Подосокорский Н.Н. О «Краткой истории Франции» Джона Норвича. Рец.: Норвич Дж. Краткая история Франции / Пер. с англ. О.В. Строгановой. М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2020. 480 с.: ил.
Рецензируемая книга британского историка Джона Норвича (1929-2018) написана в жанре научно-популярной «краткой истории», рассчитанной на самого массового читателя. В небольшой книге Норвич пытается изложить «всю историю» Франции от Битвы при Алезии (52 г. до н.э.) до завершения Второй мировой войны. Главным образом, речь в книге идет о политической истории страны, а точнее – о достижениях и провалах правителей Франции и основных военных конфликтах.
Ключевые слова: Джон Норвич, Франция, национальная история, политическая история, Карл Великий, французская монархия, Людовик XI, Людовик XIV, Людовик XVI, Максимильен Робеспьер, Наполеон I, Шарль де Голль.
Сведения об авторе: Подосокорский Николай Николаевич – кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Научно-исследовательского центра «Ф.М. Достоевский и мировая культура» ИМЛИ РАН, первый заместитель главного редактора журнала «Достоевский и мировая культура. Филологический журнал» ИМЛИ РАН (Великий Новгород);
Контактная информация: n.podosokorskiy@gmail.com
Podosokorsky N.N. About John Norwich's «A Brief History of France». Review: Норвич Дж. Краткая история Франции / Пер. с англ. О.В. Строгановой. М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2020. 480 p.
Abstract. The reviewed book by the British historian John Norwich (1929-2018) is written in the genre of popular science "short history", designed for the most popular reader. In a small book, Norwich tries to outline the "whole history" of France from the Battle of Alesia (52 BC) to the end of the Second World War. The book is mainly about the political history of the country, or rather about the achievements and failures of the rulers of France and the main military conflicts.
Keywords: John Norwich, France, national history, political history, Charlemagne, French monarchy, Louis XI, Louis XIV, Louis XVI, Maximilien Robespierre, Napoleon I, Charles de Gaulle.
About the author: Nikolay Nikolayevich Podosokorsky, PhD in Philology, Senior Researcher, A.M. Gorky Institute of World Literature of the Russian Academy of Sciences, First Deputy Editor-in-Chief of Dostoevsky and World Culture. Philological journal (Veliky Novgorod, Moscow, Russia).
Жанр краткой научно-популярной национальной истории сегодня весьма востребован массовым читателем, который хочет получить по прочтении одной книги общее представление о крупной эпохе или целой стране. Такие труды важны и для сверки общей оценки больших событий и продолжительных процессов профессиональными историками. За последние годы на русском языке было выпущено более десятка подобных обзорных книг, посвященных одной только Франции (большинство из них новые, но часть являются переизданиями или переводами старых работ): «История Франции» М.Ц. Арзаканян, А.В. Ревякина, П.Ю. Уварова (Дрофа, 2005); «История Франции для юных» Г. Гизо (Б.С.Г.-Пресс, 2006); «История Франции» Й. Литтлвуда (АСТ: Астрель, 2008); «История Франции» М. Ферро (Весь Мир, 2015); «История Франции» А. Трануа, Э. Карпантье, Ф. Лебрена, Ж. Карпантье и Ж.-М. Майера (Евразия, 2017); «История Франции с древнейших времен до Версальского договора» У.С. Дэвиса (Центрполиграф, 2018); «Первые лица Франции: от Генриха IV до Эмманюэля Макрона» П.П. Черкасова (КМК, 2019); «Социально-экономическая история Франции» А.Г. Худокормова (ИНФРА-М, 2020); «Франция. Полная история страны» С. Нонтэ (АСТ, 2020); «История Франции» А. Моруа (КоЛибри, 2021); «История Франции. Города, события, люди» Т. Богоявленской (Грифон, 2022) и др.
В этом ряду стоит и работа Джона Джулиуса Купера, 2-го виконта Норвича (1929-2018), члена Палаты лордов британского парламента, сына первого лорда Адмиралтейства (1937-1938) и посла Великобритании во Франции (1944-1948) Даффа Купера. Его однотомная история Франции впервые вышла в 2018 году, став своего рода итогом его продолжительной научной и просветительской деятельности. В ней отражены и его более специальные научные исследования по отдельным периодам, и личный опыт посещения им Франции в разные годы. Как признается автор: «Я завершаю эту книгу окончанием Второй мировой войны, потому что, если описываю факты, которые помню по собственной жизни, уже не ощущаю, что пишу историю» (с. 474).
