu
На обложке книги «Благородные подданные» изображен Лев Толстой, пашущий поле, подобно тому, как это делал его герой Константин Левин в романе «Анна Каренина». В какой-то степени рецензируемая работа, которая начинается и заканчивается Толстым, предлагает глубинную историю этого образа, показывая, как изменялась роль дворянина-землевладельца после того, как отмена в 1762 году обязательной службы, установленной Петром I, сделала возможным полноценное занятие земледелием. Григорян опирается на огромный материал. Он включает хорошо изученных канонических авторов (помимо Толстого, это Александр Пушкин, Николай Гоголь и Иван Гончаров), а также значительные литературные фигуры, которым уделялось меньше внимания в западной славистике (Николай Новиков, Андрей Болотов, Николай Карамзин, Фаддей Булгарин, Сергей Аксаков). Также рассматривается множество дополнительных материалов, включая пособия по земледелию, рекомендательную литературу и журнальные публикации по теме. В результате получилась захватывающая история взаимосвязи между дворянским самосознанием, ограничениями и успехами развития публичной сферы Российской империи и подъемом русского романа.
В XVIII веке права российского дворянства были значительно расширены, включая право не служить и жить в своих поместьях. Однако Жалованная грамота дворянству 1785 года и последующие поправки в нее, внесенные преемниками Екатерины II, не достаточно четко формулировали, в чем именно состоят эти свободы. Поэтому «дворянские права и дворянский статус не понимались в качестве незыблемых» (p. 12). В связи с этим одним из главных вопросов русской литературы XVIII и XIX веков, по мнению Григорян, было изменение статуса русского помещика. С одной стороны, его работа в своем имении могла служить государству с не меньшей пользой, чем предписанная Петром обязательная служба, так как сельское хозяйство занимало центральное место в экономике страны и помещики часто считали себя ответственными за управление землей и крестьянами. С другой стороны, жизнь в поместье давала определенную независимость, напоминая дворянам, что их привилегированное положение является сдерживающим фактором для императорской власти. Благодаря этому тонкому балансу возникла уникальная для России форма гражданского общества, которая включала «полуавтономные сферы деятельности, поддерживаемые государством или работающие в сотрудничестве с ним», начиная «от прессы и заканчивая дворянскими собраниями» (p. 9).
Императорская Россия не вписывалась в буржуазную модель публичной сферы, предложенную Юргеном Хабермасом. Григорян показывает, что даже в самодержавном государстве без значительного среднего класса и при отсутствии полностью независимого дворянства публичная сфера, тем не менее, все же существовала. И немалую роль здесь играли произведения литературы, которые могут казаться совершенно аполитичными, сосредоточенными на, казалось бы, частном пасторальном образе жизни. Тем не менее, они вносили важный вклад в разговор о гражданских правах и обязанностях помещиков. Автор обнаруживает тесную связь между русской классикой и нелитературными текстами. Григорян показывает, что появление в XVIII веке журналов и полупубличных писем позволяло распространять в обществе особый идеал гражданской зрелости благородного сословия (noble manhood). Неоконченные прозаические произведения Пушкина, по мнению автора, проливают свет на его опасения по поводу падения статуса дворянства. Далее следует интригующее прочтение булгаринского бестселлера «Иван Выжигин» как пропаганды дворянского идеала, сформулированного в практических пособиях, предназначенных для дворян среднего уровня образования и достатка, которые иногда писал и сам Булгарин. Григорян показывает, как проповедуемый Булгариным дворянский идеал повлиял на гоголевские «Мертвые души» и их незаконченное продолжение. Для этого она привлекает доверенность об управлении имением, которую Гоголь выдал своей матери. Далее исследовательница интерпретирует знаменитую трилогию Гончарова («Обыкновенная история», «Обломов» и «Обрыв») как серию романов воспитания (Bildungsromane), в которых сопоставляются преодолевающий трудности русский дворянин и его трудолюбивый западный буржуазный эквивалент. Показывается, что подобные тексты действительно способствовали формированию дворянской идентичности. Тонко замаскированная под роман автобиография Сергея Аксакова «Детские годы Багрова-внука» прослеживает развитие самосознания главного героя именно через чтение. В заключении Григорян на примере Толстого возвращается к более широкой проблематике русского романа XIX века.
Весьма интересны главы о Пушкине («Неоконченное дворянство Пушкина», где рассматриваются «Роман в письмах», «История села Горюхина» и «Дубровский») и Булгарине («Булгаринские помещики и публика», посвященная роману «Иван Выжигин», а также булгаринской и болотовской рекомендательной литературе). Представления Пушкина о дворянской идентичности, особенно его часто выражаемое негодование по поводу эрозии дворянских привилегий и подъема «служилого дворянства», играют важную роль на протяжении всего столетнего разговора о статусе дворянства, который рассматривает Григорян. Точка зрения поэта становится ориентиром для других мыслителей. В Заключении рассматривается расширенный интертекстуальный диалог Толстого с незаконченным фрагментом Пушкина «Гости съезжались на дачу», который содержит размышления об «упавшем в неизвестность» старинном дворянстве, что повлияло на замысел «Анны Карениной».
Небольшая книга легко читается. Прекрасно составленный указатель помогает быстро найти необходимую информацию. К немногим недостатком рецензируемой работы я бы отнесла тот факт, что в «Благородных подданных» лишь мельком затрагивается гендерная природа русского дворянского землевладения. Хотя известно, что существовали и женщины-помещицы, сведения о них, похоже, мало проникали в публичную сферу и в литературу того времени. Анна Сергеевна Одинцова из тургеневских «Отцов и детей», к сожалению не рассматриваемая в этой книге, могла бы стать интересным исключением. А будущие исследователи могут задаться вопросом, появляются ли женщины-помещицы в романах русских писательниц XIX века? Григорян справедливо полагает, что для ответа на этот вопрос необходимо проделать большую работу по изучению того, как гендер формировал сельскую дворянскую культуру (p. 25). Это не единственное направление будущих исследований, на которое может вдохновить данная книга. Григорян представляет свою работу с точки зрения истории литературы и журналистики, а также истории публичной сферы. Но те, кто интересуется экологическими проблемами (идеями XVIII и XIX веков об управлении землей как общественным благом) и политической историей России (изменением позиций древнего дворянства и служилого дворянства), также найдут здесь много пищи для размышлений.
"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.