Книга написана весьма увлекательно и дает самое общее представление об основных перипетиях политической истории Франции, хотя автор в духе старой традиции больше внимания уделяет жизни правителей – королей, императоров, вождей революции и президентов. Соотношение объема текста двадцать одной главы, расположенных в строгом хронологическом порядке, хорошо демонстрирует предпочтения автора. Так, Карлу Великому посвящено всего 5 страниц, королю Франциску I – 24 страницы, а Наполеону III – 30 страниц. В прологе Норвич делится воспоминанием о том, как 6 июня 1947 года он познакомился на фуршете с легендарным генералом Шарлем де Голлем и съел яблочный пирог с тарелки последнего, усыпанной пеплом от сигареты: сын британского посла опоздал на прием, и это была единственная оставшаяся еда, а он был жутко голоден. «Для меня будет честью съесть генеральский пепел», - сказал голодный юноша к веселью окружающих (с. 15).
Норвич старается сделать свое повествование нетривиальным, личным и эмоционально окрашенным, и у него это получается. Вот как он описывает венчание Карла Великого императорской короной в Риме в 800 году: «Историки давно обсуждают, была ли императорская коронация совместно спланирована Львом и Карлом или явилась для короля франков неожиданностью. Из этих двух вариантов второй представляется значительно более вероятным. Карл никогда не выказывал стремления утверждать свой статус и всю оставшуюся жизнь продолжал величать себя королем франков и лангобардов. А еще больше он не хотел иметь никаких обязательств перед папой, поэтому есть все основания верить, что Карл действительно пришел в ярость, когда оказалось, что его сделали ответственным и за церковь. Лев же, напротив, создавал ключевой прецедент. Короновав Карла, он акцентировал, что и империя, и император Карл являются его созданием. Мир не мог ошибиться: именно папе, и только папе, император обязан своим титулом» (с. 36-37).
Ряд проходных замечаний в книге раскрывают и своеобразное представление об отношении автора к возрасту в Средние века. Так, он называет 32-летнего Карла Великого «молодым человеком» (с. 35), при этом далее подчеркивает, что император Священной Римской империи Максимилиан I, которому «перевалило за пятьдесят» – это «старый человек по тем временам» (с. 172). Как видим, между молодостью и старостью «по тем временам» проходило совсем немного лет.
Взгляд Норвича на историю сложно назвать гуманистическим, для него не стоит вопроса: что важнее – укрепление мощи государства или «слезинка ребенка» (по Достоевскому). Главу «Всемогущий паук. 1453-1483», посвященную Людовику XI (король Франции в 1461-1483 годах), он завершает характерными словами: «Он не был, по любым меркам, хорошим человеком; однако он сделал Францию более сильной, более безопасной и лучше управляемой, чем когда-либо в ее истории» (с. 151). Здесь можно увидеть торжество принципа «цель оправдывает средства», тем более что автор нисколько не пытается обелять Людовика XI и используемые им методы для укрепления королевской власти: «Он не делал ни малейших усилий, чтобы вызвать любовь своих подданных. Он обкладывал их немилосердными налогами и нередко проявлял ужасающую жестокость. Филипп де Коммин описывал деревянные клетки площадью всего восемь квадратных футов [0,74 м2], в которых он держал своих врагов, иногда годами» (с. 151). Можно ли при помощи ужасающей жестокости построить мир всеобщего счастья? Последующая история Франции с новыми кровопролитными войнами и разнообразными мятежами является лучшим ответом на этот вопрос.
Неприятно поражает в книге смакование автором физических «недостатков» своих героев – по большей части, это касается женщин, ставших волею обстоятельств женами и любовницами французских королей. Так, о жене Карла VIII – Анне Бретонской – сообщается, что «она не отличалась красотой, к тому же сильно хромала» (с. 154). Жена Франциска I – Элеонора Австрийская – описана куда подробнее: «Высокая и нездоровая, с тяжелой выступающей челюстью, характерной для Габсбургов, и полным отсутствием индивидуальности. Одна ее фрейлина впоследствии сообщила, что “в раздетом виде сверху она выглядит великаншей, настолько длинный и крупный у нее торс, а снизу – карликом, настолько коротки ее бедра и ноги”. Говорили, что еще за три года до бракосочетания с Франциском она растолстела, лицо расплылось и покрылось красными пятнами» (с. 170). О жене Генриха IV – Марии Медичи – также читаем: «В свои двадцать восемь лет дородная бедняжка Мария выглядела, как персонаж с полотен Рубенса (он и на самом деле ее рисовал). К этому возрасту она уже имела значительный лишний вес, и при дворе ее звали “толстой банкиршей”» (с. 206). О супруге Людовика XIV – Марии Терезии – узнаем из приводимой автором цитаты Нэнси Митфорд: «Ее нельзя назвать привлекательной, у нее были короткие ноги и черные зубы, потому что она ела слишком много шоколада и чеснока» (с. 226). Досталось и первой официальной фаворитке Короля-Солнце – Луизе де Лавальер: «Одна нога у нее была короче другой, но специально изготовленная обувь скрывала этот недостаток» (с. 227). Про супругу Людовика XV – Марию Лещинскую – на этапе подготовки их брака говорится немногим лучше: «одна из самых бедных (и, как уверяют, уродливых) кандидаток» (с. 244).
Многочисленные указания на физическое несовершенство королев компенсируется в книге подробным описанием чревоугодия королей. Например, Людовик XIV съедал «четыре тарелки разного супа, целого фазана, зафаршированную трюфелями куропатку (или утку, или цыпленка), много салата, кусок баранины, два хороших ломтя ветчины, блюдо разнообразной выпечки, свежие фрукты, компоты и варенья» (с. 235). А Людовик XVI однажды утром, перед тем как спуститься в конюшню, съел «четыре отбивных котлеты, цыпленка, полную тарелку ветчины, полдюжины яиц и выпил полторы бутылки шампанского» (с. 255). Последний, по замечанию Норвича, «относился к тем людям, на которых одежда, несмотря на все усилия лучших портных, всегда плохо сидит; говорят, что, ковыляя по дворцу, он выглядел скорее как крестьянин, а не как король» (с. 255).
Все эти сугубо внешние подробности вряд ли помогают нам понять подлинный ход сложных исторических процессов и не столько очеловечивают, сколько расчеловечивают повествование, но зато, несомненно, содействуют массовому интересу к книге (Норвич имел большой опыт в части работы на телевидении и хорошо понимал, как можно привлечь и удержать внимание массовой аудитории за счет обилия пикантных «фактов» такого рода).
Любопытно ироничное наблюдение автора о «негативной роли» тенниса в истории Франции. «Теннис – в своем первом варианте jeu de paume — всегда был опасной игрой для французской монархии. Людовик X умер после игры в мяч; Карл VIII скончался, посмотрев игру, и старший сын Франциска дофин Людовик оставил сей мир в августе 1536 г., освежившись холодной водой в конце матча» (с. 192). Даже начало Французской революции в 1789 году было ознаменовано тем, что члены распущенного королем Национального собрания не захотели подчиниться и перебрались «в jeu de paume, большой зал для игры в мяч, который находился рядом, где принесли клятву “не распускаться и собираться в любом месте, которое могут определить обстоятельства, пока не будет разработана конституция”» (с. 267).
В целом Норвич более подробно останавливается на войнах и интимной жизни монархов, тогда как о создании Французской академии кардиналом Ришелье (с. 215) или об утверждении Гражданского кодекса при Наполеоне I (с. 334) он отделывается лишь несколькими дежурными фразами. И всё же порой британский виконт даже через войны выходит в подлинное человеческое измерение. Особенно это прослеживается в описании им битвы при Сольферино – крупнейшем сражении Австро-итало-французской войны 1859 года: «Бои, в основном рукопашные, начались рано утром и продолжались почти весь день. Только к вечеру, потеряв около 20 000 солдат из-за проливного дождя, Франц Иосиф приказал отступать за реку Минчо. Но это опять была одна из пирровых побед: французы и пьемонтцы потеряли в боях немногим меньше, чем австрийцы, а после сражения в войсках произошла вспышка лихорадки (по всей видимости, эпидемия сыпного тифа), унесшая еще тысячи жизней с обеих сторон. Картины кровавой бойни произвели глубочайшее впечатление на молодого швейцарца по имени Анри Дюнан, который участвовал в оказании помощи раненым. Через пять лет этот страшный опыт приведет его к созданию международной медицинской организации Красный Крест» (с. 388).
Не пытается автор и оправдывать террор времен Французской революции политической целесообразностью, показывая абсурдность захлестнувшего страну насилия: «Всю осень и зиму продолжался террор. В Париже казнили 3000 человек, в провинциях – 14 000. Многие обвинения граничили с абсурдом. Например, в Общем списке осужденных читаем: “Генриетта Франсуаза де Марбёф… осуждена за надежды на приход австрийских и прусских войск”, “Франсуа Бертран… осужден за поставку защитникам страны кислого вина, вредного для здоровья”, “Мари Анжелика Плезан, швея из Дуэ, осуждена за крики, что она аристократка и "ее не волнует народ "”». Все они были “приговорены к смертной казни в Париже, приговор приведен в исполнение в тот же день”» (с. 298). Более того, Норвич вскрывает лицемерие революционных вождей: «Постоянная работа гильотины продолжалась до конца июля со скоростью примерно тридцать ударов в день. К этому времени уже менее 10 % жертв составляли аристократы, оставшиеся (примерно 85 %) были членами так называемого третьего сословия. Сам Робеспьер ни разу не присутствовал на казни. Странным образом он по-прежнему заявлял, что осуждает эту практику, потому что она делает людей более жестокими. Однако замедлить набранный темп было невозможно. “Если мы остановимся слишком скоро, – утверждал Робеспьер, – то умрем. Если сейчас ликвидировать революционное правление, завтра будет ликвидирована свобода”» (с. 301). Согласно приводимым автором данным, «общее количество казненных на гильотине в тот период – 16 594 человека, 2639 из них были казнены в Париже. Еще 25 000 человек погибли в других французских городах, 96 % в ноябре и после ноября 1793 г.» (с. 301).
Странно, но Норвич при этом считает Максимильена Робеспьера «самым честным» из всех вождей революции (с. 305), хотя это больше говорит не о его честности, а о нечестности других. В целом портрет Робеспьера вызывает, скорее, отвращение: «Хотя в целом его уважали и даже рассматривали с восхищением, он никогда не был популярной личностью; а теперь его откровенно боялись. При нем Франция превратилась в полицейское государство. 10 июня по его настоянию приняли новый ужасающий законодательный акт – Закон от 22 прериаля II года Республики, разрешивший казнить на основании одних подозрений. Адвокаты защиты и свидетели отменялись, как и допросы обвиняемых, которые “просто сбивали с толку судей”. Стало небезопасно обсуждать политические вопросы в общественных местах. И люди начали задаваться вопросом: насколько действительно необходимо все происходящее?» (с. 302).
Удивительно, но к фигуре Наполеона Норвич остался относительно равнодушен: посвященную эпохе Консульства и Первой империи главу трудно назвать хорошо проработанной (с гораздо большим вкусом и более подробно Норвичем описана Вторая империя Наполеона III). Как английский патриот, автор более-менее проникновенно рассказывает о поражении Франции в битве при Ватерлоо – этому сражению посвящены две страницы, тогда как всему Московскому походу 1812 года отведено менее одной. Авторские примечания в книге нередко бывают интереснее основного текста. Так, рассказывая об удивительном возвращении Наполеона с острова Эльба в Париж, историк отмечает, что «мы до сих пор можем повторить каждый шаг его маршрута. Дома, в которых император останавливался на ночь, по-прежнему стоят на своих местах, и каждый отмечен мемориальной доской» (с. 328). Эта, казалось бы, мало значительная ремарка, на мой взгляд, как нельзя лучше характеризует отношение французов к своей исторической памяти.
Одна из самых ярких и с большой любовью написанных глав (она же и самая большая в книге!) – «Сфинкс без загадки. 1852-1870», посвященная Второй империи Наполеона III. Из нее можно узнать, что одной из причин, почему великие державы допустили объединение Германии канцлером Бисмарком, было сильное неудобство для путешественников, вынужденных пересекать множество государственных границ. «Германия нуждалась в объединении даже больше, чем Италия. – пишет Норвич. - В начале XIX в. путешествующий из Брауншвейга в Париж должен был пересекать двадцать две границы – шести герцогств, четырех самостоятельных епископств и одного вольного города. Количество этих крошечных государств менялось, в максимуме оно доходило до 348. Наполеон I сократил их до пары дюжин, но Венский конгресс восстановил несколько упраздненных им династий. Когда к власти пришел Бисмарк, их было около сорока» (с. 394).
Характерным образчиком авторского стиля является сюрреалистическое описание голода во время осады Парижа прусскими войсками в сентябре 1870 – январе 1871 года. Джон Норвич в красках, достойных Франсуа Рабле, описывает ужасные страдания парижан:
«Генри Лабушер, корреспондент лондонской газеты Daily News, в середине декабря написал, что “недавно съел ломтик спаниеля”, а через неделю рассказал, что встретил человека, который откармливал громадного кота в надежде подать его в Рождество, “обложив мышами, как колбасками”. <...> Затем, с течением мрачных дней, наступила очередь животных из зоопарка. Львов и тигров пощадили: никто не ел хищников, если мог этого не делать. В живых остались и гиппопотамы, просто потому, что не нашлось мясника, способного их забить. А вот двум слонам этого зоопарка, Кастору и Поллуксу, повезло меньше.
Сохранилось несколько меню изобретательных ресторанов. В одном меню на Рождество предлагали фаршированную голову осла, консоме из мяса слона, жаркое из верблюжатины, тушеную кенгурятину, паштет из антилопы, медвежьи ребра, кошку с крысой и вырезку волка под оленьим соусом. Другое меню, еще более претенциозное, включало brochettes de foie de chien maître d’hôtel, civet de chat aux champignons, salamis de rats, sauce Robert и gigots de chien flanqués de ratons [шашлыки из печени собаки метрдотель, рагу из кошки с грибами, салями из крысы, соус Роберта и задние лапы собаки в крысятах].
Томми Боулз из газеты Morning Post отметил в начале января: “Я уже обедал верблюдом, антилопой, собакой, ослом, мулом и слоном, которых я оцениваю в том порядке, как записал… конина, по правде говоря, отвратительна, ее специфический вкус забыть невозможно”. В последние дни осады правительство ввело новый сорт хлеба, названного pain Ferry в честь министра, который его придумал. Этот хлеб готовили из пшеничной и рисовой муки, но с добавлением соломы. Как сказал один смелый парижанин, казалось, что “его делали из старых панамских шляп, которые собирали по канавам”» (с. 412-413).
Поразительно, но даже в таких условиях «национальная гордость» (как это, увы, нередко бывает в мировой истории), вступала в борьбу со здравым смыслом. Как отмечает Норвич, после капитуляции Парижа в январе 1871 года «положение не улучшалось, а ухудшалось, и кайзер Вильгельм приказал послать почти голодающим парижанам 6 миллионов армейских пайков. Продовольствие прибывало и из Британии: в Детфорде двадцать четыре огромные печи день и ночь выпекали хлеб, а фонд помощи лорд-мэра едва успевал принимать пожертвования. Также быстро откликнулись Соединенные Штаты, отправив в Париж продовольствие на два миллиона долларов. Однако эти щедрые жесты не всегда встречались с благодарностью. Появление первых британских фургонов с едой на рынке Ле-Аль вызвало бунт с ужасными последствиями: было растоптано ногами множество кур, яиц и сливочного масла. А когда корабли с американской помощью пришли в Гавр, то понадобилось несколько дней на то, чтобы найти желающих их разгружать» (с. 416).
Из глав об истории Франции XX века выделю только два впечатливших меня трагических курьеза. Первый касается 7-го президента Третьей республики Феликса Фора, занимавшего пост главы государства в 1895-1899 годах. Как пишет Норвич: «Его избрали в январе 1895 г., в основном потому, что он был единственным кандидатом, который никого не обидел. Фор оставался в Елисейском дворце до своей неожиданной и довольно скандальной смерти 16 января 1899 г. Он умер от апоплексического удара в Голубом салоне Елисейского дворца во время встречи с одной из своих любовниц, мадам Маргерит Стенель. Секретари президента, находившиеся в соседней комнате, прекрасно знали, что происходит, но пронзительные крики женщины их встревожили, и они бросились в Голубой салон. Находящаяся в истерике мадам Стенель не могла освободиться – сведенные руки президента надежно застряли в ее волосах (как отмечает автор, они занимались оральным сексом – Н.П.).
Секретарям пришлось отрезать ей волосы, чтобы она смогла одеться. Затем ее поспешно удалили из дворца и только потом проинформировали вдову президента. (Говорят, что мадам Фор сразу послала за священником на случай, что муж еще жив и его успеют соборовать. Когда священник прибыл, дверь ему открыл дворецкий. Священник, запыхавшись, спросил: «Monsieur le Président, a-t-il encore sa connaissance?» «Non, monsieur, – ответил дворецкий. – On l’a fait sortir par la porte du jardin») («Монсеньор президент еще в сознании [еще со знакомой]?» – «Нет, монсеньор. Мы вытащили ее через дверь в сад». Здесь непереводимая игра слов, поскольку французское слово connaissance может означать и «знакомый(ая)», и «сознание») (с. 430-431).
Второй курьез связан с 11-м президентом Третьей республики (в феврале-сентябре 1920 года) Полем Дешанелем, который «начал свой президентский срок вполне респектабельно, но уже через несколько недель его помощники несколько обеспокоились, когда, получив от делегации школьниц букет, он стал бросать в них обратно цветок за цветком. В другой раз, говорят, он вышел к британскому послу голым, надев на себя только официальные знаки отличия. В ночь с 24 на 25 мая вообще произошел чрезвычайный инцидент: он выпал из окна президентского поезда в районе Монтаржи. Путевой рабочий нашел его блуждающим в пижаме и отвел в дом стрелочника на ближайшем железнодорожном переезде, откуда позже президента и забрали помощники. В конце лета он с заседания прошествовал в озеро прямо в одежде. Дешанель подал в отставку 21 сентября и стал единственным президентом Франции, который из Елисейского дворца отправился в психиатрическую лечебницу» (с. 442).
К сожалению, есть в книге и фактические неточности. Например, в главе «Благословение или проклятие? 1795-1815» Норвич пишет: «Наполеон оставался в Москве пять недель – еще одна роковая ошибка. Только в начале ноября Великая армия начала отступление, и в это время наступила зима» (с. 326). На самом деле, французская оккупация Москвы продолжалась лишь до октября 1812 года: 7 (19) октября из Москвы выступил сам Наполеон с главными силами своей армии, 10 (22) октября город покинул последний остававшийся там французский корпус маршала Э.А. Мортье, и уже 11 (23) октября летучий отряд генерал-майора И.Д. Иловайского 4-го занял Москву, оставленную противником [1].
В этой же главе можно прочесть, что «в битве при Ауэрштедте в 1806 г. прусские силы под командованием короля Фридриха Вильгельма III по численности больше чем вдвое превышали французские, но, услышав, что император лично командует войсками, прусский король призвал к немедленному отступлению, которое быстро превратилось в беспорядочное бегство. Позже обнаружилось, что его дезинформировали: император там даже не появлялся» (с. 333). На самом деле прусскими войсками в битве при Ауэрштедте командовал генерал-фельдмаршал Карл Вильгельм Фердинанд Брауншвейгский (1735-1806), а вовсе не король Фридрих Вильгельм III. Как пишет историк Д. Чандлер, в пылу этой битвы герцог Брауншвейгский «был смертельно ранен — ему прострелило оба глаза, когда он вел вперед на штурм полк гренадер, и Шметтау (генерал-лейтенант, граф Фридрих Вильгельм Карл фон Шметтау, командующий прусским авангардом - Н.П.) был тоже выведен из строя. Именно это явилось основной причиной замешательства среди пруссаков, так как Фридрих-Вильгельм III не назначил нового главнокомандующего и сам не встал во главе войск» [2].
Наконец, несколько комично читать о «великане» Шарле де Голле, рост которого указан как «шесть футов [1 м 83 см]» (с. 455). В действительности рост де Голля составлял никак не менее 1 м 90 см [3]. А. Ландау указывает его рост – 1 м 93 см [4]. Встречаются и оценки в 1 м 96 см.
В целом книга Норвича выполняет свою задачу – рассказать максимально кратко, но при этом живо, связно и на строгой научной основе, всю основную французскую историю. Решить эту задачу идеально, так, чтобы угодить всем критикам, и при этом осветить все необходимое в правильном соотношении – абсолютно невозможно. Но тем и ценны подобные авторские труды, что они побуждают к более глубоким размышлениям и дискуссиям на исторические темы как специалистов, так и широкую читательскую аудиторию.
"Историческая экспертиза" издается благодаря помощи наших читателей.
______________
[1] Подмазо А.А. Большая европейская война 1812-1815 годов. Хроника событий. М.: РОССПЭН, 2003. С. 55-56.
[2] Чандлер Д. Военные кампании Наполеона. Триумф и трагедия завоевателя: Монография / Пер. с англ. Н.Б. Черных-Кедровой. М.: Центрполиграф, 1999. С. 305.
[3] Арзаканян М.Ц. Де Голль. М.: Молодая гвардия, 2007. С. 17.
[4] Ландау А. Де Голль, история Франции 1940-1969. Москва: Энциклопедия-ру, 2016. С. 14